Журнал «Если», 2008 № 02 - Бейкер Кейдж - Страница 16

— Пожалуйста… нельзя мне получить ваш автограф, мисс Сурейя?

— И мне тоже, — встрял мужчина, судя по виду шахтер или старатель, до такой степени покрытый красной пылью, что выглядел живой статуей. — И ваш, мистер Деламар.

— Мистер Деламар, мисс Сурейя, я из «Apec таймс», — объявил джентльмен с легким поклоном. — Можно попросить вас встать перед голокамерами? Чиринг Скузен, счастлив познакомиться… и я тут подумал… не дадите ли интервью, немного позже, конечно?

Мира искоса глянула на Криспина, который ответил торжествующей улыбкой. Значит, все будет хорошо!

И все было хорошо даже после первого визита Миры в клинику Базы Поселения, когда она узнала, что рождение ребенка на Марсе означает полную невозможность эмиграции в любую часть Вселенной, особенно на Землю, где ребенок, рожденный при марсианской силе тяготения, просто не выдержит земной, по крайней мере, покуда не станет взрослым, когда его можно будет приучить к тяжкому бремени собственного веса и земной тяжести.

Все было хорошо даже после того, как Кочевелу устроил им экскурсию по равнинам, и они увидели маленькие курганы из красных камней, насыпанные то там, то сям над телами умерших от удушья и переохлаждения старателей, выходивших Наружу, не имея ясного представления об ожидавших их опасностях. Кочевелу провез их мимо разрушенного фундамента большого Эфесского храма, уничтоженного очередным ураганом, после чего добрые матушки были вынуждены выстроить здание поскромнее, в Поселении, хотя и невыносимо вонючем, но надежно защищенном куполом.

Все было хорошо даже после того, как они обнаружили, что многие соседи оказались бывшими пациентами больниц: шахтеры и старатели вовсе не выглядели людьми, способными нарушить общественное спокойствие. Чаще всего они вели себя вежливо и предупредительно и только иногда смеялись слишком громко или затевали драки в баре. Но вокруг не обнаружилось ни одного монитора общественного здоровья, показания которых позволяли надеть на буянов наручники и потащить в специальное заведение. Если хорошенько присмотреться, психи казались такими же нормальными людьми, как и все остальные.

Все было хорошо, потому что у Криспина и Миры были бесплатная еда и крыша над головой в одной из смешных маленьких мансард, прикрепленных, как ласточкино гнездо, к внутренней стенке купола «Королевы Марса». Более того, им обещали жилье получше, как только работники мистера Мортона закончат новый многоквартирный дом, первый на Марсе!

Все было хорошо, потому что их интервью с мистером Скузеном появилось на первой странице «Apec таймс», и куда бы они ни пошли, с ними обращались как с членами королевской семьи.

Все было хорошо, потому что они скоро привыкли к смраду, и Мире становилось худо, только когда они отправлялись в Поселение. Кроме того, в хозяйственном магазине Матушки Гриффит продавались душистые фильтры для устранения запаха, которые можно было прилепить поверх воздушных масок, так что в носу стоял только аромат «Айленд спайс», «Берри попурри» или «Спринг боукей»[15].

И все было хорошо, потому что, впервые шагая к Центру искусств Эдгара Аллана По, Мира взглянула на черные шпили, резко выделявшиеся на фоне фиолетового марсианского заката, и увидела над ними взмывающие в небо очертания купола, который строился для защиты нового города. Блестящая сталь отражала последние лучи солнца, крохотные голубые точки вспыхивали в тех местах, где на невозможной высоте работали сварщики в скафандрах. Мира глядела на эту красоту, и ей впервые показалось, что в животе шевельнулся ребенок.

Мира уставилась на экран пластинки.

— «Как сказал старик, — громко прочитала она вслух, — я услышал громовой и постепенно усиливающийся звук».

— И тут следует твой выход, — заметил Криспин, приблизив лицо к гримерному зеркалу.

— Собственно говоря, он, кажется, собирался записать этот отрывок, чтобы потом вставить звуковые эффекты, — вспомнила Мира. — Когда Приезжий продолжает: «Здесь водная ширь, изрезанная, изрубцованная тысячью встречных потоков, вдруг вздыбилась в неистовых судорогах, шипела, бурлила, свистела, закручивалась спиралью в бесчисленные гигантские воронки»[16], и так далее, и тому подобное, я и еще две девушки ходим по кругу на заднем фоне с самым зловещим видом. И, полагаю, ты должен в ужасе таращиться на нас.

— Ну, как я выгляжу?

Криспин повернулся к ней. Кроме белого парика и бороды он вставил фальшивую челюсть. Одарив Миру кривой, безумной улыбкой, он потер руки и захихикал, как сумасшедший.

— Может… немного переборщил, — заметила Мира как можно мягче.

— Нет-нет, видишь ли, старик спятил после того, что ему пришлось пережить, — возразил Криспин. — Нужно же внести какие-то комические штрихи, особенно, если история ничего, кроме тоски, не навевает. Нечто вроде психологической разрядки для публики.

Мира прикусила губу.

— Продолжаем, продолжаем, — потребовал Криспин. — Кто получил роль Приезжего?

— Мистер Скузен. Журналист.

— Прекрасно. Он, по крайней мере, умеет читать. Дальше.

— «Поверхность моря стала более гладкой, воронки одна за другой исчезли, но откуда-то появились громадные полосы пены, которых раньше совсем не было…» Знаешь, что бы я сделала на твоем месте? Поговорила бы с откатчиками. Они часто выходят Наружу. Матушка Гриффит рассказывала мне о совершенно кошмарных бурях.

— О да, как там их называют… «Малина» или что-то в этом роде, — кивнул Криспин. — Вроде той, что разрушила храм. Да, блестящая идея. Кто тот здоровяк, который играет моего брата на паруснике? Альф! Он здесь старожил. Куплю ему пива или что-нибудь еще. Продолжай, продолжай.

Мира подняла пластинку.

— «Внутренность… чудовищной воронки представляла собой блестящую, черную, как агат, водяную стену… которая бешено вращалась стремительными судорожными рывками и оглашала воздух таким душераздирающим воем — не то воплем, не то ревом, — какого даже могучий водопад Ниагары никогда не воссылал к небесам… Гора содрогалась до самого основания». Дальше Приезжий обращается к старику: «Это, конечно, и есть великий водоворот Мальстрем?» Теперь твоя реплика.

Криспин сцепил руки и визгливо расхохотался:

— «А! Я расскажу вам одну историю». Почему ты морщишься?

— Дорогой, так смеялся твой Губка Боб.

Криспин растянул губы в уродливой улыбке, эффект которой еще усиливали фальшивые челюсти.

— Вовсе нет. Этот еще безумнее.

Он снова рассмеялся.

— Нет, ты права. Прости.

И еще раз издал замогильный смешок.

— Нашел! Итак: «Я расскажу вам одну историю, которая убедит вас, что я кое-что знаю о Мальстреме!»

— Хочу поблагодарить вас за то, что пришли сегодня, — начал мистер Мортон, переплетая длинные белые пальцы. — Особенно наши звезды, которым пришлось — ха-ха — воистину пересечь небеса, чтобы засиять среди нас. Но я уверен, что каждый будет сверкать в своей, особой сфере, когда мы начнем наше путешествие к Настоящему искусству!

— Bay! — воскликнула Мона. Последовали вежливые аплодисменты.

— Наши звезды, конечно, в представлении не нуждаются, — продолжал мистер Мортон. — Но я хотел бы, чтобы остальные актеры по очереди вставали и называли свое имя. Почему бы не начать с левой стороны сцены? Первый ты, Альф.

— Роль — Эрин, — начал Альф. — Зовут Альф Чеппинг. Родилса двацать третего апреля две тыщи восемьсят третьего года. Пациент номер семьсот семьсят пять. Член Союза откатчиков номер шашнадцать.

— А… почему ты решил стать актером, Альф?

— Люблю пьесы, — коротко бросил Альф.

— Здорово! — воскликнул Криспин.

Вперед выступила Мона.

— Я Мона Гриффит. Помолвлена. Свадьба — в следующем году. Но я всегда хотела стать актрисой. Даже когда была маленькой, забиралась на стол и изображала голограмму. И я еще могу спеть песенку Перки Фьюжн. Хотите послушать?