Командир - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 1

Владимир Поселягин

КОМАНДИР

От автора читателям

Хочу сразу сообщить, что это моя первая книга. Именно на ней я учился, именно она поставила меня на путь авторства.

Пролог

Все. Баста. Финита. Закончил, завершил, все сделал. Я зевнул и устало протер глаза — спать охота невмоготу. Покосившись на мобилу, только печально вздохнул — три часа ночи. С отвращением посмотрев на курсовую, лежащую на столе, которую наконец-то переписал, отложил черновик в сторону и зашарил по столу в поисках ручки — нужно поставить число и подпись. Блин, ведь только что в руках держал?! Поискав под столом, ручку я так и не обнаружил. Вообще-то со мной такое происходит регулярно, пропадают вещи, оказавшиеся у меня в руках или в пределах видимости. И это с детства, с грудного возраста, с первой пустышки. Пропадает все. От мелкой вещи вроде скрепки или кнопки — до крупной. В несколько тонн. Причем все происходит, когда я один или на меня никто не смотрит. Вершиной всего стала пропажа экскаватора соседа дяди Паши, когда он отошел обедать. Вернулся — а трактора-то и нет! Только соседский мальчишка, семилетний Мишка в песочнице играет. Сам я этого не помню, отец рассказал. Кроме меня, об этом знают только родители и, думаю, что-то подозревает младшая сестренка Ленка. По крайней мере, когда пропал новенький уазик военкома, около которого я крутился, она пару раз на меня покосилась. Папа говорит, что я «черная дыра», в меня все затягивает, да я и сам стал придерживаться такого же мнения, особенно когда начал почитывать фантастику.

Еще раз сладко зевнув и потянувшись, я расписался, поставил дату извлеченной из пенала запасной ручкой и наконец-то убрал курсовую в папку. Потом встал из-за стола, с трудом разогнулся и, сделав пару разминочных движений, пошел умываться. Вернувшись, покосился на пустую кровать соседа-одногруппника, зависшего у какой-то девчонки у нас в общаге, и, взяв мобильник, поставил будильник на восемь утра — в девять надо сдать курсовую, завтра крайний срок. Дотянул: в один день и курсовую сдаю, и экзамен. Утром меня разбудил не будильник, а сосед Леха Шерстнев. Эта рыжая сволочь, ворвавшись в комнату, с ходу врезал ногой по моей кровати и заорал:

— Миха, вставай! Мы на экзамен опаздываем! — после чего стал судорожно переодеваться.

Приоткрыв один глаз, я простонал:

— Сколько?

— Что сколько?

— Времени.

— Десять, до экзамена полчаса осталось.

— Б…я!

Вскочив, будто подброшенный пружиной, я начал одеваться. Черт, почему будильник не сработал? Взгляд на стол мне все объяснил: телефон исчез!

— Чертова дыра! Блин, четвертый мобильник!

— Ты это о чем?

— Да так, мысли вслух!

— Место займи! — крикнул вслед Леха, когда я побежал умываться.

— Шерстнев, хорошо!

— Валиев, удовлетворительно!

— Солнцев, хорошо!..

Забрав зачетку, я вышел из аудитории. В коридоре около окна кучковались мои одногруппники — решали, куда пойдем отмечать сдачу.

— Мишка, поехали в «Икею». Там кафешка хорошая и цены небольшие…

— Не, я сестре обещал. Ей стрельнуло сегодня ноут покупать, надо помочь, может, позже подойду.

— Ну мы допоздна будем, если что. Освободишься — присоединяйся!

— Лады!

Зайдя в общагу, я взял записную книжку и пошел в ближайший салон сотовой связи, где купил бэушную мобилу и симку — без телефона как без рук. Затем доехал на автобусе до торгового комплекса «Кольцо», где мы с Ленкой договорились встретиться. Подойдя к автоматическим дверям, около которых стояла пара электриков, услышал, как один из них говорит в рацию:

— Все, включай, сейчас проверим.

Это было последнее, что я помню.

Очнулся я сразу. Открыл глаза и сперва не понял, где нахожусь. Почему вижу небо, ветки деревьев, двух парней в танкистской форме с карабинами? То, что это именно танкисты, я определил очень просто — они были в ребристых танковых шлемофонах. У отца такой в сарае висит. Когда у нас был мотоцикл, он использовал его вместо шлема. Правда, у этих почему-то отсутствовали ларингофоны, которые застегивались под подбородком. Чуть приподняв голову, огляделся: вокруг по лесу шла толпа красноармейцев вперемешку с танкистами. Некоторые несли раненых, некоторые оружие. Тут в голове что-то щелкнуло, и появился звук: бряканье амуниции, стоны, чьи-то матюги. Оглядев себя, я обнаружил, что одет точно в такой же комбинезон, как и у танкистов.

Мое пробуждение не осталось незамеченным. Один из несущих меня бойцов воскликнул с неприкрытой радостью:

— Товарищ капитан, вы очнулись!

«Чего?! Какой еще капитан? Это он кому?» — озадачился я.

— В чем дело, Карпов?

— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, товарищ капитан очнулся!

— Да? Ну-ка опустите капитана… Товарищ капитан? Капитан Михайлов?

Носилки аккуратно положили на землю. Перед глазами появился парень лет тридцати — тридцати пяти в старинной — до сорок третьего года — военной форме с тремя кубарями в петлицах. Что мне не понравилось сразу, так это васильковый околыш его фуражки и очень уж специфический взгляд. Но еще больше не понравилось обращение.

«Михайлов? Какой еще Михайлов? Я Солнцев Михаил Геннадьевич, двадцати трех лет от роду».

В голове царил сумбур, мелькали обрывки чужих воспоминаний. То я стреляю в спину красноармейцам, отступающим в пригороде Луцка, то нахожусь на каком то стрельбище (Квенцгут, тут же услужливо подсказала вторая память), где фельдфебель в форме Вермахта и с взглядом профессионального убийцы показывал, как разбирать и собирать русский ППД. То выброска семерых диверсантов в форме командиров Красной армии в район действий 20-й советской танковой дивизии, посланных для диверсий и уничтожения командного состава.

— Товарищ капитан? — прервал мои воспоминания лейтенант.

Перед моим внутренним взором успела промелькнуть вся память того конченого ублюдка, в тело которого я попал. Литовец по национальности, Вацлав Швед с детства ненавидел русских из-за родителей, погибших в застенках ОГПУ. По крайней мере, так ему рассказал родной дядя, нашедший Шведа в харьковском детдоме и забравший его к себе. Что не помешало Вацлаву отслужить в Красной армии в танковых войсках, демобилизовавшись сержантом, командиром танка. В 38-м Швед был завербован немецкой разведкой с помощью ее активного члена — своего дяди. И до 40-го участвовал в акциях устрашения или, проще говоря, резал мирное население. Я на секунду заглянул в эти воспоминания и тут же заблокировал их. Такое не выдержит и подготовленный человек, а не только домашний мальчик вроде меня. Да я даже в армии не служил!..

Настоящая фамилия Шведа была Швядас, но когда записывали в документах, писарь то ли не расслышал, то ли неправильно записал.

— Товарищ капитан? — уже с напором спросил энкавэдэшник.

— Да-да. Я — Михайлов Александр Сергеевич, капитан, командир танкового батальона девятнадцатой танковой дивизии.

— И как же вы, товарищ капитан, попали в плен, из которого мы вас освободили? — требовательно глядя мне в глаза, поинтересовался лейтенант.

И тут к нам подбежал старшина-пограничник лет тридцати и тихо сказал то ли младшему, то ли старшему лейтенанту, я пока не разобрался в местных знаках различия:

— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, там дорога и наши, — и замолчал, покосившись на меня.

— Что наши? Какая дорога? — повернулся лейтенант к старшине, оставив меня пока в покое.