Подарок - Линдсей Джоанна - Страница 25

— Ты говоришь глупости, Анастасия. Не знал, что ты так бестолкова.

Девушка, тяжело вздохнув, заметила в тон маркизу:

— А ты абсолютно туп, милорд англичанин, иначе давно уж сообразил бы, что нам с тобой не о чем толковать.

Кристофер на мгновение негодующе застыл.

— Прекрасно, но перед тем как мы расстанемся, я все-таки хочу знать: каким образом ты собиралась убедить меня в том, что мы — муж и жена?

— Убедить тебя? — как-то неприятно скрипуче рассмеялась девушка. — Возможно, брачное свидетельство с нашими подписями до сих пор покоится в твоем кармане, если, конечно, ты не умудрился потерять его прошлой ночью. Но если это и так, ты всегда можешь расспросить преподобного Биггса… кажется, так его величали. Он объяснит, что ты угрожал избить его до полусмерти… точнее, вытрясти все внутренности, если он немедленно нас не поженит, и трясущийся от страха бедняга поверил тебе на слово и провел брачную церемонию. Так что тебе остается сделать все необходимое, чтобы развести нас в разные стороны. Тебе даже нет нужды уведомлять меня, что все кончено, поскольку я не сомневаюсь: ты приложишь для этого все усилия. Прощай. Отныне мы чужие.

И она без всяких помех исчезла в лесной чаще, в который раз сумев лишить его способности думать и дара речи.

Глава 19

Она не заплачет. Никто не увидит ее слез. Никто не дождется. Угораздило же ее связать себя узами брака с бесчувственным животным, спесивым олухом и, как выражался сам Кристофер, «чертовым снобом».

Но она не заплачет. Она видела его смущение и нерешительность и хотела помочь ему. Она видела его боль и желала ее исцелить. Она видела пустоту в его душе, пустоту, которую жаждала заполнить радостью. Но не подозревала, что он настолько глуп, чтобы заботиться о мнении окружающих. Какое им дело до того, что скажут другие? И неужели нужно приносить в жертву собственное счастье лишь потому, что «такое просто неслыханно»? Ведь они любят друг друга!

То, что случилось, было более чем возмутительным. Как она ошиблась в нем, как горько ошиблась, позволив чувствам взять верх над разумом! Она не должна была открывать перед ним сердце… по крайней мере пока. И вообще, при чем тут сердце? Разве стоит так убиваться оттого, что сама мысль о женитьбе на цыганке ему противна? Кроме того, ей с самого начала было известно, что он думает по этому поводу… когда не пьян, разумеется. Только напившись до одурения, он, как ни странно, становился куда более человечным, и тогда ничто, никакие препятствия не могли встать на пути его желаний и, уж конечно, не дурацкое «просто неслыханно». Он готов был смести все преграды ради того, чтобы заманить ее в постель, а потом…

Ничего не видя вокруг, Анастасия, ведомая каким-то сверхъестественным чутьем, добралась до табора, слишком униженная и оскорбленная, чтобы обратить внимание на Николая. Тот давно поджидал пропавшую невесту и сейчас, видя, что та и не думает его замечать, догнал девушку и резко дернул за руку, развернув к себе лицом. Опять синяки останутся… ну и пусть. Теперь ей все равно. Она привыкла, что прикосновения жениха причиняют одни страдания. — Где ты провела ночь? — прошипел он. Самым мудрым выходом было бы солгать, особенно еще и потому, что он так и кипел от ярости, но чувства девушки и без того были в таком смятении, что в душе подняла уродливую головку змея открытого неповиновения. Кроме того, Анастасия, как всегда при виде Николая, ощутила лишь брезгливое отвращение и ничего более. Гордо вскинув подбородок, она вызывающе бросила:

— Со своим мужем.

Пощечина оказалась не такой уж неожиданностью. По мнению обоих, вполне заслуженным наказанием. Даже сила удара, кинувшая ее на землю, была более чем обычной для такого зверя. Анастасия откинула волосы с лица и с ненавистью уставилась на цыгана.

— Кажется, ты плохо расслышал, Нико. Я была со своим мужем, гаджо, с которым обвенчалась прошлой ночью, гаджо, который позаботится о том, чтобы ты окончил дни свои в английской тюрьме, если еще раз хоть пальцем меня тронешь!

Как она и надеялась, Николай нерешительно попятился и даже слегка побледнел при упоминании о тюрьме, которая для цыган была хуже смерти. Эти люди не терпели ни замков, ни тюремщиков и мгновенно увядали в неволе, как цветы без корней. Однако он все еще сомневался в ее словах, имея для этого все основания.

— Ты обещана мне! — напомнил он наконец. — И не посмела бы выйти за другого! Врешь ты все, подлая тварь, и я тебе так исполосую спину, год не встанешь!

— Попробуй только! И потом, я тебе ничего не обещала! Ни тогда, ни теперь! Ничего, слышишь? И будь я тогда постарше, в жизни не согласилась бы принадлежать тебе, Нико! Ты для меня — пустое место, и будь ты даже единственным мужчиной на земле, никогда бы не выбрала столь ненавистного мне человека! Ненавижу тебя, ненавижу, и ты прекрасно это знаешь! Вместо этого я нашла любовь, настоящую любовь, которая неведома тебе подобным!

Несмотря на угрозы, он снова ударил бы ее, но она еще лежала на земле, вне его досягаемости. Кроме того, на крики начали сбегаться любопытные. Правда, они побаивались подходить ближе, но все в таборе навострили уши и не пропускали ни единого слова, все, даже Иван и Мария, единственная, кто смело ковылял к молодым людям так быстро, насколько позволяли старые кости. Обычно стычки Анастасии с Николаем оставались ею незамеченными — девушка опасалась плакать, боясь расстроить бабушку, — и сейчас старуха, доведенная до белого каления, спешила на защиту внучки. Краем глаза заметив ее приближение, Николай оцепенел. Среди цыган не было ни одного, кто бы не побаивался Марии. Даже его отец трепетал перед старой ведьмой. Ее предсказания бывали слишком точны, а проклятия разили наповал. И, что важнее всего, старуха была их счастливым талисманом. Ни один даже самый смелый дурак не рискует обидеть ту, что приносит удачу.

Но сейчас он был слишком взбешен, чтобы помнить обо всем этом, и предостерегающе поднял руку, словно пытаясь ее остановить:

— Уходи, старуха. Это тебя не касается. Вместо ответа она швырнула ему в лицо золотые монеты. Все попали в цель, каждая ударила в разное место, и будто десяток пчел одновременно ужалил его. Невероятно, чтобы столь слабая женщина оказалась способной так больно ранить!

— Вот выкуп за невесту! Возвращаю! — презрительно сплюнула Мария. — Моя внучка более ничем с тобой не связана, просто чужая женщина, и впредь ты станешь обращаться с ней как с посторонней. И держи свои лапы подальше от нее! Заглядывайся на кого другого!

— Ты не можешь сделать этого! — прорычал он.

— Все кончено. Даже если бы она и хотела тебя, я ни за что не допустила бы этого брака! Ты прирожденный негодяй и недостоин последней собаки, не то что такой красавицы. Мне искренне жаль твоего отца! Подумать только, единственный сын! Иметь такого? Уж лучше удавиться!

— Твои слова острее кинжалов, Мария, — вскинулся Иван, подбегая к ним. — Понимаю, что в тебе говорит гнев, но все же…

— Не гнев, Иван. Грустная правда, — оборвала Мария. — Никто, кроме меня, не смеет сказать тебе это в лицо, но умирающие страха не ведают.

Перед тем как присоединиться к спорившим, он услышал достаточно, чтобы смертельно побледнеть, как только ужасный смысл слов старухи дошел до него.

— Нет! Мы не можем потерять сразу обеих!

— На этот раз у тебя нет выбора. Ты не можешь удерживать Анастасию, если сердце ведет ее другой дорогой, а если и попытаешься, жди несчастья вместо радости. И тебе некого винить, кроме себя, Иван. Воспитай ты Николая достойным человеком, настоящим наследником, в котором вместо жестокости и злобы присутствовали бы лишь мудрость и справедливость, Анастасия могла бы полюбить его и навсегда отдать сердце.

Иван побагровел как рак, но ни словом не возразил, зная в глубине души, что старуха права, Николай приносил ему одно горе, и баро никому не признавался, каким разочарованием стал для него сын. Но сейчас на карту были поставлены благоденствие всего табора, удачливость, невероятно долго им сопутствующая, спокойная жизнь, словом, все то, что невыносимо тяжко терять.