Гранатовые джунгли (ЛП) - Браун Рита Мэй - Страница 36

- Пол, почему бы нам не пойти в вашу спальню?

- А, ну да.

В его спальне меня встретили новые ужасы. Каждый дюйм его тела был покрыт волосами. Только что слез с дерева, и прямо мне между ног. Видно, я и вправду влюбилась в Полину, что терплю этого орангутанга. Господи! Пол что-то невнятно бормотал и закатывал глаза. Я думала, собирается ли он сграбастать меня или снова нырнуть в меня, когда вдруг он развернулся на 180 градусов, держа свой приличных размеров член в руке, и положил другую руку сзади мне на шею, притягивая к себе.

- Где мы сейчас?

Я была уже в курсе.

- В мужском туалете на станции метро «Таймс-сквер».

- Нет, нет! - вскрикнул он. - Мы в дамской комнате в отеле «Четыре сезона», и ты восхищаешься моей пышной грудью.

- До свидания, Пол.

16

Я не порвала с Полиной прямо с ходу. Наверное, я слишком нуждалась в ней - в беседах с ней, походах в театр и ее рассказах о Европе, где она выросла. Я пыталась уклоняться от секса, но Полина все больше и больше втягивалась в это дело. Меня выворачивало, когда она хотела, чтобы ее называли королевой «золотого дождя». Полина сохраняла для меня свою урину в пустых стаканах из стекла и макадамии{72}, чтобы я могла восхищаться ее огромными мощностями в очередной фантазии о мужском туалете. Я никак не могла это вынести. Я спросила ее - может быть, мы можем остаться друзьями? Ее чуть удар не хватил.

- Друзьями? Что значит - друзьями? Я на пороге грандиозных сексуальных открытий, а ты хочешь остаться со мной друзьями?

Я попыталась убедить ее поискать других женщин, но ей была нужна я. Ей была нужна я, но она стыдилась меня. Она не представляла меня своим друзьям и не позволяла заходить за ней на работу. Вероятно, боялась, что у меня между грудями загорится неоновая буква «Л» сиреневого цвета. Больше от одиночества, чем от любви, я оставалась с ней. В институте у нас все были мужчины, и они имели зуб на меня, потому что я училась лучше. Я считала кино одной из самых открытых профессий, но их жалкие эго, стоило им получить в руки маленький «аррифлекс»{73}, разрослись до чудовищных пропорций, и они отвергали женщину, которая была способна соревноваться с ними на «их» территории и, хуже того, побеждать. Бары не были бродильным чаном для интеллектуальной закваски, даже несмотря на то, что я нашла в верхнем городе несколько милых баров, посетительницы которых леденели от малейшего намека на роли. Роли в глазах этих женщин были для водителей грузовиков. Но мне трудно было воспринимать обилие разговоров, где звучные имена сбрасывались, как бомбы с напалмом, чтобы воспламенять чужие мозги восхищением. Мне нет дела до того, с кем ты знакома, мне важно, чем ты занимаешься. Эти куколки из высшего класса мало чем занимались. Но я не могла вернуться в неряшливую «Колонию» или «Сахар», где ходили бучи со стрижками ежиком, залитыми воском для волос. Так что Полина со всеми своими фантазиями была явно лучшим выбором, чем все остальное.

Проблему решила Алиса. Мы втроем время от времени выходили в свет. Я была слишком опасной для ее друзей, но для ее дочери годилась. Двойные стандарты Полины были поразительны. Она поощряла мои контакты с Алисой. Мы с ней были ближе по возрасту, чем с Полиной, но это не значило бы ничего, если бы Полина вечно не зудела о своем возрасте. Алиса была всего на шесть лет младше меня. Я начала чувствовать вину за то, что родилась в 1944 году. «Старушка», как она сама называла себя, смотрела свысока на нашу музыку, на фильмы, которые мы смотрели вместе, и на журналы, которые читали. Доходило до того, что она относилась к нам покровительственно за наши годы и за наши вкусы, это сблизило нас с Алисой, как это всегда бывает в конфликте поколений. Алиса знала, что мы с ее матерью любовницы, и считала, что это здорово. Она также знала Пола и считала его редким экземпляром слизняка в человеческом обличье. Однажды желтым кислотно-дождливым днем она призналась мне:

- Ты знаешь, что мама хочет спать со мной?

- Да ну?

- Она не признается, но я знаю, что хочет. Наверное, я бы не прочь переспать с ней. Она очень красивая, знаешь ли. Плохо, что это выбило бы ее из колеи. Инцест не кажется мне такой уж травмой.

- Мне тоже, но я и не могу об этом что-то сказать, ведь я не росла рядом с моими настоящими родителями. Но я никогда не могла понять, почему родители и дети относят друг друга к бесполым существам. По-моему, это не по-человечески.

- Ну да, родители бесятся из-за всего подряд. У мамы, видно, тяжелый случай подавленного желания, потому что она никогда не посмотрит в глаза тому факту, что ее прет от моего тела.

- У нее куда больше желаний.

- Да ну? И что выкаблучивает моя старушка?

 - Ничего. Просто не спи со своей мамой. Я не против инцеста, если обе стороны согласны, и каждой из них уже есть пятнадцать, но у твоей матери странные закидоны.

- Расскажи мне про ее закидоны.

- Нет уж, я не рассказываю о своих похождениях.

- Молли, ну зачем тебе вся эта мораль?

- Потому что у меня нет денег.

- А где будет твоя мораль, если дойдет до секса со мной? Я, знаешь ли, сладкая малолетка.

- Алиса, ты такая тонкая и романтичная, что я сейчас зарыдаю.

- Пожалуйста, давай переспим. Я чувствую, что могу тебе доверять. Ты же не будешь смотреть на это как на что-то большое и тяжелое?

- Ну да, но что насчет твоей матери?

- Что она не знает, то не может ей повредить, - хихикнула Алиса и хитро взглянула на меня. - Я подарю тебе прекрасную розу, желтую, как твоя солнечная душа, тогда ты со мной переспишь?

- За одну прекрасную желтую розу - да.

Алиса рысцой бросилась вниз по Бродвею, ища цветочный магазин, забежала в крошечную лавку и появилась с розой в руке. И пошли мы на 17 улицу, к тараканам и паровому подогревателю, в котором никогда не было пара. Зато Алиса исходила паром, и содрогалась, и вздыхала, и у нее в мозгах не было ни одной сексуальной заморочки. Она любила, когда ее трогали, и любила трогать в ответ. Поцелуи были для нее формой искусства. Она была вся здесь, без закидонов, без историй, только она сама. И я была сама собой.

Алиса обладала здравым инстинктом самосохранения. Она знала, что мы должны поглядывать по сторонам, если хотим чаще видеться. Искаженный викторианский дух Полины дал бы пробоину, если бы она прочла наши мысли. Когда мы ходили втроем, это была изощренная пытка. Однажды, когда мы на балконе смотрели «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», Полина держала мою левую руку, в то время как Алиса гладила мое правое бедро. Пьеса не произвела на меня никакого впечатления, но я хлопала в конце, как сумасшедшая, чтобы выпустить наружу всю запертую во мне энергию.

Полина сближала нас, надеясь, что это произойдет, но в то же время страшась этого. Каким-то образом я стала сексуальным посредником между ними обеими. Я была каким-то передатчиком, через который они транслировали послания друг дружке. Иногда я чувствовала себя с ними более одинокой, чем без них.

Однажды субботним днем, гуляя по Гарлему и слыша упорный бой барабанов из парка, мать и дочь вступили в очередную схватку. Полина по какому-то тривиальному поводу обвиняла Алису в том, что она ведет себя как ребенок, и Алиса отвечала, что в Полине все уже окостенело, особенно мозги. Эта веселая перепалка продолжалась, пока Алиса в припадке неопытного самолюбия не задела свою старшую соперницу:

- Я больше не ребенок. Господи боже, мама, я достаточно выросла, чтобы заниматься этим с твоей любовницей, так что отвяжись от меня.

- С моей… что?

- Мы с Молли любовницы.

Полина отшатнулась. Она так быстро и так гневно затрещала на итальянском, что я могла разобрать только:

 - Basta! Basta! - и звук пощечины. Когда ее вспышка двуязычности испарилась, она на чистейшем английском приказала мне навеки убраться из ее жизни и из жизни Алисы. Алиса стала возражать, но Полина погасила эту вспышку угрозой, что не пошлет Алису в колледж, если она будет настаивать на этих отношениях. Алиса была смышленой и не собиралась сама зарабатывать себе на колледж, особенно после знакомства с моей жизнью. Так что она склонилась перед высшей материальной силой своей матери. И я благородно удалилась на 17 улицу, где церберы-сторожа вгрызались в мои лодыжки, а водяные жучки устроили сафари на моей кухне.