Одиссея капитана Блада(изд.1960) - Sabatini Rafael - Страница 80

Но честность художника не позволяет автору исказить истину и тогда, когда он говорит о своих соотечественниках. Эпизодическая, но яркая фигура циничного в жестокости верховного судьи Джефрейса, бандитские деяния королевских драгун в своей же родной Англии, палачи, орудующие веревками, топорами и котлами с кипящей смолой, зловонные тюрьмы… Автор не показывает «грязную тварь, сидящую на троне»,— короля Якова II, однако по деяниям этого монарха-работорговца читатели могут судить о его моральном облике.

Отвратительный образ трусливого садиста полковника Бишопа, под охраной телохранителей собственноручно истязающих своих рабов, описание жизни заключенных, работающих на плантациях,— все это немногим отличается от испанских нравов в заокеанских колониях католического королевства. И правда становится еще резче и убедительней, когда из разговора Арабеллы Бишоп с доктором Бладом мы узнаем,что ее дядя далеко еще не самый жестокий плантатор на Барбадосе.Оказывается, на острове есть еще такие рабовладельцы-англичане, по сравнению с которыми полковника можно считать гуманным человеком.

Рафаэль Сабатини не принадлежал к плеяде писателей, ставящих своей целью разоблачить гнусную ложь официальных историографов. Они описывали отношения между туземцами и колонизаторами, как некую радужную идиллию, восхваляли цивилизаторскую роль завоевателей и восторгались их мужеством, самоотверженностью и отеческими заботами о бедных «дикарях». Архивные документы, с которыми Сабатини знакомился в процессе работы над очередным своим произведением, заставляли писателя говорить правду, потому что она была ярче всякой выдумки.

Официальная история никогда не славилась честностью. Историки на все лады готовы были оправдать любую жестокость правящего класса. Сабатини иронизирует над ними, приводя в пример старого морского волка Волверстона, в лице которого человечество, несомненно, потеряло блистательного историка: «Он обладал таким богатым воображением, что точно знал, насколько можно отклониться от истины и как ее приукрасить, чтобы правда приняла форму, которая соответствовала бы его целям».

Но у Сабатини не было таких целей. Ему не к чему было задним числом облагораживать историю первых шагов капиталистического общества. О том, что происходило много сот лет назад, никто не мог уже запретить говорить правду. И этим правом в известной мере воспользовался автор «Одиссеи капитана Блада».

* * *

В названии романа Сабатини скрыт двоякий смысл: одиссеей обычно называют рассказ или повесть о жизни, прошедшей в странствиях, сопряженных с многочисленными препятствиями и приключениями. Это нарицательное выражение рождено древнегреческой поэмой «Одиссея», названной так по имени одного из ее героев.

Но дело в том, что герой эпической поэмы Одиссей тоже занимался пиратством. В те древние времена это занятие было обычным и даже похвальным. В любом эпосе народов, живущих у моря, вы встретите восторженные описания морских грабежей. Одиссей рассказывает о том, как он разграбил город киконов, Менелай хвастается своим морскйм разбоем, северяне воспевают смелых моряков-викингов, грабящих чужие города и земли. Знаменитый поход аргонавтов в Колхиду за золотым руном был, по существу, типичным пиратским набегом. Пиратскими набегами были и морские походы наших древних соседей — норманнов, предков нынешних скандинавских народов. Все их деяния, однако, овеяны славой великих подвигов.

Древним пиратам,да, пожалуй,и пиратам более позднего времени, человечество обязано отдать должное.

Отважные морские разбойники смело пускались в далекие плавания по неведомым морям. На утлых корабликах уходили они в открытый океан, не боясь оставить за своей кормой родные фиорды Скандинавии или Геркулесовы столбы, как назывался в древности Гибралтарский пролив. За много веков до знаменитых путешественников, имена которых известны всему миру, безыменные смельчаки открыли Исландию, Гренландию, северо-восточные берега Американского континента и атлантическое побережье черного материка— Африки, проложив дорогу другим мореходам.

Древние пираты были подлинными искателями приключений, из которых они, конечно, рассчитывали извлечь для себя немалые выгоды. Позже пиратство стало вырождаться в прямой грабеж. Пираты уже не искали новых путей, а осваивали найденные. На этих изведанных путях они чувствовали себя полными хозяевами. Мелкие шайки пиратов сливались воедино под началом наиболее храброго вожака, организуя целые пиратские «государства». Такие государства существовали на территориях Греции, Албании, Алжира… Они властвовали над Средиземноморским бассейном, и понадобилась объединенная мощь всей Римской империи, чтобы хоть немного очистить море от морских разбойников.

Но полностью уничтожить их не удалось даже много столетий спустя, так как ряды пиратов все время пополнялись беглыми рабами, вероотступниками, нарушителями законов, изгнанниками. На протяжении многих веков пиратство считалось уделом смелых людей, равных по доблести бесстрашным рыцарям.

Откройте повесть Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» на той странице, где он говорит о рыцарской славе запорожцев, что «ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам, большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой земле; изъездили все Черное море двухрульными козацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер…» — и вы увидите, что пиратские черты были и в истории грозной запорожской вольницы, героически боровшейся за свою националъную самостоятельность.

Своеобразной мотивировкой пиратских набегов славных «рыцарей» Запорожской Сечи служила все та же многотерпеливая религия. Запорожцы уверяли себя и, пожалуй, были убеждены, что борются «за веру христианскую» против «проклятых схизматиков-католиков» и против «нехристей-бусурманов». Католическая Польша и мусульманская Турция не однажды обращались к России с просьбой утихомирить воинственных сечевиков.

В то же самое время, когда запорожцы «шарпали» берега Анатолии и наводили страх на турок и поляков, в Нидерландах появились гёзы— бедные дворяне, восставшие против испанской тирании. Значительная часть гёзов вела борьбу с испанцами не на суше, а на море. Легкие парусные суда гёзов скитались по всем морям, захватывая купеческие корабли. Основные свои операции гёзы проводили близ мыса Доброй Надежды, где грабили суда, идущие из индейских колоний в Европу. По существу, это было тоже обычным пиратством, но так как гёзы боролись за независимость родины, за освобождение ее от испанского ига, то, в отличие от обычных морских разбойников, их стали называть каперами, по-видимому производя это слово от английского названия мыса Доброй Надежды (The Сар).

Одновременно с гёзами начинают свои деяния английские каперы— королевские пираты, а за ними каперы или корсары Франции. Набеги и захваты судов освящаются законом. Король и церковь благословляют своих морских разбойников на законный грабеж, от которого пираты отчисляют законную долю правительству?.

[?Небезынтересно отметить, что во времена Ивана Грозного каперским флотом владела и Россия. Польша, Швеция и вольный город Данциг вынуждены были объединить свои усилия, чтобы очистить Балтику от «ужасных корсаров царя Ивана». Какую долю добычи вносили эти каперы в царскую казну, неизвестно. Но полтораста лет спустя, при Петре I, суда, которые «каперили» на Балтике, обязаны были отчислять в казну, по указу сената, 62 процента стоимости добычи. Таких высоких отчислений не знали каперы ни одной страны, кроме России, и это явно свидетельствует о том, что такое каперство носило не грабительский, а официальный, казенный характер и решало определенные политические задачи русского правительства.]

Так как провести четкую границу между законом и беззаконием в таком щекотливом занятии, как грабежи, было весьма трудно, то часть французских корсаров стала заниматься обычным морским разбоем. Корсары, оперировавшие в XVII веке на просторах Караибского моря, действовали на свой страх и риск и называли себя флибустьерами— свободными мореплавателями.