Опасное соседство - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 2

— Это точно! — согласились все.

— А кстати, может, нам с Максом посоветоваться? — обратилась ко мне Матильда.

— Кто это Макс? — сразу спросил Костя.

— Да парень один из нашего класса, уже два года торгует сигаретами, пивом и вообще всем на свете. Он на этом деле собаку съел.

— Ни в коем случае! — возразил Митя.

— Почему?

— Во-первых, зачем ему плодить конкурентов? А во-вторых, кто может гарантировать, что он будет молчать?

— Твоя правда.

— Зачем нам чьи-то советы? У нас у самих головы на плечах. Даже если мы наделаем ошибок, что ж, будем учиться на собственном опыте. Короче, мы завтра едем в Ясенево?

— Едем!

— Ой, — вспомнила я, — у нас же завтра карате!

— Жаль, не хочется откладывать… Девочки, а вы не обидитесь, если завтра мы с Костей одни поедем?

— Нет, не обидимся, — решительно сказала я.

— Ладно, завтра вечером созвонимся! На том и расстались.

Глава II

НОВЫЙ ЖИЛЕЦ

— Смотри! — воскликнула Мотька, когда мы вошли в наш двор. — Какой «мерс»!

Действительно, у нашего подъезда стоял серебристый «Мерседес», из которого только что вылез молодой человек в длинном черном пальто. При виде его мы с Мотькой просто остолбенели. Он был так ослепительно красив, что хоть сейчас в Голливуд. Темные, с ранней проседью волосы, смуглое лицо и большие зеленые глаза.

— Кто это? — потрясенно прошептала Мотька.

— Понятия не имею!

Красавец что-то сказал шоферу и, небрежно держа «дипломат», направился в подъезд. Машина уехала.

— Пошли бабок спросим! — сообразила Матильда и решительно направилась к старушкам на лавочке.

— Здрасьте! — сказала она. — Это что за тип приехал?

— Не к нам? — поддержала я подружку.

— Да нет, не к вам! Это новый жилец! На пятом этаже квартиру купил. Как раз под вами. Натерпитесь еще! Он какой-то ремонт затевает, все ломать будет, еврейский называется!

— Что? — изумились мы.

— Еврейский ремонт, это когда все ломают!

— Да не еврейский, а европейский, евроремонт! — сообразили мы.

— Какая разница, все одно неприятностей от таких жильцов необерешься. Еще стрелять, не дай бог, начнут или того чище, взрывчатку подкинут!

— А он кто?

— Банкир! Чтоб им всем пусто было!

— А что он вам плохого сделал? — сразу вскинулась Матильда.

— Погодите, вы ещё не так запоете, когда он полдома сломает! Это ж сколько народу ограбить надо, чтобы в такую хоромину одному въехать! Вот твой дедушка, его весь мир знает, а сколько вас в этой квартире живет?! А он один туда въезжать собирается! Дармоед!

— Да ладно вам, бабы, — одернула подруг одна из старушек. — Мы тут сидим целыми днями, а такого соколика давно не видали! Уж до чего красив! Кажется, сроду таких не встречала! Аж сердце заныло!

— Да ты, Егоровна, никак влюбилась? — засмеялись бабки.

— Куда уж мне влюбляться, а все одно — глазу приятно. Верно, девчонки? — обратилась она к нам.

— Верно! — подхватила Мотька.

— Моть, пошли к нам? — предложила я.

— Нет, мне домой надо, дел много! До завтра, подружка!

— Ладно, пока! Созвонимся.

Открыв дверь, я увидела стоящих в передней маму и… красавца банкира. Они разговаривали как старые добрые знакомые.

— Вот, Феликс, познакомьтесь с моей дочерью, Асей.

— У вас такая взрослая дочь? — поразился банкир.

— Асенька, это Феликс Михайлович, наш новый сосед и, как выяснилось, старый знакомый.

— Очень приятно, — смущенно пробормотала я. От его красоты захватывало дух.

— Мне тоже очень приятно! Я горячий поклонник вашей мамы… таланта вашей мамы, — поправился он, а мама почему-то покраснела. — Я вот зашел по-соседски предупредить и заранее извиниться за беспокойство, которое невольно причиню своим ремонтом, и вдруг встретил знакомую…

— Феликс Михайлович, вернее его банк, спонсор нашего театра, — поспешила пояснить мама.

— Что ж, Наталья Игоревна, мне пора, но я страшно рад нашему соседству! Всего вам доброго!

И он ушел.

— Аська, ты чего стоишь как столб, не раздеваешься? Это тебя красота Феликса так потрясла?

— Мама, какой он…

— Красивый, ничего не скажешь. И хорошо воспитан, что странно. Обычно эти «новые русские» воспитанием не блещут. Что-то ты сегодня поздно?

— Да мы с Матильдой к Мите заходили.

— Вот и хорошо, а то нечего на Феликса заглядываться! Рано еще!

Все-таки взрослые ничего не понимают в воспитании: стоило маме это сказать, как все мои мысли сразу сосредоточились на новом соседе. Не то чтобы я в него влюбилась, нет, но мне захотелось побольше о нем узнать.

Но, как любит говорить Матильда, я знаю жизнь и понимаю, что нельзя никого ни о чем спрашивать и никому ни слова говорить. Даже Матильде. Пусть это будет моя первая тайна, только моя.

— Ася, иди обедать! — позвала мама.

— А тети Липы нет?

— Она ушла к врачу, у неё зубы болят. Да, кстати, Аська, тут Ненорма приходила, нашлись её картины!

— Вот здорово!

— Ей их пока не отдали, они нужны…

— Как вещдоки? — догадалась я.

— Вот именно, как вещдоки, но потом обещают отдать. Вот, принесла тебе коробку конфет, в благодарность, так сказать!

— Ничего себе благодарность, коробочка-то малюсенькая. Лучше бы бутылку-другую!

— Ася, что ты несешь! — ужаснулась мама.

— Бутылку-другую спрайта или кока-колы!

— Вот еще, незачем пить эту отраву!

Это вечный наш с мамой спор. Она считает, что пить все эти напитки вредно, и никогда их не покупает. Естественно, все карманные деньги я трачу именно на них. Папа называет это «эффект запретного плода».

Вечером, за ужином, папа вдруг обратился ко мне:

— Слушай, Аська, мне нужна твоя дедукция!

— В каком смысле? — В прямом! У нас на работе вор завелся! Да не вор даже, а мелкий воришка, но все равно противно!

— А что у тебя пропало? — живо заинтересовалась я.

— Да пустяк, зажигалка «Зиппо», но это мамин подарок, мне её жаль.

— А ты не мог её сам где-то посеять?

— Теоретически, конечно, мог, но ты же знаешь: я обычно ничего не теряю. Но если бы это была первая пропажа, я бы винил только себя. Однако беда в том, что у Маргариты пропал роскошный органайзер, а это ведь не зажигалка, в карман не сунешь. У Владимира Петровича пропали пудра и колготки.

— Что? — удивилась я. Папа расхохотался.

— Звучит и вправду нелепо, но он купил жене в подарок. Он всегда начинает заранее покупать к 8 Марта всякую дребедень жене и дочке и хранит на работе. А тут принес ещё перчатки, хотел положить к пудре и колготкам, а они — тю-тю!

— У вас есть новенькие? — сразу спросила я.

— В том-то и штука, что нет. Вроде все свои, даже и подозревать некого. А от этого, сама понимаешь, ещё хуже. Все уже начинают подозревать друг друга.

— А это началось после твоего возвращения?

— Аська, уж не меня ли ты подозреваешь? — обиделся папа.

— Пока нет, — сурово отвечала я. — Но ты не ответил на мой вопрос.

— К счастью, началось это ещё до моего возвращения. Так что я тут ни при чем, гражданин начальник!

— А что ещё пропало? Можешь перечислить?

— Ну, все я, пожалуй, и не вспомню, но кое-что… Да, у Толика пропала ручка «Паркер», причем далеко не новая. У Лидочки — деньги, 50 долларов из сумочки. Да, а у Марины Евгеньевны вообще дурацкая пропажа. Она готовится к своему пятидесятилетию и заранее запаслась одноразовой картонной посудой — мисочки, тарелочки, стаканчики. И все это пропало! Может, я потом ещё что-то вспомню.

— Пока мне ясно только одно… — начала я.

— Неужели тебе уже что-то ясно? — поразился папа.

— Мне ясно, что это не вор, а воровка!

— Почему?

— Зачем мужчине пудра и колготки? Ты, конечно, скажешь, их можно подарить жене или знакомой девушке! И будешь прав. А вот на картонную посуду может польститься только женщина!

— Глупости, как раз наоборот! Зачем женщине картонная посуда, скорее уж она нужна мужчине, холостяку! — решительно вмешалась в разговор мама.