Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Гроза

Коган Павел Давыдович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Гроза - Коган Павел Давыдович - Страница 14

Изменить размер шрифта:

«Мне надоело басом говорить…»

Мне надоело басом говорить,

Мне горло натирает медью голоса.

А над Землей

Полярная звезда горит,

Как зайчик солнечный

от Северного полюса.

1940

ПИСЬМО

Жоре Лепскому

Вот и мы дожили,

Вот и мы получаем весточки

В изжеванных конвертах

С треугольными штемпелями,

Где сквозь запах армейской кожи,

Сквозь бестолочь

Слышно самое то,

То самое,

Как гудок за полями.

Вот и ты,

товарищ красноармеец музвзвода,

Воду пьешь по утрам из заболоченных речек.

А поля между нами,

А леса между нами и воды.

Человек ты мой,

Дорогой ты мой человече!

А поля между нами,

А леса между нами.

(Россия!

Разметалась, раскинулась

По ложбинам, по урочищам.

Что мне звать тебя!

Разве голосом ее осилишь,

Если в ней, словно в памяти,

словно в юности:

Попадешь — не воротишься.)

А зима между нами.

(Зима ты моя,

Словно матовая,

Словно росшитая,

На большак, большая, хрома ты,

На проселочную горбата,

А снега по тебе — громада,

Сине-синие, запорошенные.)

Я и писем тебе писать не научен.

А твои читаю,

Особенно те, что для женщины.

Есть такое в них самое,

Что ни выдумать, ни намучить,

Словно что-то поверено,

Потом потеряно,

Потом обещано.

(…А вы все трагической героиней,

А снитесь девочкой-неспокойкой.

А трубач «тари-тари-та» трубит:

«По койкам!»

А ветра сухие на Западной Украине.)

Я вот тоже любил одну сероглазницу,

Слишком взрослую,

Может быть, слишком строгую.

А уеду и вспомню такой проказницей,

Непутевой такой, такой недотрогою.

Мы пройдем через это.

Мы затопчем это, как окурки,

Мы, лобастые мальчики невиданной

революции.

В десять лет мечтатели,

В четырнадцать — поэты и урки.

В двадцать пять —

Внесенные в смертные реляции.

(Мое поколение —

это зубы сожми и работай,

Мое поколение —

это пулю прими и рухни.

Если соли не хватит —

хлеб намочи потом,

Если марли не хватит —

портянкой замотай тухлой.)

Ты же сам понимаешь, я не умею бить

в литавры,

Мы же вместе мечтали, что пыль,

Что ковыль, что криница.

Мы с тобою вместе мечтали пошляться

по Таврии

(Ну, по Крыму по-русски),

А шляемся по заграницам.

И когда мне скомандует пуля

«не торопиться»

И последний выдох

На снегу воронку выжжет

(Ты должен выжить,

Я хочу, чтобы ты выжил),

Ты прости мне тогда, что я не писал

тебе писем.

А за нами женщины наши,

И годы наши босые,

И стихи наши,

И юность,

И январские рассветы.

А леса за нами,

А поля за нами —

Россия!

И наверно, земшарная Республика Советов!

Вот не вышло письма.

Не вышло письма,

Какое там!

Но я напишу,

Повинен.

Ведь я понимаю,

Трубач «тари-тари-та» трубит:

«По койкам!»

И ветра сухие на Западной Украине.

Декабрь 1940

«О чистая моя мечта…»

О чистая моя мечта,

Какою ты оскоминой платила

За то, что правота моя — не та,

И то, что выдумал, не воплотилось.

Пройти по вечеру и обнаружить вдруг,

Что фонари качаются, как идолы,

И что листы кленовые вокруг,

Как кисти рук отрубленных, раскиданы,

Как чертовщиной древнею плело

От медленно плывущих расстояний,

Как двуедин, как обречен на слом

И, может быть, затем и постоянен

Весь ритуал тоски.

О детство в легких зернышках росы,

Пройди по лютикам подошвами босыми,

Не повторись! Из множества Россий

Я эту заповедь зову Россией.

Тепло ты мое земное!

Надо же так родиться.

Ты слышишь: шумит за мною

Горчайшая традиция.

Конец 1940

«Нам лечь, где лечь…»

Нам лечь, где лечь,

И там не встать, где лечь.

…………………………………………

И, задохнувшись «Интернационалом»,

Упасть лицом на высохшие травы.

И уж не встать, и не попасть

в анналы,

И даже близким славы не сыскать.

Апрель 1941