Вижу судьбу - Петренко Аза - Страница 5

Мамин отец уже умер, а бабушка – мамина мама, до сих пор жива. Мы все ее очень любим, а она – нас. У бабушки уже не только внуки, а десять правнуков и одна праправнучка! Мы часто ездим к ней в Новороссийск. Она радуется и шутит:

– Какая же я была глупая, что родила только одну дочь!.. Это сколько же у меня детей и внуков могло быть от нескольких детей? Вот прислал бы каждый по сто рублей – у меня пенсия была бы как у президента!..

Папе сейчас 62, он так и остался вдовцом. Представьте, как трудно было ему поднимать пятерых детей – он был нам и отцом и матерью и дал нам столько заботы, ласки и любви, что мы никогда не чувствовали себя сиротками. При этом он очень требовательный, строгий. И не только к нам, но и к себе: мы никогда не видели посторонней женщины у нас в доме. Когда мама умерла, родственники и друзья часто подступали к отцу:

– Ну, что ты так маешься? Да отправь половину детей к теще и тестю в Новороссийск: пусть помогают. А можно и всех по родне раздать. Хоть на время. Жизнь ведь не кончается: еще женишься, еще дети будут…

Папа всегда в ответ показывал раскрытую ладонь:

– Как мне их разделить? Какие пальцы важные, а какие – нет? Скажите, какие пальцы я могу у себя отнять? Смогу без них счастливо жить дальше?..

На отца так давили, что он не выдержал и ушел с нами из материнского дома на квартиру. Конечно, стало еще труднее, но больше никто со своими советами – разлучить нас – в наш дом не совался.

Папа за нас всегда сильно переживал. Он понимал:

– Как говорится, без отца дети – сироты, а без матери – круглые сироты. Как бы я ни старался, все равно вам мать не смогу заменить. Но запомните: если в богатой семье ребенок сделает что-то не то, – этого не будет видно, потому что родители все прикроют, а вы у меня, как на ладони: даже маленькое пятнышко будет заметно… Старайтесь так жизнь прожить, чтобы пятен не было, и никто бы на вас не показал пальцем.

Повзрослев, мы со старшей сестрой не раз говорили отцу:

– Мы все вырастем, вылетим из гнезда, а ты останешься один. Тебе нужно свою жизнь устраивать.

– Женщину найти не сложно, – отвечал он, – а вот жену…

И папа так и не женился. До сих пор весь дом мамиными фотографиями уставлен. Он оказался однолюбом.

Моя семья

У меня часто спрашивают, в особенности журналисты, – когда открылся мой дар? Как я это почувствовала?

Ничего не «открывалось» в одночасье. Ничего я не «чувствовала» – я просто это знала, это всегда было со мной. В детстве я не себе удивлялась, а другим: почему они этого не видят, почему не чувствуют? У меня тогда еще не было никаких практических знаний, но уже были абсолютно точные ощущения. Я просто ВИДЕЛА. Или ЧУВСТВОВАЛА. Бывает, человек проходит, а от него покойником пахнет, – мне аж плохо делается. Бывает, в дом войдешь, – а там тот же запах. И я знала, что скоро в этот дом придет горе… Поначалу ужасно этого боялась, оббегала такой дом десятой дорогой, но потом поняла, что это закон жизни: кому-то предначертано жить, а кому-то приходит время уходить… Приняла это и стала относиться спокойно.

Так уж получилось, что я рано повзрослела: с тринадцати лет на мне было все хозяйство, забота об отце и младших, – старшая сестра рано вышла замуж и стала жить отдельно. Вот так у меня началась жизнь взрослого человека. Младших братьев я считаю по сути своими детьми, понимаю, если у них что-то не так, – я виновата: плохо воспитала… Если что-то хорошее – и моя заслуга в этом есть.

Но это понимание пришло позже. А тогда я ведь сама была девчонкой. Хотелось с подружками погулять, в кино сходить, книжку интересную почитать, но надо было и еду приготовить, и в доме прибрать, и постирать… На мальчишках одежда просто горела! Так что я и шить, и штопать, и вязать, и вышивать, – все могла, ни минуты без дела не сидела. Мне всегда так хотелось, чтобы младшенькие выглядели не хуже других! Пусть не в обновках, так всегда в чистеньком. И себе платье новое из маминого перешью, кружевами украшу или бисером узор вышью, – красота!

Скажу без похвальбы: у меня в руках все горит! С одной стороны – жизнь заставила, с другой – мне все это самой нравится. И на растения рука легкая: палку в землю воткну – прорастет. Меня в детстве прозвали «девочка-удача». Хоть и жили мы небогато, всегда к нам приходили и просили у меня монетку. Верили, если из моих рук взять, – удача и деньги придут. И по сегодняшний день так. Любят меня в гости приглашать, знают, если я вошла в дом – принесу в него удачу. На самом деле! Правда, мне это порой выходит боком, столько проблем приносит, – не в смысле денег, нет. Вот, к примеру, приду на рынок, где меня все хорошо знают, а обслуживать не торопятся – и передо мной всегда очередь набегает. Я стою, стою, потом не выдержу и взмолюсь:

– Что ж вы так? Я же ваша постоянная покупательница…

– Азочка, – умоляют они, – постой немножко: ты как магнитом людей притягиваешь. Ты уходишь – все покупатели разбегаются.

И смех и грех.

Уже в школе ко мне все приставали: погадай, погадай! В том числе и учителя. Потому что все знали, что я – внучка Азы Дмитриевны. И с 14 лет я уже профессионально принимала людей. А папа страшно ругался, запрещал мне гадать и гонял всех со двора:

– Что вам нужно от ребенка?.. Вы, взрослые люди, не можете со своими проблемами разобраться, так чего ждете от девчонки?..

Он хотел, чтобы я стала врачом: и профессия уважаемая, всегда востребованная, и в память о маме. А я мечтала быть балериной. Только музыка заиграет, я подвязывала широкую юбку в виде пачки, поднималась на пальчики и кружила по комнате. А когда по телевизору показывали балет, я прилипала к экрану, забывая обо всем на свете! Балерины из меня, увы, не получилось, но танцевать до сих пор люблю. Меня часто приглашают на свадьбы пары, которым я помогла найти друг друга. И всегда ради меня оркестр играет «цыганочку». Я мгновенно завожусь, выхожу в круг. И то ли я так действую на людей, то ли все-таки эта музыка, миг – и все пускаются в пляс! И русские и нерусские, и худые и полные, и молодые и… не очень. У всех глаза горят, все как бы родство друг с другом чувствуют, наперебой кричат:

– Аза, мы тебя любим!

И я вас люблю!..

Папа растил нас и воспитывал один. Только со временем я поняла, какой груз он взвалил на свои плечи, как же ему было трудно… Сам заплетал нам с сестрой косы, следил за учебой. Чтобы больше зарабатывать и больше времени нам уделять, забросил любимую музыку и преподавание и пошел работать электриком в ЖЭК. У него золотые руки: все может. Он – человек гордый, никогда никого не просил о помощи. Жили мы небогато, но папа не признавал никаких пособий и подачек:

– Ничего нам не надо: сам своим детям заработаю.

Учителя знали нашу ситуацию, входили в положение. Если я не приходила в школу, – значит, младшие дети болели. И мне верили без всяких справок. Я всегда добром вспоминаю учителей, и особенно свою классную руководительницу Анну Никитичну, и молю Бога, чтобы моим деткам попалась такая же, как она. Это прекрасный, большой души человек! Она относилась к нам ко всем с материнской любовью. Она еще папу моего учила, потом всех нас.

Когда была нами не довольна, шутливо роптала:

– Это мне такое божье наказание: учить весь род Петренко? Все, сил нету вас терпеть, – ухожу на пенсию!

Я – ей:

– Анна Никитична, а Сашу кто будет учить? А наших деток?..

Помню, в классе четвертом к празднику надо было прийти в парадной форме с белыми бантами. Я совсем забыла и поздно папе об этом сказала, когда уже надо было идти в школу. А белых бантов-то нет, и взять негде. Папа тут же нашел выход из положения: туго накрахмалил бинты, нагладил и вплел мне в косы. Но пока я дошла до школы, они от дождя намокли и обвисли. Анна Никитична пришла в ужас:

– Я твоему отцу руки оторву!

Куда-то побежала, вернулась с двумя красивыми капроновыми бантами и переплела мне косы. Так что я не чувствовала себя хуже всех.