Игры богов - Анисимов Александр - Страница 35

— Убейте эту пьяную мразь! — рявкнул Зариан, указывая острием меча на приближающегося Вазгера. Вазгер, еще крепче стиснув меч и поняв, что драка грозит нешуточная, бросился на окруживших Зариана воинов. Наемник знал, что те и понятия не имеют, кто тот человек, с которым они делят хлеб и вино, но выбора у Вазгера не было.

— Держись, командир! — послышалось за спиной, и Вазгер узнал голос одного из своих воинов. Раздался звук отшвыриваемых скамеек и топот ног.

— Назад, это приказ! — крикнул наемник не оборачиваясь: с Зарианом он разберется сам. Не останавливаясь, он со всего маху влетел в самую гущу воинов, размахнулся мечом. Он не задумывался над тем, что делал: тело двигалось само по себе. Звон мечей рвал тишину на части. Блики, рожденные свечами и факелами, скользили по лицам дерущихся, искажая и без того превратившиеся в злые маски физиономии. Под напором трех мечей Вазгер вынужден был отступить и уйти в глухую защиту — ему противостояли действительно отличные воины.

Наемник старался держать всех противников в поле зрения, чтобы никто не смог подобраться со спины, хотя и понимал, что в случае чего солдаты из его отряда криками вовремя предупредят об опасности. Теперь Вазгер бился против двоих, остальные решили пока повременить с нападением. Шелест клинков, смешанный с топотом и звоном, продолжался минут пять. За это время и Вазгер, и его противники сумели нанести друг другу по нескольку незначительных ран.

Вазгер чувствовал, что слабеет. Это было почти не заметно, но полученные раны давали о себе знать. Нужно было заканчивать бой как можно скорее. Взревев, наемник снова перешел в наступление, и вскоре его напор принес свои плоды. Воин, допустивший ошибку в защите, без вскрика осел, даже не дотянувшись вскинувшимися было руками до раскроенного черепа.

Неожиданно один из противников улучил момент и, схватив свободной рукой стоящий поблизости стул, швырнул его Вазгеру в голову. Чтобы избежать удара, наемник вынужден был припасть на одно колено, чем и не замедлил воспользоваться второй боец.

Перед глазами Вазгера блеснул клинок, и все исчезло во тьме.

Интермеццо

В ЛЕСАХ НЕДАЛЕКО ОТ МЭСФАЛЬДА

Огромную поляну, поросшую высокой травой, окружали почти построенные деревья, сучья которых начинались от самой земли и сплетались в непроходимую колючую стену.

Несмотря на то, что вокруг царствовала осень, глаза резала невероятная зелень. Листья будто только что выбились из почек и теперь поблескивали на солнце. Трава оказалась и того ярче: светясь, будто изумруд, она почти неслышно шелестела на ветру. Радужный купол, скрывающий поляну, отливал серебром, но в то же время казался абсолютно прозрачным.

В центре поляны стояли восемь дорогих кресел, обитых нежно-розовой замшей. Лишь одно кресло было полностью черным и матовым.

Царила совершенно особенная тишина: такой никогда ранее не бывало на земле. Не пели птицы, а трава хотя и шелестела, но не хотелось верить в реальность этих звуков — их как будто и не было вовсе. Только что распустившиеся цветы плотно оплетали ножки кресел, будто стараясь удержать их на земле. Мясистые голубовато-желтые лепестки источали несильный терпкий аромат, от которого немного кружилась голова.

Воздух над креслами потемнел, заколебался и сгустился, формируясь в восемь величавых фигур. Сначала возникла невысокая девушка в колышущейся прозрачно-синей юбке. На обнаженную грудь свешивался тяжелый кулон небесно-голубого цвета, полный мерцающих искорок. В руке девушка держала небольшой цветок, который то обвивался вокруг ее запястий, то распрямлялся, превращаясь в призрачный жезл. Орнелла, откинувшись в кресле, принялась ждать появления остальных.

Следующим явился Имиронг, а за ним и отец Орнеллы Ньёрмон. На этот раз оба были облачены в одинаковые хитоны, едва доходящие до колен, и плетеные золотые сандалии на высоких каблуках, разве что одеяния Имиронга, были традиционно желто-зелеными, а Ньёрмона — столь же синими, как и у дочери. Летний бог почти изгнал из своих глаз языки огня, оставив лишь беснующиеся искры внутри радужных зрачков. Отец океанов сменил свою водяную диадему на корону в виде застывшей волны.

Спустя несколько минут в соседнем с Орнеллой кресле материализовался Каниос. Он ничуть не изменился с момента последней встречи, разве что его туманная тога стала чуть более плотной, а в ушах сверкали серьги из дождевых капель. Оглядевшись, он удовлетворенно кивнул и принялся так же молча, как и остальные, ожидать появления оставшихся.

Почти тут же в розовых креслах возникли еще трое. Амфарон и Брэннета облачились в одинаковые шелковые рубахи и широкие брюки с бахромой. Только женщина была босой, а мужчина носил высокие, до середины бедра, сверкающие сапоги. Создатели магии держались за руки. Волосы Брэннеты были уложены в высокую прическу.

Везэльд появился между Амфароном и Имиронгом. Борода его была коротко подстрижена, из косы исчезла вплетенная в нее трава, зато пучки растительности торчали теперь из-за ушей, будто нимбом обрамляя голову.

— Райгар, как всегда, заставляет себя ждать, — недовольно произнес Ньёрмон, искоса взглянув на пустое черное кресло, над которым все еще клубился непрозрачный туман.

— Ты же его знаешь: он проводит в этом мире времени больше, чем мы все, вместе взятые. Тем более что никто из нас, кажется, никуда не торопится, — парировал Амфарон.

Ньёрмон хотел было ответить, но не успел.

— Прошу прощения за опоздание, — раздался громкий голос, и в черном кресле оформилась наконец плотная фигура Райгара, обтянутая серебряной кольчугой. Шлем он держал в одной руке, а плащ из вороньих перьев — в другой. Райгар оказался единственным, кто ничего не изменил в своем одеянии. Он перебросил плащ через спинку кресла, а шлем подбросил высоко вверх, где он и повис, опираясь на небольшое пурпурное облачко.

— Итак, — включился в разговор Имиронг, — теперь все в сборе… Признаю, дорогой Незабвенный, как тебя зовут эти твари, ты довольно сильно заинтриговал нас. Все, что ты задумал, и вправду занимательно, однако, похоже, твой замысел сорвался, как и все то, что исходило от тебя ранее. Смертный по имени Вазгер, играющий одну из ключевых ролей в этой истории, выбыл из игры, а без его участия все пойдет кувырком. Скучно…

— Почему же? — пожал плечами Райгар, улыбнувшись. — Ведь этот смертный не единственный, кому нужен кусок нашего Дара. Есть еще множество других, кто заинтересован в деле ничуть не меньше. По меньшей мере двенадцать тварей заняты погоней за частями Пламенеющего Шара, — не думаю, что из-за того, что их поубавилось, происходящее будет менее забавным и интересным. В конце концов, смертный Вазгер далеко не ключевая фигура в нашей истории, и устранение его вряд ли повлияет на что-либо.

— Не скажи, — резко заметил Везэльд, поглаживая бороду. — Получается, что твоим тварям Охотникам не составит никакого труда добыть осколок из замка, ведь на их пути не будет стоять достойный противник. Пока что борьба, развернувшаяся из-за пары других осколков, выглядит гораздо занимательнее, не так ли?

— Возможно, — легко согласился Райгар. — Но мы собрались, чтобы обсудить то, что касается поисков именно этой части Дара, и я считаю неуместным говорить о вещах, до того не касающихся.

— Прости, наш дорогой Незабвенный, но Дар в истоке своем един, а значит, и все то, что касается его осколков, подлежит обсуждению в равной степени, — возмутился Ньёрмон. — Может, ты и замыслил все это в одиночку, но не забывай, что мир этот создавали мы вместе и Шар — это наше общее творение. Из чего следует, что мы имеем такое же право решающего голоса, как и ты, — тебе придется считаться с нашим мнением.

Райгар нахмурился. Ему пришлись не по нраву слова Зимнего бога: он не терпел подобных замечаний ни от кого, а исключение мог сделать лишь для Орнеллы — однако та молчала, потупившись. Глаза Райгара превратились в пару узких черных щелок, в которых метались рубиновые молнии. Щеки втянулись и подбородок заострился — лицо бога приобрело хищное выражение, теперь он больше походил на большую грозную птицу, застывшую на краткий миг, но готовую сорваться со своего места и броситься на жертву. Собравшиеся невольно вздрогнули: хоть никто и никогда не произносил этого вслух, хоть никто и не делил богов на сильных и слабых — все они были одинаково могучи, — но все, от Имиронга до Брэннеты, безоговорочно признавали Райгара своим главой. Райгар, разумеется, все это прекрасно знал, но никогда не ставил себя выше остальных, гораздо занимательнее казалось забавляться с сотворенным миром — поднебесным и Изнанкой, там было столько простора для деятельности…