Разговоры в песочнице, или истории из жизни мам. - Климова Мария Геннадиевна - Страница 22

Первым вариантом была, конечно же, люлька. «Уютная маленькая колыбель из экологически чистых материалов» по версии инструкторов на курсах подготовки к родам — самое лучшее место для сна новорожденного. Они утверждали, что небольшое замкнутое пространство хоть и не сравнится с маминым животом, но все-таки отдаленно напомнит его. Заодно люльки тут же и продавали, но совсем недешево. Меня смутило, что это удовольствие рассчитано всего на несколько месяцев, а потом маленький не сможет там поместиться. В общем, я не была готова покупать дополнительный предмет мебели на такой небольшой срок.

То ли дело кроватки! Продавцы расхваливали, дескать, они смогут прослужить не один год, а несколько уровней днища рассчитаны на потребности ребенка с самого рождения до времени, когда он начнет вставать, а потом и сам научится вылезать. Предлагали кроватки всех мастей: оборудованные ящиками, совмещенные с комодом и чуть ли не ванночкой, складные и легкие специально для путешествий. Уговаривали повесить балдахин — пусть и не люлька, зато создает уют и умиляет. Я разобралась во всевозможных маятниковых механизмах укачивания и выбрала самую простую отечественную модель на колесиках.

В общем, готовя приданое, я категорически отвергала идею совместного сна: как можно! И негигиенично, и опасно, и вообще, пусть у каждого будет своя кровать, нечего баловать детей…

С рождением Нюськи пришлось в корне изменить свою точку зрения: я просто физически не могла вставать ночью. Готова была признать себя Самой Ужасной Матерью–Ехидной, Балующей Развратительницей Младенцев и вообще, кем угодно, только бы не принимать вертикальное положение несколько раз за ночь. Мало того, днем кроватка тоже стояла без дела, потому что мне никак не удавалось опустить туда заснувшую на руках дочь так, чтобы она не проснулась. Проще было обеим лечь на широкое семейное ложе. Я очень переживала, но ничего не могла с собой поделать: кроватка использовалась только как приспособление для удержания мобиля, под который я иногда укладывала Нюську. Ну и потом туда удобно было складывать во время уборки игрушки и ненужные вещи…

Наташка помогла мне избавиться от чувства вины, расписав все плюсы совместного сна: спокойный уверенный в своей безопасности младенец, выспавшиеся родители, успешное ГВ (ведь гормоны кормления вырабатываются как раз под утро, тем важнее ночные прикладывания), компенсация повышенных нагрузок на нервную систему в периоды освоения новых навыков (ползание, хождение, речь). Она предлагала поставить себя на место ребенка:

— Вот представь: ты проснулась ночью — вдруг как-то нехорошо стало. То ли погода меняется, а ты метеопат, то ли сон нехороший приснился, то ли мысли о работе не дают отключиться. Решила заодно, раз уж не спится, попить водички и проверить содержимое холодильника. Идешь на кухню. Дверь заперта. Пробуешь открыть, не получается. Начинаешь стучать, открывает супруг и говорит: «Ночью надо спать! Ложись!» Сна как не бывало, ты стучишь дальше, просишь, чтобы муж пришел, лег с тобой, обнял, может, тогда тебе легче будет расслабиться, но он настаивает: «Ты уже большая! Днем я буду с тобой общаться и обниматься, а сейчас надо спать! Вода спит! Есть ночью вредно! Вообще, раньше мужья и жены спали раздельно и правильно делали! Знаю я тебя, ты просто капризничаешь!», — и закрывает дверь.

То же самое происходит и с ребенком, спящим отдельно. Учти при этом, что мама для него — гораздо больше, чем просто любимый человек. Это вселенная, самое родное и дорогое, что есть в его пока еще маленькой жизни: радость, удовольствие, уверенность, что все вокруг хорошо. И вдруг эта вселенная отторгает его, поскольку за окном темно, и кто-то придумал, что каждый должен спать в своей кровати! По Наташкиной науке, речь опять шла о потребностях ребенка, а не о привычке. Она приводила данные какого-то исследования: дети, которые в 5–6 лет спят в родительской кровати, как правило, пришли туда в районе полутора. В общем, снова выходило, что уж лучше уступить ребенку с самого начала, чтобы ему пораньше захотелось «стать взрослым» и отказаться от «детского» поведения.

Теория, как обычно, звучала убедительно. Тем не менее, я все-таки попробовала сначала укладывать Нюську в ее кроватку, а забирать к себе только после первого пробуждения. Это работало, пока у нее был большой ночной перерыв, и она засыпала часов на пять–шесть. Когда полезли зубы, Нюська стала просыпаться чуть ли не каждые час–полтора, так что о кроватке пришлось забыть.

Хорошо, что к тому времени мы уже купили нормальную двуспальную кровать, а то на полуторном диванчике втроем было тесно, и я боялась, что слишком близко к нюсиному личику наши подушки. Тем не менее, решила использовать последнее средство: придвинуть детскую кроватку к нашей. Так сохранялась иллюзия отдельных спальных мест, но вроде как и общее пространство существовало. Это помогало до тех пор, пока Нюська не совершила свой первый «полет». Однажды сквозь сон она, мало того, что переползла на нашу территорию, так еще и преодолела «забор» из подушек, оставленный специально на этот случай. Тогда мы отвинтили у своей кровати ножки и все вместе переехали поближе к земле, в смысле, к полу…

Но когда определились с местом для сна, все равно оставались проблемы укладывания, даже после того, как появились вечерние ритуалы, на которых Наташка тоже как-то очень научно настояла. Нюська засыпала, но ни с того ни с сего поворачивалась на живот и поднималась на четвереньки (научилась она этому в светлое время суток), после чего просыпалась, и начинался новый виток укладываний. Потом, когда училась ползать, она стала сквозь сон в прямом смысле слова лезть на стену. Когда пошли сразу десять зубов в год с небольшим, она просыпалась несчетное число раз за ночь. После всего этого она перестала спать днем, и оказалось, что все ночные проблемы — ерунда.

У меня совершенно не осталось личного времени! Раньше я жаловалась, что не знаю, чем заняться, пока Нюся спит. Хозяйственных дел, конечно, было столько, что десяти Золушкам месяц не продохнуть, но заниматься ими было неохота. Хотелось расслабиться и переключиться, например, поспать. Но жалко было тратить долгожданный час свободы на сон. В общем, я либо болтала по телефону, либо читала, либо просто внезапно обнаруживала, что «ваше время истекло», хотя я еще, вроде, ничего и сделать не успела.

Позднее оказалось, что это было время тишины. Время, когда я могла делать то, что хочется мне, а не то, что нужно Нюсе или для Нюси. Время, когда никто не дергал за колокольчик, висящий на двери моего внутреннего пространства. Я поняла всю тяжесть положения Малины, у которой дети спали по очереди: благодаря этому у каждого из них появлялся час наедине с ней, но у нее вообще не оставалось времени побыть наедине с собой!

Я была крайне возмущена. В конце концов, маленькие дети должны днем спать — это же всем известно! Всем, кроме одной маленькой вредной барышни с вечной батарейкой в неизвестном месте. Я пробовала всячески утомлять Нюську: гулять, играть, ходить в гости. Не помогало. Точнее, иногда помогало, но чаще оказывало прямо противоположный эффект: вызывало состояние перевозбуждения. Я пыталась всячески способствовать расслаблению: предлагала спокойные игры, ставила плавную музыку, разве что благовония не воскуряла… не воскуривала?.. короче, не жгла. В итоге засыпала я, а Нюся прыгала по кровати и будила меня каждые три минуты.

Я злилась и обижалась на дочь. Каждый отказ от сна воспринимала как личное поражение и плевок в душу. Но даже самоотверженное пение колыбельных в течение сорока минут с постепенным расширением репертуара от «Баю–баюшки–баю» до Окуджавы ничего не меняло. При этом после столь продолжительного концерта Нюся была свежа как огурец, а я — выжата как лимон.

К состоянию усталости она, тем не менее, в итоге все-таки приходила — часам к шести вечера, когда для дневного сна было уже слишком поздно, а для ночного — рано. Девочки предложили два варианта: раньше вставать утром или просто подождать, пока все пройдет само собой.