Портретная галерея мистера Гранча - Ликок Стивен Батлер - Страница 2

В течение всего обеда этот осел англичанин и еще какой-то актеришка, который с утра до вечера торчит у них в доме и вечно передразнивает театральную братию, были в центре внимания всего общества. Не знаю, может быть, кому-нибудь это и нравится, но мне, откровенно скажу, нет. Пусть себе кривляется в театре. И вообще, по-моему, всякое стремление вызвать смех за обедом свидетельствует о дурном вкусе. Противно смотреть, когда за едой люди вдруг начинают покатываться от хохота. Насколько я могу судить, у меня превосходно развито чувство юмора – лучше, чем у многих других. Я знаю, как надо рассказывать смешную историю, ее надо рассказывать обстоятельно, не спеша, помогая слушателю уловить, в чем соль, и исподволь подготавливая его необходимыми объяснениями к пониманию сути. Но в подобной компании стоит лишь начать интересную историю, как какой-нибудь дурак сейчас же тебя перебивает. Совсем недавно – лет пятнадцать назад – я проводил лето в Адирондакских горах, и там со мной произошел презабавный случай. Но только я приступил к рассказу, даже не успел в самых общих чертах дать описание Адирондаки, как – что бы вы думали? – хозяйка (ну, не дура ли она после этого?) вдруг подымается из-за стола и вместе с дамами выходит в гостиную.

За столом остались одни мужчины со своими сигарами. Ну, чтобы тут вставить словечко – об этом и думать нечего! Мужчины во сто раз хуже женщин. Они столпились вокруг этого чертова англичанина и стали засыпать его вопросами о Фландрии и о том, как идут дела на фронте. Напрасно я пытался хоть на минуту привлечь к себе внимание рассказом о своей поездке по Бельгии в 1885 году и о том, какое впечатление произвели на меня бельгийские крестьяне. Хозяин взглянул на меня, предложил мне портвейна и тут же повернулся к этому болвану англичанину.

А когда мы перешли в гостиную, меня и вовсе оттеснили в угол, где я, к величайшему моему отвращению, оказался рядом с этим сверхидиотом профессором, который приходится хозяевам не то дядей, не то еще кем-то. В жизни не видел более надоедливого человека. Он довел меня до белого каления, долго и нудно рассказывая о своих впечатлениях от поездки в 1875 году по Сербии и о сербских крестьянах.

Мне очень хотелось уйти в самом начале вечера, но это было бы слишком демонстративно.

Беда с такими женщинами! Кого только они приглашают к себе в дом?

Как, вы не знаете моего мальчика? Не может быть! Вы, конечно, его видели. Он ходит в школу мимо вашего дома. Не сомневаюсь, вы встречали его тысячу раз. Разве его можно не заметить? Глаза невольно на нем останавливаются. Всякий скажет: «Ну, что за чудесный мальчишка!» Прохожие всегда на него оглядываются. Он вылитый я. Все в один голос так говорят.

Сколько ему лет? Двенадцать. Точнее, вчера ему исполнилось двенадцать и две недели. Но он такой развитой, что ему можно дать все пятнадцать. Как он рассуждает! Удивительно интересно. Я нарочно завел тетрадку, и у меня уже многое записано. Когда будете у нас, я вам почитаю. Загляните как-нибудь вечерком. Приходите пораньше, чтоб у нас в запасе был целый вечер. Однажды, знаете, он спросил у меня: «Папочка (он всегда зовет меня папочкой), почему небо голубое?» Представляете, над чем задумывается двенадцатилетний мальчишка! Он прямо засыпает меня такими вопросами. Мне их всех и не упомнить!

Будьте уверены, я воспитываю его как надо. Недавно принес ему копилку. Пусть откладывает туда понемножку, пусть не тратит ни цента, а когда вырастет, у него уже будут собственные сбережения.

Последний раз в день рождения я опустил ему в копилку золотую пятидолларовую монету, объяснив, конечно, что можно выжать из этих денег, если с умом взяться за дело. Он так слушал, что любо было смотреть.

А потом говорит: «Папочка, правда, ты у меня самый добрый?»

Приходите как-нибудь посмотреть на мальчишку.