Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

За это можно все отдать

Тушнова Вероника

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

За это можно все отдать - Тушнова Вероника - Страница 4

Изменить размер шрифта:

Тропинка

Ночами такая стоит тишина,

стеклянная, хрупкая, ломкая.

Очерчена радужным кругом луна,

и поле дымится поземкою.

Ночами такое молчанье кругом,

что слово доносится всякое,

и скрипы калиток, и как за бугром

у проруби ведрами звякают.

Послушать, и кажется: где-то звучит

железная разноголосица.

А это все сердце стучит и стучит —

незрячее сердце колотится.

Тропинка ныряет в пыли голубой,

в глухом полыхании месяца.

Пойти по тропинке – и можно с тобой,

наверное, где-нибудь встретиться.

«И знаю все, и ничего не знаю…»

И знаю все, и ничего не знаю…

И не пойму, чего же хочешь ты,

с чужого сердца с болью отдирая

налегших лет тяжелые пласты.

Трещат и рвутся спутанные корни.

И вот, не двигаясь и не дыша,

лежит в ладонях, голубя покорней,

тобою обнаженная душа.

Тебе дозволена любая прихоть.

Но быть душе забавою не след.

И раз ты взял ее, так посмотри хоть

в ее глаза, в ее тепло и свет.

«Помню празднество ветра и солнца…»

Помню празднество ветра и солнца,

эти лучшие наши часы,

и ромашек медовые донца,

побелевшие от росы.

Помню ржавые мокрые листья

в полусвете угасшего дня.

Горьких ягод озябшие кисти

ты с рябины срывал для меня.

Помню, снежные тучи повисли,

их кружила седая вода.

Все улыбки, и слезы, и мысли

я тебе отдавала тогда.

Я любила и холод вокзала,

и огней исчезающий след…

Я, должно быть, тогда еще знала —

так рождается песня на свет.

Сон

Мне все это снилось еще накануне,

в летящем вагоне, где дуло в окно…

Мне виделся город в дыму полнолунья,

совсем незнакомый, любимый давно.

Куда-то я шла переулком мощеным,

в каком-то дворе очутилась потом,

с наружною лестницей

и освещенным

зеленою лампой

чердачным окном.

И дворик, и облик старинного дома —

все было пугающе, страшно знакомо,

и, что-то чудесное вспомнить спеша,

во мне холодела от счастья душа.

А может, все было не так, а иначе,

забыто, придумано…

Будем честны:

что может быть неблагодарней задачи

невнятно и длинно рассказывать сны?

Коснись – и от сна отлетает дыханье,

с мерцающих крыльев слетает пыльца.

И – где оно, где оно? – то полыханье,

которое в снах озаряет сердца?

Но жизнь мне послала нежданную помощь:

я все отыскала – и город, и полночь,

и лестницу ту, и окошко в стене…

Мне память твердила: теперь-то ты помнишь?

А мне все казалось, что это во сне.

Первый снимок.

«Всплески мерные…»

Всплески мерные

за бортами,

посвист свежего ветерка,

смутно дизелей бормотанье

долетает изглубока.

Берега обступают тесно

темным ельником и сосной,

удивительны и прелестны

тишиною своей лесной.

После долгих просторов моря,

где и берега не видать,

очень ласковы

эти взгорья,

сел прибрежная благодать.

И на нашем пути пройденном

представляется это мне

часом праздничным,

проведенным

с кем-то близким

наедине.

«В альбомчике школьном снимки…»

В альбомчике школьном снимки:

Сосны. Снега. Стога.

В рыже-лиловой дымке

давние берега.

Все, что тогда любила, —

выцвело, отошло.

Помнится только – было.

Ну, было – и хорошо!

Вечером на закате,

в особый июньский день,

девочки в белых платьях

в школу несут сирень.

Прошлое на закате

солнцем озарено.

Девочки в белом платье

нет на земле давно.

Это не боль, не зависть, —

юности милой вослед

смотрит не отрываясь

женщина средних лет.

Давнее теплое счастье

мимо нее прошло.

Кивнуло ей, усмехнулось

и скрылось… И хорошо!

И хорошо, что годы

изменчивы, как река.

Новые повороты,

новые берега.

Прощанье

У дебаркадеров лопочет

чернильно-черная вода,

как будто высказаться хочет,

да не умеет – вот беда!

Как будто бы напомнить хочет

о важном, позабытом мной,

и все вздыхает, все бормочет

в осенней теми ледяной.

Мой давний город, город детства

в огнях простерт на берегу.

Он виден мне, а вот вглядеться

в себя, былую, не могу.

Чувств неосвоенная область,

смятенных дум круговорот.

Напрасно старенький автобус

меня на набережной ждет.

Ах, если б не рассудка строгость

и не благоразумья власть!

Но тонко просвистела лёгость,

и связь, как нить, оборвалась.

И вот уже клубит сугробы

и за кормой шумит вода,

и город в ночь уходит, чтобы

не воротиться никогда.

И не сказать, как это грустно,

и взять бы кинуться вослед…

Но жизнь с трудом меняет русло,

когда тебе не двадцать лет.