Бегом к алтарю - Линц Кэти - Страница 7

Устроившись на сиденье, она старательно избегала взгляда Рейфа, чтобы он не увидел ее смятения. Она сосредоточила все внимание на салоне джипа. Дженди слышала мнение, что по состоянию машины можно многое сказать о ее владельце. В этой машине на зеркальце не болтались никакие двусмысленные безделушки. Но Рейф же вдовец с маленькой дочерью на руках, порядочный член делового сообщества… который двигается с бесшумной грацией хищника. Он и сейчас ее продемонстрировал, возникнув в джипе рядом с Дженни так, что она этого и не заметила.

Он поднял брови при виде ее явной заинтересованности машиной, и Дженни сочла необходимым хоть что-то сказать:

— Отличный джип. — Больше ей ничего не пришло на ум.

— Ради тебя я его сегодня утром отдраил, — сообщил он в ответ.

— Не стоило.

— Нет, стоило. Заднее сиденье было все завалено барахлом, в том числе кипами только что отпечатанных меню. Ресторанный бизнес требует. Тебе там сзади как, ласточка, удобно? — спросил Рейф и заглянул в зеркальце, чтобы убедиться, что Синди пристегнула ремень.

— Отлично, папочка. А как Задира? — спросила Синди у Дженни. — Ты его уже починила?

— Почти. Завтра сможешь забрать его домой. Тебе повезло, что Синди спасла твоего мишку, — добавила она, обращаясь уже к Рейфу.

— В чем же?

— Это ведь мишка Штайффа.

— Не понял?

— Это мишка фирмы Штайффа. Видел ярлычок у него в ушке?

— Так это фирменный ярлык? А отец, когда я был ребенком, говорил, что это личный номер Задирь, как у моряка. Кажется, он привез мне мишку из какого-то немецкого порта.

— Вероятнее всего. Мишек Штайффа делают в Германии. Когда он обретет приличный вид, ты должен его беречь.

— То есть ты хочешь сказать, что плюшевые мишки имеют какую-то ценность?

— Не какую-то, а огромную. Не только материальную, хотя в наши дни многих, похоже, заботит лишь эта сторона вопроса, — мрачно пробормотала Дженни. — Знаешь, как однажды выразился Оскар Уайльд? «Люди сегодня знают цену вещей, но не знают их ценности».

— А о какой, собственно, материальной ценности идет речь? — уточнил Рейф.

— На аукционах некоторые мишки Штайффа уходили почти за семь тысяч долларов. Рейф присвистнул.

— Ну, разумеется, в полной сохранности и куда более старые, чем твой, — добавила она.

— По словам Синди, старше меня с Задирой и на свете-то никого нет. — Рейф моргнул, вдруг подумав, что грамматически правильнее было бы сказать «старше меня или Задиры». Что-то такое в Дженни заставило его вспомнить о правильности речи. Он готов был поклясться, что у нее никогда не бывало проблем с падежами и что она никогда не коверкала слов. Выпускница колледжа — вне всякого сомнения. С легкостью цитирующая Оскара Уайльда. Не иначе как этот лоск ей обеспечил какой-нибудь привилегированный колледж Новой Англии.

Сам-то он любил повторять, что закончил «школу тумаков». Разумеется, у него за плечами вечерние бухгалтерские и бизнес-курсы в местном колледже, но никакого диплома о высшем образовании. Черт, на это не было ни времени, ни денег. Наверное, стоило бы повоевать за стипендию, но, по правде говоря, школьные парты всегда наводили на него скуку.

За год-два шатания по свету можно получить больше знаний, чем из всех учебников мира. А Рейфу в детстве пришлось немало попутешествовать — десять штатов за десять лет сменил. В конце концов отец обосновался на морской базе Великих озер, недалеко от Чикаго, где Рейф и провел свои юношеские годы.

С тех пор словно целая вечность прошла, подумал Рейф, взглянув на Синди, пока задним ходом выводил джип на дорогу. Ресторанный бизнес он освоил с азов — сначала был мальчиком на побегушках (в старших классах средней школы), потом официантом на теплоходе во Флориде, потом менеджером в ресторане в Нью-Йорке. И наконец завел собственное дело. Он уж и не помнил, с каких лет стремился к этой цели — открыть свой ресторан и ни от кого не зависеть.

В его розовых мечтах о будущем с ним рядом всегда была Сюзан, но жена умерла, когда Синди не исполнилось и года. И все его планы провалились.

А мать Сюзан, Алфея, вообще никогда не принимала всерьез его планов. Больше того, теща не считала его достойным ее «золотой девочки» и по сей день напрямую обвиняла в смерти Сюзан, словно Рейф был в ответе за рак, постепенно подточивший силы его жены. Алфея не видела в нем никаких достоинств — ни раньше, ни теперь — и совершенно не одобряла методы, какими он воспитывал Синди.

— Папочка, мы скоро приедем? — пропела сзади Синди.

— Мы еще даже с главной дороги не свернули, детка.

— Знаю. Но мы скоро приедем?

— А я так даже не знаю, где мы собрались устроить пикник, — вставила Дженни.

— Я подумал, что можно сначала подняться на вершину Вашингтон, чтобы нагулять аппетит, — ответил Рейф.

— Мне там нравится. Это на самой крыше света, — сообщила Синди Дженни.

Дженни, конечно, слышала об этой горе, но не знала точно, где гора находится.

— Отсюда далеко? Рейф покачал головой.

— Чуть-чуть дальше по этой дороге. Все забываю, что ты не из этих мест.

— Заметно, правда?

— У тебя не тот акцент.

— Я родом из Коннектикута.

— А!

— И что означает это «а»?

— В Коннектикуте немало состоятельных семейств.

— Верно, — согласилась она. — Но моя — не из их числа.

— Вот как?

— Да. Отец ушел от нас, когда мне было шесть лет, поэтому маме пришлось вернуться к родителям и пойти работать, чтобы как-то выкручиваться. Она умерла, когда мне исполнилось девять, и меня вырастили дедушка с бабушкой. — Дженни умолкла, вдруг спохватившись — сколько же она выложила… Не то чтобы ее жизнь представляла какой-то секрет, просто не в ее правилах было сообщать первому встречному о предательстве отца. А Рейф хоть и сосед, но все же совершенно незнакомый ей человек. С неловким ощущением она быстро поменяла тему разговора:

— Ну, расскажи мне об этой горе, Вашингтон.

— Она не для слабонервных.

— То есть? Мы что, заберемся на вершину?

— Мы туда заберемся на джипе.

— Но дорога-то там есть, я полагаю?

— Разумеется, есть.

— Отлично. — А то перед ней уже начали мелькать картины, как они трясутся на ухабах какой-нибудь горной тропы.

— Дорога есть, и всем, кто ее преодолел, наклеивают на бампер этикетку с надписью «Я поднялся на гору Вашингтон», — добавил Рейф. — Высоты не боишься?

— Не знаю, — честно призналась Дженни.

На его губах промелькнула понимающая улыбка.

— Что ж, это мы выясним, — пробормотал он. У Дженни возникло такое ощущение, что это не единственная вещь, которую она должна была выяснить в тот день.

Глава 3

— П. Т. Барнум назвал все это… — Рейф широким жестом обвел открывавшуюся с вершины горы Вашингтон панораму, — вторым по великолепию зрелищем в мире.

Дженни пыталась, без особого успеха, сосредоточиться на панораме, а не на тонких и сильных пальцах Рейфа. Мужские руки всегда были ее слабостью, особенно такие изящно вылепленные, как у Рейфа.

За время подъема по горной дороге, в основном галечной, Дженни обнаружила, что не относится к слабонервным и не боится высоты, — весьма кстати, поскольку ограждения практически не встречались, дорога петляла вдоль головокружительного обрыва, а подъем был настолько крут, что у многих сердце зашлось бы от ужаса. И все же кое-что действительно вызывало у нее серьезные опасения — а именно ее эмоциональное напряжение от близости Рейфа. Но ведь ее нельзя было отнести к тому типу женщин, которые теряются при виде мужчины… или даже просто его рук.

Впрочем, она художник как-никак, напомнила себе Дженни, и, следовательно, для нее вполне естественно и приемлемо беспристрастно восхищаться красотой мужского тела. Проблема была в том, что она уж слишком восхищалась мужской красотой Рейфа, который в тот момент доставал что-то с заднего сиденья джипа. Тыл ничего себе, как сказала бы Мириам, ухмыльнулась Дженни.

— Вот… — Рейф легко выпрямился и протянул ей куртку, — надень-ка. Здесь, наверху, холодно. — Он набросил на нее огромную ветровку и застегнул молнию, едва Дженни просунула в рукава руки. — На высоте в шесть тысяч футов даже летом холодно… температура почти никогда не поднимается выше нуга.