В плену у мертвецов - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 15

Истрепав себя, мокрый, я последовательно надеваю на себя одёжки. Как луковица. Футболку с капюшоном. Затем свитер. Готов к отбытию «домой», в камеру. В руках очки. В дверь зиндана вставляют ключ. Забираю с лавки леденцы и картонки. Руки за спину. Выхожу. Следую меж апельсинового цвета дверей зинданов к лифтам. Еду вниз. Грандиозная архитектура первого этажа встречает меня. Все четыре ножки буквы "К", во всём блистательном великолепии, в момент, когда через все окна сияет солнечный день. Прямо театр. Чудо! Сказка! Прелесть. Стражники в мутно-зелёном разводят актёров.

И ведь не всё ещё закончено с внутренним убранством. В 1991 или 92 тюрьму Лефортово отдали было ментам. Менты – служивые люди сословием попроще, ободрали храм государственных преступников, лишили его великолепия. Распродали мебель, разбазарили зелёные ковры. В 1996 году храм вернули в ФСБ. Постепенно новые-старые хозяева возвращают храму былую прелесть. Появились дорожки зелёного сукна. В нижнем конце буквы "К" видны скатанные рулоны некоего добра, – дорожки или макеты. Я уверен их скоро расстелят. И в Бастилии нашей станет совсем уютно.

Меня подвели. У камеры уже ждёт Zoldaten с ключом. Заглядывает в глазок. Удовлетворенный, открывает. Трупиками спят, укрывшись с головой, и мошенник и боевик. Обращаюсь к Zoldaten: «Включите дальний свет, пожалуйста!» Включает. Делаю шаг в камеру. Дверь с лязгом затворяется, ключ, обдирая замок, поворачивается.

МОЛОДОЙ БАНДИТ

Через пять минут после ухода Лёхи в камеру ввели делового молодого человека в бейсболке, кофте с капюшоном, синих спортивных брюках с белой полосой лампасов и карманами. Молодой человек не смотрел на меня совсем, он озабоченно взял из рук сопровождавших его Zoldaten свои вещи, и только убедившись, что все его пакеты прибыли с ним, – только после этого познакомился со мной. Через час он уже изготовил себе салат из огурцов и зелени, залил его майонезом, и стал увлечённо поедать салат. На свободную шконку рядом с изголовьем кровати молодой человек положил учебник английского, учебник по бизнесу и иллюстрированный цветной автомобильный журнал. Впоследствии во все четыре месяца эти три предмета так и лежали там, на шконке. Лишь однажды я поинтересовался учебником делового английского. Я решил, что мой новый сосед – проворовавшийся бизнесмен. И ошибся. Вскоре выяснилось, что у него статья 209 – бандитизм, и 222-я, часть третья. Когда это выяснилось, я стал называть его бандитом. Он возразил что-то против прозвища, но неактивно, и я пришёл к выводу, что звание «бандита» ему нравится и льстит. Как Лёхе, моему первому сокамернику, суке, нравилось когда я называл его «тиран».

Если «тиран» был толстоногим (он крайне удивился, когда я спросил его, делает ли он упражнения для ног. «Зачем? У меня свои крепкие…»), то молодой бандит оказался тонконог как кузнечик, худ, и крайне самонадеян. Ему едва исполнилось 25 лет, но это была его вторая ходка. В первый раз он получил три года, но отсидел два года. Во время следствия он тогда сидел в СИЗО Матросская тишина, позднее в лагере в Мордовии. После второго ареста он опять приземлился в уже хорошо знакомой ему Матроске, и чувствовал там себя как рыба в воде. Однако дело из суда было отправлено на доследование, ибо в деле (according to Mishka, я основываюсь только на его словах) обозначился полковник ФСБ, каковой прикрывал покупку/продажу оружия. И тогда молодого бандита Мишаню, оторвав с корнями от родимой Матроски, переселили в Лефортово. Как видим, история молодого бандита Мишани походит на историю Лёхи. Однако Мишаню я ни в чём не подозреваю, и ни от кого с тех пор ничего предосудительного о нём не слышал. К тому же Лёхина история старательно скопирована «чекистами» с типовой истории молодого преступника, оказавшегося в руках у чекистов. Молодой криминал обыкновенно попадает в СИЗО Лефортово, поскольку один из его подельников принадлежит к юрисдикции ФСБ.

Упершись спиной в подушку, сидя на кровати, Мишаня ностальгически повествовал мне о своей сладкой жизни в тюрьме Матросская тишина. Оказывается, там всё запрещено и всё можно. Потому что, слава Богу, менты хотят жить и потому они все коррумпированы. На Матроске Мишка сидел на спецу, держал общак и был чуть ли не смотрящим в хате, так как действительный смотрящий настолько злоупотреблял наркотиками, что был неспособен к несению своих обязанностей. Потому он поручал свою работу Мишке. Я полагаю, что Мишка из осторожности не преувеличивал. Он сам не раз говорил мне, что на тюрьме врать опасно, что иные типы выдают себя за больших авторитетов и даже воров в законе, но в тюрьме ничего не утаишь, и разоблачённые самозванцы рано или поздно бывают наказаны. Из рассказов Мишки выходило, что на Матроске ничего не стоило достать дозу героина, что туда заносили водку и коньяк. Что на день рождения Мишке занесли пару бутылок коньяка. В Матроске жарили картошку и мясо на спирали, положенной в специальной выдолбленной на полу канавке. А чтоб запах не доносился в коридор, вентилятор сдувал запах в вентиляционную отдушину. На Матроске пекли торты. На Матроске у Мишки был обслуживающий его человек, сам он не готовил салаты, ему готовили. На Матроске Мишка имел возможность даже фотографироваться. А главное – на Матроске Мишку окружали люди его профессии и его мировоззрения – приверженцы «воровского хода». Мишке было о чём с ними поговорить. «С тобой скучно», – вещал Мишка снисходительно. «С тобой у меня нет ничего общего. Вот когда мне здесь по ошибке чекисты посадили в камеру Санька, мы с ним разговаривали трое суток без сна». Сообразив, что преступники друг друга знают, чекисты наконец рассадили их.

Полагаю, что Мишка в данном случае отстал по фазе. Полагаю, что если бы он сейчас бы был возвращён в Матросскую тишину, то нашёл бы своих сокамерников пресными и однообразными, после опыта тюремной жизни с Лефортовским контингентом. В Лефортово Мишка за год успел посидеть с «Толиком», как он его называл, Быковым, с коммерческим директором НТВ Антоном Титовым, с израильским бизнесменом Давидом. Ко мне в камеру 24 он заехал прямиком из хаты 101, прямиком от Салмана Радуева!

Почему Мишка сидел с таким количеством знаменитостей? Полагаю, что у администрации Лефортово в отношении выбора для нас сокамерников есть свои правила, специальная технология. Помимо первого безусловного правила, что подельники, естественно, не могут сидеть вместе, администрация вне всякого сомнения строго соблюдает и второе: опасные, значительные люди не должны сидеть вместе. Меня не посадят в одну хату с Радуевым, это ясно. Тем более не посадят с Анатолием Быковым, о нём я написал книгу. Революционера не посадят с революционером. Поскольку опасные люди могут снюхаться и впоследствии, когда-либо «замутить» вместе какие-либо противоправные дела. Потому администрация комбинирует, химичит, исхитряется разбавлять нас такими элементами как Мишка. А таких как он, юных бандитов, в Лефортово немного. Потому его часто переводят из камеры в камеру.

У Мишки хороший характер. Радуев сдружился с ним и очень не хотел, чтобы Мишку перевели от него. Он даже ходил просить к начальнику изолятора, чтобы Мишку от него не переводили. В свою очередь Мишка хорошо отзывался о Радуеве. Он довольно живо нарисовал мне словесный портрет Радуева. «Когда я впервые вошёл в его хату, он убирался. Был в тренировочных, и до пояса гол. Как узник Освенцима. Телевизор работал. Когда Радуев приближался к телевизору, изображение исчезало, так как в голове у Салмана титановая пластина. Пластину пора вынимать, у него болит от пластины голова, но для этого нужно ехать в Германию к хирургу, который её поставил… Ещё у Радуева чужое ухо, стеклянный глаз, он весь собран из частей. Он оопять отпустил дремучую бороду, носит дымчатые очки. Салман в первую очередь бизнесмен», – утверждает Мишка. И уверен, что вместе с Радуевым замутит ещё не одно дело. Когда я высказал сомнение, предположив что Радуеву дадут пожизненное заключение. Мишка заявил, что ему всё известно, что достигнута договорённость между следствием и Радуевым и что лет через восемь Радуев будет на свободе и, кто знает, может быть станет президентом свободной Чечни. От Мишки я узнал, что Радуев был активным комсомольцем в Чечне, затем юношей уехал в Москву и за границу, где делал «бизнес», продавал среди прочего поддельный цемент. Когда Радуев из любопытства приехал в дудаевскую уже Чечню, он вначале не мог понять, почему его соотечественники ходят небритые, и наладил распространение одноразовых лезвий.