Игра теней - Уильямс Тэд - Страница 143

Тюленья дорожка была единственной улицей в квартале скиммеров, где часто бывали чужаки. Рыбаки и их жены часто заходили сюда, чтобы приобрести амулеты, охраняющие от бед и напастей. Скиммеры считались непревзойденными мастерами по части изготовления амулетов, в особенности тех, что оберегают от опасностей на воде. В тавернах на Тюленьей дорожке подавали наваристый рыбный суп и крепкий солодовый напиток под названием вискери, и среди горожан было немало любителей подобного угощения. Многих влекло сюда любопытство — ведь и лагуна, и окружавший ее квартал, и его обитатели представляли собой экзотическое зрелище. Даже уроженцы таких дальних мест, как Бренленд и Джаел, считали своим долгом заглянуть сюда — ведь за исключением нескольких поселений на дальних южных островах скиммеров можно было встретить только в лагуне.

Питались они почти исключительно дарами моря, причем не только рыбой, но и водорослями. Даже знаменитый напиток вискери напоминал по вкусу морскую воду. Мужчины племени скиммеров, крупные и длиннорукие, даже в зимнюю стужу одевались очень легко, а летом расхаживали с голым торсом. Женщины, напротив, с головы до пят кутались в длинные одеяния и закрывали лица шарфами. Тинрайт знал, что причиной тому служит исключительно скромность, а к холоду местные женщины ничуть не более чувствительны, чем представители сильного пола. В иных обстоятельствах Тинрайт счел бы, что длинные одежды и покрывала придают женщинам пленительную загадочность — так закутанные до самых глаз путешественницы из Ксанда неизменно тревожили его воображение. Но с женщинами племени скиммеров все обстояло иначе. Поэту доводилось слышать, как городские повесы бахвалятся своими победами над обитательницами лагуны. Разумеется, прежде чем распускать язык, хвастуны не забывали удостовериться, что поблизости нет мужчин-скиммеров. Но у самого Мэтта никогда не возникало искушения проверить, соответствуют ли истине рассказы о податливости и пылкости этих женщин. Даже в публичном доме, расположенном около театра «Небесный свод» (это заведение было хорошо знакомо Финну Теодоросу и Невину Хьюни), Тинрайт никогда не останавливал свой выбор на девушках морского племени. На его вкус, у них была слишком холодная кожа, а духи и притирания не могли заглушить свойственный всем скиммерам рыбий запах, напрочь отбивавший у поэта любовный аппетит. В борделе лица этих девушек были открыты, и, когда Мэтт глядел на них, он испытывал странное смущение, причину которого сам не мог понять. Быть может, широкие скулы, выпученные глаза и почти полностью отсутствующие брови просто-напросто не соответствовали его представлениям о красоте.

Впрочем, в городе есть места куда более опасные, чем Тюленья дорожка. Теперь, когда он шагал по узкой улице, едва не касаясь плечами стен, она представлялась ему едва ли не спасительным островком. Жизнь кипела здесь так же бурно, как в любом другом квартале Южного Предела, даже на Маркет-сквер. В предрассветную пору, когда рыбаки выходили в море, и на закате, когда они возвращались с уловом, воздух здесь звенел от диковинных песен.

Тишина, царившая на Тюленьей дорожке сегодня, казалась странной даже для позднего утра. Тинрайт не ожидал, что улица окажется такой пустынной. Больше всего людей толпилось у свежего пожарища — пламя уничтожило несколько домов и лавку. Примерно с десяток взрослых и вдвое больше детей бродили среди обуглившихся развалин, выискивая, не уцелело ли в огне что-нибудь ценное. Некоторые из них подняли голову и проводили Тинрайта подозрительными взглядами, словно приняли его за злоумышленника, вернувшегося на место преступления, чтобы позлорадствовать.

Когда поэт проходил мимо лавки, двое мужчин-скиммеров, разделывавших рыбу длинными зазубренными ножами, оставили свое занятие и уставились на него, покачивая головами. Их холодные глаза в сочетании с ножами невольно внушали мысль об убийцах.

Наконец Мэтт дошел до переулка Серебряный Крюк и, следуя указаниям Бриджит, повернул направо. Через несколько сотен шагов он обнаружил еще один переулок, невероятно узкий и темный. Оглядевшись вокруг, поэт вздохнул с облегчением — все в точности соответствовало описанию трактирной служанки. По обеим сторонам тянулись глухие задние стены домов, между крышами тускло серел лоскуток неба. Переулок кончался тупиком, где стоял один-единственный дом. Вход в этот дом располагался ниже тротуара, так что к двери вело несколько ступенек.

Тинрайт уже собирался постучать, но его внимание привлек висевший над дверью шишковатый рог длиной с вытянутую руку.

«Это что за диковина? — По спине поэта побежали мурашки. — Неужели рог единорога? Или еще какого-то неведомого чудовища?»

— Что, красавчик, хочешь стащить эту штуковину?

Голос, раздавшийся за спиной у Тинрайта, заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Он оглянулся и увидел, что вход в тупик преградила чья-то широкая приземистая фигура. На память ему тут же пришли рыбаки-скиммеры и их устрашающие ножи. В полном замешательстве поэт попятился и едва не упал на ступеньки.

— Нет, нет, что вы! — пробормотал он, беспомощно взмахнув руками. — Я просто… смотрел. Я ищу Айслин, знахарку.

— Вот оно что! — буркнул незнакомец, приближаясь к Тинрайту. Поэт сжал кулаки, понимая, что в этой драке он вряд ли победит.

— Значит, ты нашел то, что искал.

От неожиданности поэт лишился дара речи. Голос у знахарки был густой и низкий, да и наружность мужеподобная.

— Вы… Айслин? — только и сумел выдохнуть он.

— Надеюсь, что так, — прохрипела знахарка. — Если я не Айслин, значит, сотню лет живу под чужим именем.

Лицо ее по-прежнему было скрыто капюшоном, и Мэтт видел только глаза — большие, водянистые, почти бесцветные. Эти жуткие глаза вполне соответствовали гнетущей обстановке глухого безлюдного переулка.

— Отойди-ка в сторонку, молодой олух, — скомандовала знахарка. — А то из-за тебя мне не попасть в собственный дом.

— Простите, — прошептал поэт и торопливо посторонился.

Морщинистая, покрытая бородавками рука старухи показалась ему отвратительной, и он быстро перевел глаза на висевший над дверью рог.

— Скажите, это рог единорога?

— С чего ты взял? Нет, это клык кита, пойманного около Вуттских островов. Или ты скупаешь рога единорогов и готов предложить за него хорошую цену? В таком случае забудем про кита — это самый что ни на есть единорожий рог!

Старуха зашлась каркающим смехом, перешедшим в хриплый кашель, и бесцеремонно толкнула Мэтта локтем в бок. Манеры ее оставляли желать лучшего, но, как ни удивительно, страх поэта улетучился без остатка. Эта неотесанная особа уже вызывала у него симпатию.

Знахарка открыла дверь. Тинрайт спустился по ступенькам и вслед за хозяйкой вошел в дом. Потолок в комнате был таким низким, что гостю пришлось согнуться почти вдвое. Над головой нависали потолочные балки, так что казалось, будто поэт попал в нору меж корней огромного дерева. Балки были сплошь увешаны связками высушенных растений и водорослей. Стоило Тинрайту повернуться, как его головы касался букет сухих цветов или кожаный мешочек с ароматическими травами. Никогда прежде он не видел столько амулетов: деревянные, глиняные, костяные, они болтались на веревочках между сухими растениями. Как только хозяйка или гость задевали их, они начинали вращаться в воздухе, словно танцевали. Почти все амулеты изображали животных и птиц, по большей части морских: тюлени, чайки, рыбы, угри. Такие же вещицы теснились на столах, полках и даже на полу.

Тинрайт понял, что двигаться в жилище знахарки надо с превеликой осторожностью, чтобы не повредить ничего из диковинных фигурок. Разнообразие амулетов так поразило его, что он вертел головой по сторонам, не в силах скрыть любопытство. Мэтт с изумлением заметил, что у глиняных и деревянных животных есть крошечные стеклянные глазки и взгляд их кажется почти живым.

— Вот ты где, проказница, — внезапно промурлыкала Айслин, хотя в комнате не было никого, кроме ее самой и гостя. — Наверное, соскучилась по мне?