Три повести о Малыше и Карлсоне - Линдгрен Астрид - Страница 46

Когда Карлсон услышал вопли Филле и Рулле в мансарде, он решил вмешаться.

— Я думаю, сейчас самое время их немного попугать, — сказал он. — А не то мои хулиганы-сороканы отправятся на охоту за чужими вещами.

И они двинулись по скату крыши к мансарде жуликов. Малыш не предполагал, что можно так ловко прыгать на коротких толстых ногах: угнаться за Карлсоном было просто невозможно, тем более Малышу, который не так уж часто прыгал по крышам, но он изо всех сил старался не отстать от своего друга.

— Хулиганы-сороканы отвратительные типы, — сказал Карлсон, перепрыгивая с выступа на выступ. — Когда я себе что-нибудь беру, я всегда плачу за это пять эре, потому что я самый честный на свете. Но скоро у меня кончится запас пятиэровых монеток, и что я тогда буду делать, если мне захочется что-нибудь себе взять?.. Просто не знаю...

Окно мансарды Филле и Рулле было открыто, хоть и завешено занавеской. Крик там стоял невообразимый.

— Давай поглядим, чего это они так развеселились, — сказал Карлсон, отодвинул занавеску и заглянул в комнату. Потом он пустил на свое место Малыша. И Малыш увидел Филле и Рулле. Они расположились прямо на полу, а перед ними была разложена газета. Видимо, в такое неистовство их приводило то, что они читали.

— Отхватить десять тысяч просто так, за здорово живешь, представляешь! — орал Рулле.

— И к тому же летает он здесь, у нас, в Вазастане! Поздравь меня с праздником, Рулле! — орал Филле и корчился от смеха.

— Послушай, Филле, — сказал Рулле, — я знаю одного парня, которому охота получить десять тысяч крон, ха-ха-ха!

Когда Малыш понял, о чем они говорят, он побледнел от страха, но Карлсон только захихикал.

— А я знаю одного парня, которому охота позабавиться, — сказал он и вытащил пистолетик.

Выстрел прогремел по крыше.

— Откройте, полиция! — произнес Карлсон строгим голосом.

Рулле и Филле вскочили как встрепанные.

— Нулле, рас нет! — закричал Филле.

Он хотел сказать: «Рулле, нас нет», но когда он. пугался, он всегда путал буквы в словах.

— Ксорее в робгарде! — скомандовал он, и они оба спрятались в гардеробе и притворили за собой створку, словно их и не было вовсе.

— Филле и Рулле нет дома, они просили передать, что их нет, они ушли! — раздался вдруг испуганный голос Филле.

Карлсон и Малыш вернулись назад и снова уселись на крыльцо, но Малышу уже не было так весело, как прежде: он думал о том, как трудно обеспечить безопасность Карлсона, особенно когда рядом живут такие типы, как Рулле и Филле. А тут еще в доме будут фрекен Бок и дядя Юлиус... ах да, он ведь совсем забыл рассказать об этом Карлсону!

— Слушай, Карлсон... — начал Малыш.

Но Карлсон его не слушал. Он вовсю уплетал булочки и запивал их соком из маленького голубенького стаканчика, который прежде принадлежал Малышу, — он подарил его Карлсону три месяца тому назад на его прошлый день рождения. Карлсон держал стаканчик обеими руками, как держат маленькие дети, а когда все выпил, стал его катать по полу, тоже как это делают маленькие дети.

— Ой! — вырвалось у Малыша, потому что это был маленький голубой стаканчик и ему не хотелось, чтобы он разбился.

Но он и не разбился: Карлсон очень ловко придерживал его большими пальцами ног. Дело в том, что Карлсон снял башмаки и из его драных носков в красную полоску торчали большие пальцы.

— Послушай, Карлсон... — снова начал Малыш.

Но Карлсон его тут же перебил:

— Вот ты умеешь считать. Прикинь-ка, сколько стоят мои большие пальцы, если всего меня оценили в десять тысяч крон.

Малыш рассмеялся.

— Не знаю. Ты что, продавать их собираешься?

— Да, — сказал Карлсон. — Тебе. Уступлю по дешевке, потому что они не совсем новые. И, пожалуй... — продолжал он, подумав, — не очень чистые.

— Глупый, — сказал Малыш, — как же ты обойдешься без больших пальцев?

— Да я и не собираюсь обходиться, — ответил Карлсон. — Они останутся у меня, но будут считаться твоими. А я их у тебя вроде как одолжил.

Карлсон положил свои ноги Малышу на колени, чтобы Малыш мог убедиться, насколько хороши его большие пальцы, и убежденно сказал:

— Подумай только, всякий раз, как ты их увидишь, ты скажешь самому себе: «Эти милые большие пальцы — мои». Разве это не замечательно?

Но Малыш решительно отказался от такой сделки. Он просто пообещал отдать Карлсону свои пятиэро-вые монетки — все, что лежали в его копилке. Ему не терпелось рассказать Карлсону то, что он должен был рассказать.

— Послушай, Карлсон, — сказал он, — ты можешь отгадать, кто будет за мной присматривать, когда мама и папа отправятся путешествовать?

— Я думаю, лучший в мире присмотрщик за детьми, — сказал Карлсон.

— Ты что, имеешь в виду себя? — на всякий случай спросил Малыш, хотя и так было ясно, что Карлсон имел в виду именно это.

И Карлсон кивнул в подтверждение.

— Если ты можешь мне указать лучшего присмотрщика, чем я, получишь пять эре.

— Фрекен Бок, — сказал Малыш.

Он боялся, что Карлсон рассердится, когда узнает, что мама вызвала фрекен Бок, когда лучший в мире присмотрщик за детьми находился под рукой, но, странным образом, Карлсон, напротив, заметно оживился и просиял.

— Гей-гоп! — Вот и все, что он сказал. — Гей-гоп!

— Что ты хочешь сказать этим «гей-гоп»? — с каким-то смутным беспокойством спросил Малыш.

— Когда я говорю «гей-гоп», то я и хочу сказать «гей-гоп», — заверил Карлсон Малыша, но глаза его подозрительно заблестели.

— И дядя Юлиус тоже приедет, — продолжал Малыш. — Ему нужно посоветоваться с доктором и лечиться, потому что по утрам у него немеет тело.

И Малыш рассказал Карлсону, какой тяжелый характер у дяди Юлиуса и что он проживет у них все время, пока мама и папа будут плавать на белом пароходе, а Боссе и Бетан разъедутся на каникулы кто куда.

— Уж не знаю, как все это получится, — с тревогой сказал Малыш.

— Гей-гоп! Они проведут две незабываемые недели, поверь мне, — сказал Карлсон.

— Ты про кого? Про маму и папу или про Боссе и Бетан? — спросил Малыш.

— Про домомучительницу и дядю Юлиуса, — объяснил Карлсон.

Малыш еще больше встревожился, но Карлсон похлопал его по щеке, чтобы ободрить.

— Спокойствие, только спокойствие! Мы с ними поиграем, очень мило поиграем, потому что мы с тобой самые милые в мире... Я-то во всяком случае.

И он выстрелил над самым ухом Малыша, который от неожиданности даже подпрыгнул на месте.

— И бедному дяде Юлиусу не придется лечиться у доктора, — сказал Карлсон. — Его лечением займусь я.

— Ты? — удивился Малыш. — Да разве ты знаешь, как надо лечить дядю Юлиуса?

— Я не знаю? — возмутился Карлсон. — Обещаю тебе, что он у меня в два счета забегает, как конь... Для этого есть три процедуры.

— Какие такие процедуры? — недоверчиво спросил Малыш.

— Щекотание, разозление и дуракаваляние, — серьезно сказал Карлсон. — Никакого другого лечения не потребуется, ручаюсь!

А Малыш с тревогой глядел вниз, потому что из многих окон стали высовываться головы — видно, люди хотели выяснить, кто это стреляет. И тут он заметил, что Карлсон снова заряжает пистолетик.

— Не надо, Карлсон, прошу тебя, — взмолился Малыш. — Не стреляй больше!

— Спокойствие, только спокойствие, — сказал Карлсон. — Послушай, — продолжил он, помолчав, — я вот сижу и обдумываю одну вещь. А как по-твоему, может ли домомучительница тоже страдать онемением тела?

Но прежде чем Малыш успел ответить, Карлсон, ликуя, поднял руку с пистолетом над головой и выстрелил.

Резкий звук прокатился по крышам и замер. В соседних домах загудели голоса: то испуганные, то сердитые, а кто-то крикнул, что нужно вызвать полицию. Тут Малыш совсем вышел из себя. Но Карлсон сидел с невозмутимым видом и жевал булочку, уже последнюю.

— Чего это они там расшумелись? — недоумевал он. — Разве они не знают, что у меня сегодня день рождения?

Он проглотил последний кусочек булочки и запел песню, милую песенку, которая так хорошо звучала летним вечером.