Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Бал был бел

Лукин Евгений Юрьевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Бал был бел - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 32

Изменить размер шрифта:

Давняя

Что ты, княже, говорил, когда солнце меркло?

Ты сказал, что лучше смерть, нежели полон.

И стоим, окружены, у речушки мелкой,

и поганые идут с четырёх сторон.

Веют стрелами ветра, жаждой рты спаяло,

тесно сдвинуты щиты, отворён колчан.

Нам отсюда не уйти, с берега Каялы, —

перерезал все пути половец Кончак.

Что ты, княже, говорил в час, когда затменье

пало на твои полки вороным крылом?

Ты сказал, что только смерд верует в знаменья,

и ещё сказал, что смерть — лучше, чем полон.

Так гори, сгорай, трава, под последней битвой!

Бей, пока в руке клинок и в очах светло!..

Вся дружина полегла возле речки быстрой,

ну а князь пошёл в полон — из седла в седло.

Что ты, княже, говорил яростно и гордо?

Дескать, Дону зачерпнуть в золотой шелом…

И лежу на берегу со стрелою в горле,

потому что лучше смерть, нежели полон.

Не оглядывайся, князь, право же, не стоит —

лучше думай, как бы стать сватом Кончаку.

Не обидит свата сват и побег подстроит,

и напишет кто-нибудь «Слово о полку».

1983

«В южной местности гористой…»

В южной местности гористой

на краю пустыни длинной

рассказали гитаристу

про старинные руины.

Рассказали — и гортанным

мёртвым именем назвали.

И ушёл он по барханам

к серым контурам развалин.

Брёл по зыби золотистой —

просто так, из любопытства

поглядеть и возвратиться.

Поглядел — не возвратился.

Он нашел меж серых склепов,

где кончался мёртвый город

оловянный серый слепок

с человеческого горла.

Там, в толпе цветасто-тесной,

там, за белой толщей праха,

кто-то пел не просто песню,

кто-то пел не просто правду.

Значит, слово било в сердце,

убивало, помыкало,

коль одно осталось средство —

ковшик жидкого металла.

Но не знал палач усердный,

запечатав глотку эту,

что отлил в металле сером

первый памятник поэту.

Храмы — рухнули. И ныне

равнодушно смотрят горы:

что осталось от твердыни?

Оловянный слепок с горла.

От прославленной столицы —

слиток серого металла.

Было страшно возвратиться,

страшно было взять гитару —

и начать, как начинали

до тебя, — отважно, скорбно,

точно зная, что в финале —

оловянный слепок с горла.

1982

«О величии идей…»

О величии идей

говорить пока не будем.

Просто жалко мне людей,

что попали в лапы к людям.

Как-нибудь в конце концов

мы сведём концы с концами.

А пока что жаль отцов

арестованных отцами.

Покривив печально рот,

так и ходишь криворотым.

Мол, хороший был народ,

уничтоженный народом.

1989

Сюжет

Допустим, брошу. Белая горячка

дня через два призна́ет пораженье.

Из нежно промываемых извилин

уйдут кошмары скорбной чередой:

пальба из танков, Горби, перестройка,

культ личности, Октябрьское восстанье,

потом — отмена крепостного права

и, может быть, Крещение Руси…

Но тут заголосит дверной звонок.

Открою. И, сердито сдвинув брови,

войдут четыре человека в штатском,

захлопнут дверь, отрежут телефон

и скажут: «Зверь! Ты о других подумал?

Ну хоть о нас — плодах твоей горячки?» —

и, с дребезгом поставив ящик водки,

достанут чисто вымытый стакан.

1995

Песенка о варягах

Говорят, что варяги тоже были славяне:

уходили в запои, залезали в долги;

выражались коряво, да такими словами,

что тряслись-прогибались в теремах потолки.

Ну а мы-то не знали, кто такие варяги.

Мы-то думали: немцы, культурный народ.

Вмиг отучат от браги, уничтожат коряги

и засыплют овраги у широких ворот.

От корявых посадов — неприятный осадок.

Вместо храма — с десяток суковатых полен.

Проживи без варягов, если поле в корягах

и под каждой корягой — нетрезвый словен!

И явились варяги. Там такие ребята…

За версту перегаром и мат-перемат!

И от ихнего мата стало поле горбато

и опасно прогнулись потолки в теремах…

Говорят, что варяги тоже были славяне.

И тогда говорили, и теперь говорят.

И какой тут порядок, если поле — в корягах

и под каждой корягой — нетрезвый варяг!

1987

«Полистаешь наугад…»

Полистаешь наугад —

всё расстрелы да застенки.

От Памира до Карпат

нет невыщербленной стенки.

Вот и думается мне:

до чего же я ничтожен,

если в этакой стране

до сих пор не уничтожен?

1995