Игры богов - Анисимов Александр - Страница 38

Кефра, лишившись поддержки мага, снова ощутила страдания роженицы. Ее громкие вопли заставили сердце Дагмара болезненно сжаться. Повитуха же, как ни в чем не бывало, продолжала выполнять порученную ей работу. Она все так же успокаивающе разговаривала с Кефрой, но теперь в ее голосе появились нотки сильного беспокойства и даже страха. Впрочем, королева была сейчас в таком состоянии, что навряд ли заметила эту перемену. Дагмар понял, что что-то не так, хотя не очень разбирался в таких делах. Повитуха тревожилась все больше и больше, ее не успокоила даже появившаяся наконец головка ребенка.

Танец молний за окнами, казалось, достиг своего апогея. Яркий свет лился в комнату сквозь щели в шторах, заставляя тени на стенах змеиться и дрожать. Кефра вдруг завопила так, что Дагмар вздрогнул и стиснул зубы. Ему стало жутко — не мог человек так кричать, просто не мог. Дагмар множество раз слышал, как кричат от горя и боли, слышал вопли обреченных на гибель и смертельно раненных, слышал крики отчаяния и страха, но Кефра кричала иначе. Следом за ней завопил и Халиок. Стиснув ладонями виски, он закрутился на месте, выпучив глаза, но ничего не видя вокруг. Наконец ноги его подогнулись, и он упал, продолжая сжимать голову руками. Вместо крика из горла мага теперь вырывались только нечленораздельные тихие хрипы.

— Ну же, еще немножечко, — взмолилась повитуха. В голосе ее смешались мольба и страх. — Уже почти все, девочка моя!

А потом наступила внезапная тишина. Это было так неожиданно, что король поначалу попросту не понял, что произошло. Маг Халиок распластался у ног Дагмара, тяжело и неровно дыша. Нянька застыла у дверей, уткнув лицо в ладони. Помощницы повивальной бабки склонились над распростертым на кровати телом Кефры. Глаза ее были открыты, но безжизненно смотрели куда-то в сторону, из уголка рта по щеке стекала тонкая струйка слюны. Повитуха, держа на руках маленькое мокрое тельце, сосредоточенно что-то проделывала с ним. Так продолжалось едва ли мгновение, а потом все вновь пришло в движение. Раздались встревоженные голоса женщин, нянька Кефры заголосила, тряся головой и не отрывая рук от лица. Маг начал подниматься, опираясь на протянутую Дагмаром руку.

— Все, как было предсказано, — прошептал он, дрожащим пальцем указывая на повитуху с ребенком. Король, ни слова не говоря, подошел к ней и, даже не взглянув на Кефру, склонился над младенцем. Бабка уже успела прочистить ему дыхательные пути, но вместо того, чтобы кричать, ребенок, нахмурившись, внимательным — не детским — взглядом одарил окруживших его людей. Неожиданно его глаза залила непроглядная чернота, а на месте зрачков заблестели желто-золотые искры. Это продолжалось недолго, всего несколько секунд, после чего глаза младенца вновь приняли нормальный вид. Взгляд его сделался бессмысленным, как и подобает новорожденным, а затем ребенок заплакал. Следует отдать повитухе должное: она хоть и побледнела, увидев почерневшие глаза младенца, но не отбросила его, а продолжала крепко держать ребенка на руках.

Некоторое время Дагмар и Халиок стояли неотрывно глядя на плачущего мальчика, который теперь выглядел совершенно обычно, а затем, ни слова не говоря, одновременно направились к выходу.

— Государь, — дрожащим голосом окликнула короля повитуха, — что мне делать с… с этим… ребенком?

Женщина далеко не сразу нашла, как ей называть младенца, увиденное потрясло ее настолько, что она никак не могла унять трясущиеся руки. Дагмар, взглянув на повитуху через плечо, брезгливо поморщился, и ответил:

— Найди ему кормилицу, и чтоб следили за ним пуще глаза. И еще вот что: если скажете кому-нибудь о том, что здесь видели, — пощады не будет, не ждите.

Женщины испуганно закивали, нянька все еще продолжала рыдать над телом королевы. Дагмар так и не взглянул на нее, переступая порог комнаты. Со всех сторон сразу послышались чужие голоса. Кто-то о чем-то спрашивал, кто-то предупреждал — король никого не слушал. Лишь отойдя на достаточное расстояние от покоев супруги и удостоверившись, что рядом никого нет, Дагмар наклонился к самому уху Халиока, который все еще неотступно следовал за ним, и произнес, отчетливо проговаривая каждое слово:

— Распорядись о похоронах. Повитуху, ее помощниц и няньку моей жены — казнить, но так, чтобы никто ни о чем не узнал. — Король задумался на несколько секунд, что-то напряженно решая, а затем твердо добавил: — Убей Ханга, и сделай это как можно быстрее. Мне ненавистен этот ребенок.

— Он богоравен, — тихо произнес Халиок, качая головой.

— А мне наплевать! — вспылил Дагмар, рубанув рукой по воздуху. — Я ненавижу этого выродка и знать ничего не хочу!

Продолжая изрыгать проклятия, Дагмар направился прочь по коридору.

Халиок поморщился, отгоняя неприятные мысли. Нужно было сделать еще многое, и притом чем скорее, тем лучше. Дагмар был прав в одном: женщины, ставшие свидетельницами родов, должны были замолчать навсегда.

Случайно бросив взгляд на распахнутое окно, Халиок увидел чистое небо без следа туч, и только вокруг пары самых высоких дворцовых шпилей все еще мерцало странное сияние. Постояв немного оперившись на подоконник, маг запустил руку в складки одежды и вытащил на свет оплавленный кусочек чугуна на серебряной цепочке. От камня, когда-то заключенного в оправу, не осталось и следа. Размахнувшись, Халиок швырнул отслуживший свое амулет в окно и, отвернувшись, широким шагом направился обратно к покоям Кефры.

Главный Советник, сцепив руки на груди, выжидающе смотрел на чуть приоткрытую дверь, за которой слышались приглушенные голоса. Сапоги его едва слышно цокали по мозаичному полу. Изредка глаза Маттео будто бы сами собой обращались к окну. По серо-голубому небу пробегали небольшие облака, сквозь которые пробивались солнечные лучи. Советник и сам не знал, что пытался разглядеть за окном. Возможно, ему не давала покоя та самая странная гроза, которая разыгралась вчера над городом. Тревожило Маттео странное совпадение: королева Кефра родила ребенка именно в этот день. Странное предзнаменование. Он приказал своим людям дознаться, что происходило во дворце вчера, во время грозы.

Дверь скрипнула, и в залу вошел высокий худой мужчина в малиновом плаще. Прикрыв за собой дверь и повернув ключ в скважине, он торопливо подбежал к Главному Советнику и отвесил полупоклон. Маттео, ни слова не говоря, опустился на мягкую обивку дивана и выжидательно посмотрел на пристроившегося рядом казначея. Тот пожевал губами, словно решая, с чего начать, и заговорил:

— У королевы вчера родился мальчик и, следовательно, наследник престола.

— Это я и так знаю, — раздраженно перебил Паррота Советник.

— Не перебивайте меня, пожалуйста, господин. Все далеко не так просто, как нам казалось сначала. Мне трудно понять, что происходит во дворце… Вчерашняя гроза закончилась именно в тот момент, когда Кефра родила ребенка — это известно доподлинно. Подобные вещи, конечно, наводят на определенные размышления, а то, что мне удалось разузнать, еще невероятнее. Вчера Дагмар, сразу после того как покинул покои королевы, отдал приказ незамедлительно казнить всех, кто был свидетелем родов. Выходит, произошло что-то такое, что посторонним видеть было не положено, такое, что должно оставаться в строжайшей тайне. К сожалению, более подробно обстоятельств дела выяснить не удалось, постольку мне сообщили об этом слишком поздно, к тому времени повитуха с помощницами и нянька Кефры были уже мертвее некуда. Причем казнил их Халиок собственноручно.

Маттео вскинул брови: сказанное казначеем произвело на него впечатление, но он промолчал, жестом предложив Парроту продолжать. Тот не заставил себя просить дважды.

— Кроме того, Дагмар приказал Халиоку — что бы вы думали? — убить Ханга.

— Это тот гвардеец, с которым спуталась Кефра? — уточнил Маттео, нахмурившись. Он уже начал кое о чем догадываться. Главный Советник был одним из очень немногих, кто знал о связи королевы с десятником личной гвардии Дагмара.

— По всему выходит, что отцом ребенка оказался совсем не наш дражайший властелин, а его гвардеец — тому есть пусть и косвенные, но все же довольно убедительные доказательства, — как ни в чем не бывало продолжил Паррот. — Не думаю, что Дагмар стал бы называть своего собственного сына выродком и ублюдком, да еще таким тоном, в каком он разговаривал с Халиоком.