Журнал "Если" 2009 № 9 - Галина Мария Семеновна - Страница 32

Ветер, снова ветер... Он выжимал слезы из глаз, забивал ноздри и рот снегом. Видимость была отвратительной, но это не мешало 29-й моторизованной продвигаться вперед. Если бы не снегопад, то отдохнувшая и пополненная за время длительного стояния в тылу дивизия представляла бы собой величественное зрелище. Пять десятков панцеров 129-го танкового батальона широким клином вспарывали белую целину. По флангам торопилась самоходная артиллерия. В центре по сугробам, как по белым волнам, плыли полугусеничные БТР моторизованных полков. Замыкала шествие колонна тягачей с буксируемыми пушками. Воплощенная мощь великой державы, олицетворение превосходства немцев над дикими восточными племенами.

Впрочем, о величии арийской расы Бауэр сейчас не задумывался. Основная его задача — не выбить себе зубы о железные потроха раскачивающегося на кочках бронетранспортера. Обер-лейтенант сидел справа от водителя и изо всех сил старался сохранить хотя бы какое-то подобие равновесия. Фельдфебель Бляйхродт по прозвищу Фатти — «папочка» — старался вести свой «ганомаг» как можно аккуратнее, но это не помогало.

По рации пришло сообщение:

— Головной дозор 129-го встретил русских.

— Сигнал роте: к бою!

Через пять минут мчащаяся на всех парах моторизованная дивизия врезалась в боевые порядки наступающего врага. Как это произошло, сам Бауэр из-за снежной пелены не видел. Но не понять, что означают разом полыхнувшие впереди десятки орудийных вспышек, было невозможно. Танковый батальон уже сцепился с противником. Следующие на очереди были они — моторизованная пехота. В эфире творилось черт знает что: «Пипер-один, два ивана на 12 часов — бей!», «Пипер-один, это Леон, держитесь, мы на подходе!», «Вэтгауэр, я подбит! А-а-а!..».

Где-то позади ожил штаб и искаженным до неузнаваемости голосом полковника передал: «Всем ротам: вперед на максимальной».

Они пронеслись километра полтора и внезапно выскочили из снежного облака. Остановились перед подножием холма. Впереди, на исполосованном гусеничными траками склоне, чадно дымили угловатые коробки танков. Своих и русских. Русских было больше: противник явно не ожидал столь скорого и мощного контрудара.

— Неплохо. Похоже, наши раскатали штук двадцать «тридцатьчетверок», — заметил привставший со своего места Бляйхродт.

— Да, но дозор мы потеряли, — невесело ответил Бауэр. — «Пипер» больше не выходит на связь. Давай-ка, Фатти, трогай дальше...

Тут-то их и накрыли.

Что произошло, обер-лейтенант так и не успел осознать. Просто на юге в небе появились огоньки, похожие на взметнувшуюся из костра гигантскую тучу искр, а потом... Потом наступила темнота. Бауэр ничего не слышал и не видел. Попробовал пошевелиться и понял, что не может. Легкие сжало с такой силой, что дышать не осталось никакой возможности. Еще немного, и он просто задохнется. Боже, дай мне воздуха! Я хочу жить. Я хочу дышать. Боже! Неужели конец?

Неподвижность и слепоглухонемое состояние испугали обер-лейтенанта до того, что он затрясся от ужаса. Затрясся? Так он жив?!

— ...! ...рих!

Кто это? Кто здесь?

— Эрих, ты жив? Сейчас я тебя вытащу. Эй, фельдфебель, ну-ка взяли!

Прорвавшийся внутрь черепной коробки голос показался Бауэру смутно знакомым. Что-то заелозило по лицу — и, о чудо, в глаза ударил свет! Тусклый свет русского зимнего неба, который сейчас показался обер-лейтенанту невыносимо ослепительным. Со зрением, впрочем, что-то все же было не так. Маячившая перед Бауэром человеческая фигура казалась Эриху прозрачной. По крайней мере, Бауэр отчетливо видел позади нее второго человека, которого тут же и узнал — Бляйхродт. Без каски, в истерзанном и свисающем клочьями обмундировании, Фатти с пыхтением оттаскивал в сторону колесо «ганомага», какой-то неведомой силой оторванное от машины вместе с куском оси.

— Эри!

Обер-лейтенант дернулся от громкого окрика:

— Да?..

На закопченном до неузнаваемости лице капитана Ланге прорезалась улыбка.

— Я уж было подумал, что ты оглох навсегда.

— Что со мной, Руди? Мне нужен санитар. — Каждое движение причиняло боль, но Бауэр заставил себя сесть.

— Полагаю, еще одна контузия, дружище, — излишне жизнерадостно сообщил Ланге. — А санитара нет. И роты твоей больше нет. Впрочем, моего батальона тоже.

— Как нет? — удивился Бауэр, шаря ладонью по заледеневшей земле в поисках опоры.

По земле? Интересно, куда делись сугробы? Неужели весь снег растаял?

— Привет от чертовых «сталинских органов». Русские еще называют их «ка-тью-ши». — Капитан сплюнул и поднялся с корточек. — Жуткая штука, Эри. Настоящая кара Господня. От всего батальона остались железные обломки, три десятка солдат да два офицера: я и ты. Где все остальные, черт его знает. Ни раненых, ни убитых. Видимо, их успели забрать с собой, а нас в заварушке боя просто потеряли. Полк вместе с дивизией сгинул. Связи нет. Нашу технику разнесло вдребезги.

Ланге поручил обер-лейтенанта заботам Бляйхродта и удалился, нетвердо ступая по выжженной земле. Бауэр смежил веки. И во второй раз за день потерял сознание.

Долго отлеживаться в беспамятстве Бауэру не дали. Капитан бесцеремонно влепил контуженому пару пощечин, а когда тот беспомощно заморгал, потряс перед носом Эриха своим кулаком:

— Не вздумай больше отключаться. Во-первых, замерзнешь. Во-вторых, ты мне нужен для встречи гостей.

Ох, как трещит голова. Каких гостей?

— Пока ты валялся носом в грязи, я перебинтовал тебе голову и послал двух солдат с биноклем на холм. Только что один из них вернулся — к нам движутся танки Иванов. Штуки четыре.

— Мы обречены, — меланхолично произнес Бауэр, сам поражаясь своему спокойствию. — Мы даже окопы отрыть в промерзшем грунте не сможем.

— Ну-ну, Эри, не все так плохо. — Ланге подмигнул обер-лейтенанту. — Есть одна идея... Сразу за моим батальоном шел противотанковый дивизион. Русские его тоже раздолбали, но одно орудие уцелело. К его прицелу мы тебя и поставим — ты же все равно сейчас у нас ограниченно-подвижный, верно?

— Допустим, — согласился Бауэр. — Но что я сделаю одной пушкой против четверки русских танков?

— Выбора все равно нет... А я залягу с «хирургической пилой»7 в воронке между твоим орудием и холмом.

— Зачем? От кого ты меня там собрался охранять?

— Не хотелось тебя расстраивать, дружище... Но русские идут с десантом на броне.

До орудия едва переставлявшего ноги лейтенанта дотащил Бляйхродт.

— Спасибо. Фатти, — Бауэр не без сожаления отлепился от спины Папочки. Осмотрелся.

— Что ж. все могло быть и хуже...

— Куда уж хуже-то, герр обер-лейтенант?! — Бляйхродт в попытке отдышаться наклонился и уперся руками в колени. — Уж лучше б я погиб там, в «ганомаге», вместе со своими ребятами. Я же с ними, почитай, с самой Франции с 40-го вместе топал...

— Отставить сопли, фельдфебель! — гаркнул Эрих, стягивая хрусткий, заледеневший брезент со щита орудия. — Когда я сказал «могло быть и хуже», то имел в виду, что нам могла достаться и 37-миллиметровая «колотушка»8. А у нас целая 75-миллиметровка Рак-40. Да мы из нее любого ивана насквозь просверлим! — Откровенно говоря, обер-лейтенант совсем не был уверен в последнем.

Следующие десять минут ушли на то, чтобы мрачно нахохлившийся фельдфебель вместе с пятком солдат под руководством Бауэра отцепили длинноствольную Рак-40 от завалившегося на бок тягача. Двигать почти полуторатонную пушку по разлохмаченной взрывами земле было не так-то просто: Бауэр сорвал глотку, подгоняя свой расчет. Ефрейтор Хартман приволок плоский деревянный ящик, вскрыл укупорку. Бронебойный снаряд блеснул латунью гильзы и нырнул в камору орудия. Фатти с лязгом запер затвор:

— Готово, герр обер-лейтенант.

Секунду спустя на гребне холма появились человеческие фигурки. Русские покрутились-покрутились на вершине и исчезли. Врага они не заметили. Из-за холма донеслось клацанье траков и звук газующих танковых двигателей.