Записки морфа - Сапегин Александр Павлович - Страница 20

Неделя. Семь суток. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят минут я познаю себя и благодарю сестру, за то, что Саша не оставила младшего брата с океаном проблем и ежедневно, ежечасно поддерживала, не давала скатиться в пучину стресса и отчаяния, была рядом и постоянно давала "пенделей", чтобы полиморфный индивид не хандрил. И я держался, стараясь с юмором воспринимать очередной выверт свихнувшегося организма. Да-да, способность к полиморфическим изменениям была не единственной, долбанувшей "битой по голове". На второй день я на собственной, порядком потрепанной, шкуре ощутил, что чувствуют собаки. Тихо-тихо, я не превратился в дворнягу или какого другого породистого пса, хотя подозреваю, что при достаточном желании проделаю подобный трюк с лёгкостью, просто меня настигло понимание, как тяжело бедным животным переносить наполненный людьми город и мириады источаемых людьми и продуктами цивилизации запахов. Никогда не думал, что каждая вещь может быть окрашена во множество различных полутонов. Моя гавайка пахла не только мною, она отдавала кисло-сладким духом стирального порошка и кондиционера, легонько ласкала запахом маминых рук и возбуждала не отстиравшимся запахом секса и туманным ароматом Шварцкопф. С высоты нового восприятия мира видна слепота простых людей, я до случившегося со мной не представлял, что мир ярко раскрашен миллионами цветов, состоящих из запахов. Тяжёлый дурман нагретого асфальта, убивающая вонь выхлопных газов и нечищеных зубов, ласковая волна зелени и томная струя прошлогодней листвы и прелости, чистый, солнечный цвет запаха леса и горной реки. Давящий запах пота и труда, возвращающегося со смены рабочего и манящие ароматы хихикающих девиц, они особенно ярки и окрашены в возбуждающий розовый и красный цвет. Девушки пахнут жизнью и м-м-м, самками. Некоторые сильнее или слабея, но бегая вечерами по дорожкам парка, я каждый раз окунался в тянущиеся за представительницами прекрасной половины человечества шлейфы запахов. Ловя носом волны феромонов, я зрительно представляя себе обладательниц особо приятных и возбуждающих следов и часто представления оказывались близки к мысленным реконструкциям, ещё раз документально подтверждая мои сексуальные предпочтения. Сейчас я без осмотра могу сказать — здоров человек или нет, один и тот же человек может пахнуть по-разному. Здоровый пахнет кедром и дубом, больной — старыми грибами. Станция, изменив меня, показала, что мир гораздо больше и разнообразней, чем он представлялся раньше. Всё было бы нормально, если бы я не улавливал запахи не только носом, но и языком, и всей поверхностью кожи…

За неделю я прошёл некую эволюционную стадию от одноклеточного, до сложного организма. Кроме запахов, пришлось столкнуться с "игрой" зрения и слуха. Чертовски неприятно, когда стоя за пять метров от сестры ты начинаешь слышать удары её сердца и тихое бульканье в желудке или внезапно твои глаза застилает режущая боль, а в следующий момент мир погружается в красные тона, и ты превращаешься в тепловизор на двух ножках. Со семи казусами приходилось как-то справляться, находить пути решения для снятия проблемы и загрубления народившихся способностей. Иногда у меня нет-нет да мелькали мысли бросить всё к чёрту и податься в какой-нибудь институт… Если бы всё было так просто и легко и визит к учёным мог бы вернуть мироздание на круги своя, но разум и интуиция подсказывали, что потакание временным слабостям ничем не помогут. Учёные бессильны перед проявлениями инопланетного вмешательства, "хворь" настигла меня всерьёз и надолго — навсегда! Посему пессимистический писк давился на корню, и я учился жить по-новому.

Учёба занимала по четыре-пять часов в день, суровая контролёрша, которую я ловко нагрел с Уваровым, не давала мне спуску. В отместку я поднимал это блондинистое чудо с мозгами брюнетки ни свет, ни заря. Саша на выходных и каникулах любила понежиться в постели, но моё надзорное око пресекало всякие поползновения к сибаритству. Так и мы и жили, по-доброму гадя друг другу, что вносило некий колорит в нашу далеко неспокойную жизнь.

*****

— Давай ещё, я не включила секундомер!

Я раздражённо рыкнул, но послушно изменил лицо в "исходное" состояние. Сашка выбрала новое изображение и включила голографический ряд.

— Третий слева. Время пошло! — наманикюреный пальчик коснулся виртуальной кнопки запуска секундомера.

Я прошёлся взглядом по фэйсу "морлоковской" модели из рекламы чего-то там и привычно расслабился, представляя, как лицо меняется на морду голографического красавчика. Неприятно заныли зубы и зачесался нос, за ушами затрещало, хрустнули челюстные замки, в глаза будто перцу насыпали, а в рот, тьфу, гадость, словно кошка нагадила. Неприятные ощущения нахлынули волной и откатились, забирая с собой боль, зуд и раздражение, сигнализируя, что преображение завершилось.

— Готово!

— Стоп, — умная электроника среагировала на голосовую команду, секундомер перестал накручивать тысячные и сотые. — Тринадцать с половиной секунд. Кр-р-расавец, растёшь, мальчиша! — поцокала языком сестра. — Давай полное. Хочу брюнетика из второго ряда.

— Губа не дура…

— Что ты сказал? — Сашка картинно приподняла левую бровку. — Я не расслышала. Давай работай!

Я улыбнулся, разглядывая "страшную" в гневе сестрёнку и щёлкнул пальцами. Компьютер запустил отсчёт времени, а я ощутил себя куском пластилина, который плавится в горячих руках мастера. Трещали и хрустели кости, бугрилась и меняла цвет кожа, темнели волосы. С первого, знакового или знаменательного перевоплощения прошла неделя. С той поры утекло столько воды, что хватило бы наполнить чашу размером с Тихий океан, меня больше не преследовали шоковые болевые ощущения и потери сознания, возможно, сказывались ежедневные тренировки, интенсивность которых несколько упала после приезда родителей…

— Готово!

— Сорок семь секунд. Полный отпад, поздравляю, братец, ты преодолел минутный рубеж!

— Хватит, шабаш на сегодня, — на меня накатили усталость и аппетит. Что ни говори, перевоплощения отнимали море энергии.

— Я сварила борщ, иди, подкрепись, — сказала сестра, — не забудь про папу и маму, они с работы тоже голодные придут, — напомнила она. Я кивнул, показав, что предупреждение не будет излишним.

Мда, это я мог — сожрать кастрюлю борща и не поморщиться, спутником новых способностей стала яма желудка. Не то, чтобы есть хотелось постоянно, но стоило пару раз сменить облик, как голод начинал рвать стенки желудка, а тот в исступлении накидывался на позвоночник и плотоядно его облизывал. С монетным голодом справляться было сложнее, но и здесь нашёлся приемлемый выход — один из набегов на аптечные пункты закончился закупкой партии ферросодержащих препаратов и нескольких упаковок различных витаминов, вместо кальция я пользовал мел. Многое приходилось жрать через усиленное "не могу, но надо", сваренный различными способами борщ по разному влиял на обострившееся обоняние. К примеру, от борщеца с сальными шкварками хотелось проветрить рот и блевануть, до того запах и вкус некогда любимого блюда был неприятен, зато сырая курятина обладала божественным ароматом. Как тут не вздёрнуться? Сестра реагировала на мои гастрономические выкрутасы спокойно, ничем не выдавая, что её как-то беспокоят очередные закидоны брата.

На следующий день после изображения мною её увеличенной копии, она вернула арендованную у знакомых медицинскую аппаратуру, держать её у себя становилось опасно. У людей могли возникнуть вопросы, на которые у нас могло не найтись ответов, мы и так достаточно засветились с "троюродной сестрой". Те, кто знал о нашей семье не понаслышке, очень бы удивились незарегистрированной ни в одних анналах родственницей. Тем же вечером "Алекса" якобы убыла в сторону аэропорта и исчезла в неизвестном направлении. Иметь в отцах большого начальника с одной стороны хорошо, с другой не совсем — внимание компетентных органов к семьям "государевых" людей всегда было более пристальным, чем к простым смертным. Возможно, наши коммы не прослушиваются, но чёрт его знает…. В аптеках мы рассчитывались наличными эргами. Бережёного, как известно, Бог бережёт, карточку отследить проще простого, а наличность труднее, записи камер слежения в аптеках обычно хранятся не больше трёх суток, потом стираются — это при условии, что ничего не произошло. Когда мы проводили эксперименты, то отключали у коммов и компьютера функции вызова и видеозаписи, плотно зашторивали окно в гостинной и надеялись на отсутствие прослушки. Короче, паранойя у младшего поколения Беровых прогрессировала ужасающими темпами, совсем не мешая духу познания изучать новый вид метаморфа, коим является ваш покорный слуга.