Русское психо - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 16

Я все ближе сходился с афганцами. В штаб приходил теперь уже и Омар, когда у него было время. Кто знает, куда бы меня привела эта дружба, но случилось так, что Восток вскоре исчез. А с ним и все афганцы. Приблизительно через год он все же появился, чтобы сказать, что обосновался в Минске. Объяснил он смену места жительства невнятно, а я не стал допытываться, следуя кодексу поведения восточных мужчин. Сам скажет, если захочет. Я догадываюсь, что в то время к афганским коммунистам у российских властей изменилось отношение, вот они и перебрались к батьке Лукашенко под крышу. Восток, впрочем, продолжал наезжать в Москву и всегда заходил в штаб. Но всегда без предварительного телефонного звонка. Потому он чаще всего не заставал меня на месте. (Полагаю, что он, как все подпольщики всех народов, инстинктивно испытывал отвращение к телефону). Дежурные пацаны передавали мне потом настороженно: «Докладываю, Вождь. К Вам приходил и долго Вас ждал восточный человек по фамилии, — тут дежурный прокашливался, — Не знаю, Вождь, может такое быть или я неправильно записал, по фамилии Восток. Чеченец — что ли?»

Я объяснял, что это приходил сын афганского вождя Кармаля. Дежурным нравилось, что у их вождя такие экзотические друзья. На чеченца, конечно, никакой афганец непохож ничуть. У обитателей Кавказа не может быть такого тона кожи, афганцев же отличает некая табачность, зеленоватость подкладки кожи, так что опытный человек легко определит обитателя регионов, близких к Индийскому субконтиненту. У обитателей Пакистана эта подкладка темнеет, а у обитателей южных штатов собственно Индии — чернеет, у населения штата Тамил-Наду цвет кожи приближается к цвету кожи африканских племен. Афганцы и пакистанцы — люди сигарных цветов кожи.

Нрава Восток был спокойного, возбуждался лишь говоря о судьбе Родины. Телосложения он был среднего, не худ, но и не толст. Думаю, сейчас Восток давно уже в Афганистане и, может быть, собрал уже отряды сторонников своего клана. Идут они строем по желто-рыжей своей стране, светлосигарные лица улыбаются, на груди Калашниковы… Восток, Омар, брат Востока. Это очень приятные мне люди. Они произвели на меня хорошее впечатление людей серьезных и преданных своей Родине. Да будет Аллах всемогущий и милосердный благосклонен к ним. Да будут дни их долгими.

Восток не объяснил мне, как правильно пользоваться четками. Потому я обычно брал их и перебирал как попало, чтобы лучше думалось. Пользоваться четками меня научил, наконец, Асланбек Алхазуров, рыжий чеченец, мюрид и подельник Радуева, мой сокамерник по 32-й хате. Произошло это в прошлом году. Он преподал мне следующие простые правила. Четки ни в коем случае нельзя перебирать левой рукой. Эта рука считается «нечистой», ведь ею предписано подмываться перед молитвой. Достаточно чистой считается лишь правая рука. Вот ею и следует перебирать четки, их следует щипать в направлении на себя (повесив на четыре пальца, указательный сверху) большим пальцем. Произнося при этом короткий клич-молитву. Всего есть три «сэта» молитв. Каждый «сэт» — отщипать по разу 33 зерна четок. Те четки, что у меня — малые. На них можно исполнить один «сэт», и следующий уже отщипываешь повторно, а затем — третий «сэт». Нормальные четки состоят из 99 зерен или камней. Такие четки удобнее носить не в кармане и не на кисти руки, а на шее.

Перебирая первый сэт, называется «СУБХАНАЛЛА» или терпение, нужно отщипывая на себя каждое из тридцати трех зерен произносить «субханалла». Когда доходишь до колечка (их на моих четках два) между 9-й и 10-й четками с каждого конца четок, колечко называется «мулла»; так вот, дойдя до «муллы» нужно воскликнуть: «Аллах Акбар», то есть Велик Аллах!

Второй сэт называется «АЛХАНДУЛИЛЛА», это означает что-то вроде хвала всевышнему за то, что есть, за то, что имею. Порядок тот же: отщипываешь зерна, произнося алхандулилла, алхандулилла… дойдя до колечка-муллы восклицаешь «Аллах Акбар!» и опять алхандулилла, алхандулилла… 33 раза.

Третий сэт уже так и называют «АЛЛАХ АКБАР» и дойдя до колечка — муллы произносят «Аллах Акбар!». Все три сэта я трактую, как три добродетели: «терпение», «скромность» и «богобоязненность».

Вот такие нехитрые церемонии. Мусульманин ты или нет, такие вещи дисциплинируют, также как и молитвы. Молитва: пять раз в день молятся крепко верующие, три раза молятся нормальные мусульмане. С рассветом, на закате и в полдень вполне достаточно. К молитве приготавливаются тем, что совершают омовение. Уши, глаза, рот, но также и подмывают гениталии. В тюрьме мусульмане делают это из бутылки, на дальняке. Все эти традиции держат мусульман и чистыми, и не позволяют забыть о Боге. Обычно Аслан расстилал на шконке платок, вставал над ним, лицом к окну, бормотал по-арабски, затем опускался на колени и кланялся своему Господу, касаясь лбом шконки. Все движения у них тщательно регламентированы. Большую, думаю я, силу дает и сознание того, что в этот же момент те же слова и те же движения совершает более миллиарда единоверцев во всем мире. Сгибаются в поклоне легкие сухие спины.

Но вернемся к четкам. Еще можно при перебирании четок произносить «ЛА— ИЛЛА», а еще «ИЛЬ-АЛЛА». Помимо молитв, в которых он поминал Аллаха, Аслан много поминал Автомат АК, калибра 5,45. Это его любимое оружие. Автомат этот снился ему в каждом его сне. Он фанат 5,45 миллиметров.

Это все о четках. А то я уже стал об автоматах. Что касается Аслана, то оттенок кожи у него глубоко-розовый с уклоном в медь. Волосы — темно медные. Его судили вместе с Радуевым в Махачкале. Сейчас он уже отбывает наказание. В тюрьме он был мне хорошим товарищем. Наши койки стояли изголовьями друг к другу. Иногда мне снились его сны. Однажды мы оба увидели во сне красное мыло.

Улыбка

16 мая 2002 года я получил в кормушку газеты. Пухлые такие. Внутри «Независимой газеты» обнаружил ещё и приложение к ней «Ex-Libris». Развернул и увидел СЕБЯ промеж ментов. Три четвёртых первой полосы Ex-Libris(а) занимал материал о моей книге «Моя политическая биография», а сопровождала материал длинная цветная фотография: бытовая сценка: менты ведут куда-то зэка. Бородка и очки изобличают в зэке преступника категории белых воротничков. На устах моих цвела улыбка. Спокойная и отстранённая. Словно это не меня ведут по коридору пять ментов, забубенных как стрельцы.

Так я выглядел ровно год назад, в мае 2001 года. В тот день меня привезли в суд слишком рано. Скорее всего это было ухищрение, позволяющее избежать встречи с журналистами и сторонниками. Меня приземлили из автозэка на зелёную траву-мураву и, прикрепив наручниками к старому опытному менту, быстро протащили под кронами деревьев в узкую боковую дверь суда. Всё это время рядом потело под мундирами милицейское мясо. Но они не могли заглушить запах природы, едкий и великолепный. Природа кисловато попахивала одновременно хвоёй и лимоном, ей-богу, как писька молоденькой девчонки. Они протащили меня в двери как в игольное ушко и спустили в подслеповатое помещение, где дрожала зарешёченная и упрятанная глубоко в стену лампа. Помещение только что отремонтировали или реконструировали, и оно жгло ноздри сырым бетоном. Узника спецслужб, меня поместили в камеру одного, а то ещё разглашу сокамерникам гостайну. В хате был жуткий срач: обрывки газет, скорлупа семечек, пустые пластмассовые бутылки, во множестве запятые-окурки, по-зэковски дотянутые до самого фильтра.

Меня доставили в Лефортовский межмуниципальный суд по поводу ходатайства моего адвоката сменить мне меру пресечения. Адвокат просил в своём ходатайстве заменить мне содержание под стражей подпиской о невыезде, либо залогом. Несколько депутатов Государственной Думы готовы были поручиться за меня. Я лично был стопроцентно, железобетонно уверен, что не для того они — ФСБ — меня так дорогостояще, так трудоёмко и с такой помпой, чуть ли не ротой своих гуннов брали на Алтае, чтобы так легко по первому требованию выпустить из своих рук. Адвокат в свою очередь твёрдо знал, что Лефортовский межмуниципальный суд за время своего существования ни разу никогда не сменил меру пресечения арестанту из Лефортовской тюрьмы, то есть находящемуся под арестом в следственном изоляторе ФСБ. «Лефортовский межмуниципальный — карманный суд ФСБ и, конечно, меру пресечения не снимет, — сообщил мне Сергей Беляк, — но придут СМИ, мы надеемся, что придут, возможно, будет телевидение, и пока ты идёшь по коридору, в зал их, конечно, не пустят, тебя увидит внешний мир в лице этих СМИ. Ты приготовь, Эдуард, какой-нибудь короткий лозунг, — посоветовал адвокат, — ты его выкрикни журналистам. На связные объяснения у тебя времени не будет. Рассчитывай на 15-20 секунд».