Командир - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 59

Через несколько минут я опасливо вышел на опушку и посмотрел на кратер, появившийся на том месте, где была дорога. Послышался хруст веток, и рядом встал Райкин.

— Ого, как бабахнула, товарищ капитан, от поезда почти ничего не осталось! Во, как мы их! — громко кричал лейтенант, явно оглохнув от взрыва.

С разворота я хлестко дал ему затрещину и заорал:

— Взрывчатки маловато?! Я тебе что говорил, мудаку, что слишком много! А ты что доказывал, специалист доморощенный?

Вместо ответа я услышал от удивленного лейтенанта:

— О, звук вернулся. Вон я даже слышу, как горит тот вагон.

— А-а-а! — махнул я на него рукой и приказал собираться, мы уходили.

— Если бы я знал пропорции заложения взрывчатки, то не получилось бы такого конфуза.

— Если не знаешь, чего было советовать? — ворчал я, шагая рядом с лейтенантом.

— Зато, товарищ капитан, вон как бабахнуло, — оправдывался смущенный Райкин.

— Бабахнуло?! Да этот взрыв в Берлине, наверное, слышно было! На нас сейчас таких собак спустят, что только держись, а у нас раненые!

— Так, товарищ капитан, где взрыв, а где наши, до них же еще двадцать километров топать.

— Все равно опасность есть. Теперь, по крайней мере, я знаю, что закладывать надо меньше семидесяти килограмм и укрываться не на ста пятидесяти метрах, а дальше. Повезло, что у нас никто не пострадал, а то бы еще и раненых тащить. Как ты там говорил, лейтенант? «Кладите больше, товарищ капитан, кашу маслом не испортишь»? Как бы нам это масло боком не вышло.

До нашего обоза с ранеными мы добрались без особых проблем, прячась от ставшей активно летать над нами немецкой авиации.

— Во разлетались. Кажется, кому-то хвост накрутили за поезд, раз столько налетело. А вы как думаете, товарищ капитан? — обратился ко мне Райкин, наблюдая за несколькими самолетами-разведчиками, крутившими в соседних районах воздушные пируэты, в прямой видимости с того места, где мы стояли.

— Похоже, что так, — ответил я рассеянно, продолжая изучать карту.

От одной из телег, укрытых в тени как от жаркого солнца, так и от наблюдательных немецких асов, ко мне направилась Света, жуя высохший хлеб с салом. У раненых только что закончился ужин, и сейчас остатками ужинали здоровые бойцы. Проблема с продовольствием вставала уже остро. То продовольствие, что мы захватили у полицаев вместе с телегами, за последние два дня подошло к концу. Сейчас я как раз об этом думал, и ничего другого, кроме того как разбойничать на дороге, мне не приходило в голову.

«Конечно, можно заходить в деревни, но там как раз ждут окруженцев полицаи и сами немцы, уж я-то теперь знаю!» — размышлял я.

Подошедшая Беляева села рядом на охапку срезанной травы и, поджав ноги, обняла их руками. Поглядев на нее, я повернулся к Райкину и приказал:

— Лейтенант, соберите всех командиров.

— Есть, — козырнул он и побежал к заканчивающим ужин бойцам.

Поглядев на собравшихся командиров, я озвучил свое решение:

— Наша задача — это дойти до своих, но двигаться, прячась по кустам и болотам, я не намерен. МЫ будем бить, вы слышите? Бить немцев! Опыт, пусть и не совсем удачный, хотя некоторые думают по-другому… — я посмотрел на лейтенанта, — у нас есть. Однако у нас обоз, поэтому половина бойцов остается с обозом, остальные будут воевать и бить немцев. Так бить, чтобы у них земля горела под ногами! Но первая задача — это, конечно, продовольствие.

— Товарищ капитан, — обратился ко мне один из сержантов, — а кто останется? Мой вопрос к тому, что оставшиеся обидятся, поскольку им не доверяют в бою.

— А вам, Васютов, не кажется, что защищать своих раненых товарищей и есть их долг на данный момент? — спросил я у сержанта.

— Так-то оно так, но…

— Все будут воевать. Разделимся на две группы, одна в охранении, другая устраивает диверсии, потом меняются. Еще вопросы есть?

— У меня, товарищ капитан, — поднялся старшина Егоров и спросил: — Кто будет командовать второй группой?

— Я буду обеими, не переживай, выдержу.

Еще в течение часа мы разрабатывали наши планы. Постоянным старшим над обозом я подтвердил старшину Егорова.

Когда почти стемнело, нам удачно попалась машина с тремя немцами, спешившая куда-то в одну из частей, и проблемы с продовольствием на ближайшее время меня перестали беспокоить.

Земля и в самом деле стала гореть у немцев под ногами, особенно это наглядно было видно, когда облитый бензином деревянный мостик вспыхнул прямо под двумя грузовиками с немецкими солдатами. Водитель первого то ли с испугу, то ли от неожиданности дернул руль в сторону и, сбив хиленькое ограждение, повис кабиной над стремительной речкой, что стало со вторым, я не увидел из-за стены огня и дыма. Но вроде он начал сдавать задом и тоже застрял. Добив тех немцев, которые факелами смогли спрыгнуть в речку, мы по-быстрому свалили.

Эта не останавливающаяся карусель боев, подрывов и обстрела за прошедшие три недели надорвала бы любого, но у меня лишь накопилась усталость. Как только я стал заметно тупить, то объявил отдых на два-три дня, благо раненых у нас не было. Мы отдали их попавшемуся нам неделю назад санбату, шедшему в сопровождении стрелкового полка почти полного штата. Они с радостью ухватились за шесть наших телег, которые набрались за это время, даже с довеском из раненых, которых и у самих хватало. Вместе с ранеными я избавился и от тех бойцов, которые мне были не нужны. Ну кому в тылу противника пригодятся работники хлебопекарни или бухгалтеры. Вот кого я не смог заставить уехать, так это Беляеву. Она вместе с Егоровым настояла на том, что пойдет с нами. Я тогда был сильно задолбанным и просто махнул рукой.

Сейчас же, скинув сапоги и размотав портянки, просто отдыхал, ни о чем не думая, зная, что меня никто беспокоить не будет, если только рядом не окажутся немцы. Все вопросы по лагерю я взвалил на Егорова еще в первый день наших метаний по немецким тылам, так что с этой стороны от житейских проблем я был освобожден. Так незаметно я и провалился в сон.

Разбудили меня голоса. Пошевелившись, сел, протирая глаза. Как ни странно, но чувствовал я себя достаточно бодро, только заметная пустота в желудке давала о себе знать.

Широко зевнув, осмотрелся, судя по всему, меня уснувшего положили на небольшой стог свежескошенной травы и укрыли шинелью, положив под голову вещмешок. Хмыкнув, я встал и, потянувшись, обнаружил, что стою в одном исподнем.

«Еще и раздели, вот это дал я храпака, раз не заметил!» — мысленно покачал головой.

— Товарищ капитан проснулся, — воскликнул кто-то невидимый голосом виртуоза-пулеметчика, красноармейца Тонина, из недавно присоединившихся к моей группе.

Из зарослей кустарника вышли несколько человек. Одного из них, невысокого крепыша, идущего рядом с Егоровым и Беляевой, я с изумлением узнал и от удивления воскликнул:

— Молчунов, ты-то здесь откуда?

— Пешком пришел, товарищ капитан, — ответил он, улыбаясь. Сграбастав своего радиста, я крепко его обнял.

Отстранившись, снова обнял.

— Как здесь оказался — попозже расскажешь, — велел я радисту и, повернувшись к Егорову, спросил: — Старшина, где моя форма? Что-то я ее не вижу.

— Товарищ военфельдшер ее постирала, сушится она, — пожав плечами, ответил он.

— Подожди, тут что, рядом вода есть?

— Да, товарищ капитан. Бойцы обнаружили неподалеку небольшое лесное озеро, у них как раз сейчас банно-прачечный день, там и постирали.

— Отлично, нужно помыться, а то я уже потом пропах, — обрадовался я и, плюхнувшись на пятую точку, велел: — Давай рассказывай! Ты один или нет?

Вздохнув, Молчунов начал:

— Шестеро нас, все танкисты. Собрались понемногу, вот и идем к нашим.

— Рассказывай с самого начала, — приказал я, устраиваясь поудобнее, но тут же встрепенулся, не увидев Райкина. — А лейтенант где? — спросил я у старшины, присевшего неподалеку на старый трухлявый тополиный ствол, похоже, уже давно поваленный непогодой.