Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 81

Дерхаб! С добрым утром! А ну-ка! Ты к солнцу шагни из дверей. Стрелою из звонкого лука Колечко пронзи поскорей!

Дерхаб! По закону Кавказа К возлюбленной сватов направь! Дерхаб! Да не будет отказа, И сном вдруг покажется явь!

Дерхаб! В честь рождения сына Ты пулю всади в потолок. Рождение дочки – причина, Чтоб выбить из бочки пупок!

Был конным, а ныне ты пеший, Дерхаб, неудаче назло Ты голову грустно не вешай! Дерхаб! Еще прыгнешь в седло!

Дерхаб, если встретил ты друга! Дерхаб, если встретил врага: Я рядом – твой меч, и кольчуга, И чести надежный слуга!

Дерхаб, чтоб, не ведая страха, Имели бы голову вы! Дерхаб, чтоб лихая папаха Была у лихой головы!

Да минет нас год безотрадный, Чтоб сердцем никто не озяб! Дерхаб и лозе виноградной, И хлебному полю – дерхаб!

Войны лишь бы не было в мире, Верх зло не взяло бы. Дерхаб! А в спорах да будем мы шире И не узколобы. Дерхаб!

Всходите к заветным вершинам! И, вольной поэзии раб, Я выражу в слове едином Вам добрые чувства: «Дерхаб!»

СМЕРТЬ ТОПОЛЯ

Тополь был незыблем, как скала, Был он гордостью родного края, А теперь, как руки, вдоль ствола Опустились ветки, увядая.

Было добрым дерево всегда, Всем дарило тень свою, как милость. Объясни же мне, что за беда И с тобой, столетним, приключилась?

Распушив зеленый свой покров. Ты стояло и шумело, словно Ствол твой не сгибало сто ветров, Сто метелей, сто громов и молний.

Ты не сникло под огнем врага, Ты перед рекою устояло, Хоть она, смывая берега, С корнем вырвать ствол твой угрожала.

Даже в час, когда земля тряслась, Не ломалось ты, хоть и скрипело. Чья же воля, чья же злая власть Крепкое твое согнула тело?

И, собрав остаток прежних сил, Мне ответил тополь: «Я страдаю Оттого, что грудь мне источил Червь, которого я сам взрастил, – Я, подобно людям, умираю!»

ДВЕ ДВЕРИ

В этом доме есть для всех людей Две заветных двери: вход и выход. Я вошел в одну из тех дверей, За собой ее захлопнув тихо.

По обычаю моей земли, Гостю чашу подают большую. Мне такую чашу поднесли. Пью и пью – напиться не могу я.

Как давно вошел я в этот дом! Дали мне кумуз едва ль не с детства. Столько лет играю я на нем И пою, и не могу напеться.

Я живу уже который год, Я спешу писать, любить и верить, Потому что знаю наперед, Что меня, как и других, не ждет Ничего за той, второю дверью.

Но как раз туда лежит мой путь, И почти у самого порога Слышу я, как дверь скрипит чуть-чуть, Приоткрытая уже немного.

А за дверью все темным-темно, Но я знаю: было здесь от века, Кроме двух дверей, еще окно – Для мечты достаточно оно, Слишком узкое для человека.

И к нему тянусь я, как назло, И напрасно весь свой век недолгий Тычусь я в оконное стекло, Обрезаю руки об осколки.

Не достичь того, что не дано, В доме нет других дверей, и, знаю, Я в одну из них вошел давно, И скрипит передо мной другая.

*

Оставьте одного меня, молю. Устал я от дороги и от шума, Я на траве, как бурку, расстелю Свою заветную мечту и думу.

О люди, подойдите же ко мне, Возьмите в путь, – я никогда не думал, Что будет страшно так наедине С моей мечтой, с моей заветной думой.

*

Жил певец в ущельях знаменитый, Сочинил он и оставил нам Песню, где он сравнивал джигита С туром, что кочует по горам.

И с тех пор охотник, горец ловкий, Песню эту пел средь отчих скал, И свою послушную кремневку, Видя тура, долу опускал.

И другой мой предок был поэтом, Он сравнил любимую в стихах С чудной птицей радужного цвета, Что витает в синих облаках.

С той поры стрелок весь век свой долгий Стих певучий говорил и пел, И своей тяжелой гладкостволки, Видя птицу, вскидывать не смел.

Почему ж святой обычай горцев Так непочитаем и забыт? И сегодня слово стихотворцев Гибели ничьей не отвратит!

С чем должны сравнить мы в песнях лучших Человека, чтоб спасти от зла? Чтоб, как ни была бы неминуча, Смерть людей невинных обошла?

Снова гром грохочет, даль дымится, И поэта вопиющий глас Не спасет ни тура, и ни птицу, И, наверно, никого из нас.

СЛОМАННАЯ ВЕТКА

Словно старый человек согбенный, Мерзнет на земле, уткнувшись в грязь, Растеряв былой наряд зеленый, Ветвь, что от ствола оторвалась.

И, забыв ее добро и милость, Птица без печали и забот, Будто ничего и не случилось, На соседнем дереве поет.

Некому, на ветку глядя эту, Думать о превратностях судьбы. Как всегда, кричат кукушки где-то, Дети в лес приходят по грибы.

Только я, с кем всякое бывало, Опустившись на один из пней, Что-то загрустил, и то, пожалуй, О себе скорее, чем о ней.

ЖУРАВЛИ

Мне кажется порою, что солдаты, С кровавых не пришедшие полей, Не в землю нашу полегли когда-то, А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних Летят и подают нам голоса. Не потому ль так часто и печально Мы замолкаем, глядя в небеса?

Сегодня предвечернею порою Я вижу, как в тумане журавли Летят своим определенным строем, Как по земле людьми они брели.

Они летят, свершают путь свои длинный И выкликают чьи-то имена. Не потому ли с кличем журавлинным От века речь аварская сходна?

Летит, летит по небу клин усталый – Мои друзья былые и родня. И в их строю есть промежуток малый – Быть может, это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей Я полечу в такой же сизой мгле, На языке аварском окликая Всех вас, кого оставил на земле.

*

Когда я в странствиях бываю дальних И вижу разные края земли, Я думаю тревожно и печально, Что люди по ошибке в мир пришли.

Рожденные, чтоб жить с людьми родными, Они туда влетели наугад, Где никому неведомо их имя, Где никому из них никто не рад,

Где в одиночку все поют и страждут, Где не видать друг друга, как в дыму, Где молится и жалуется каждый На языке, понятном лишь ему.

Но часто мной владеет убежденье, Что люди в этот мир, влетев стремглав, Попали вовсе не по заблужденью, А заблудились, в этот мир попав.

В клубке путей, в сплетении событий, Они блуждают, их сбивают с ног. Они кричат, но крика: «Помогите!» – Не слышно тем, кто им помочь бы мог.

Ужели нет у нас в душе таланта, Чтобы понять тревожный чей-то зов? Ужели нет на свете эсперанто Для слов любви и просто добрых слов?

Растут дома там, где был лед от века, Там, где была пустыня, ныне – сад. Остался лишь характер человека Таким, как сто веков тому назад!

*

Как люблю я приезжать домой, Но, в кругу семьи пожив немного, Начинаю клясть я жребий свой, И опять влечет меня дорога!

От домашних тягот и забот Я бегу, но вскоре днем и ночью Снова грусть-тоска меня сосет, И зовет мой дом и край мой отчий!

Я гляжу в вагонное окно, Долго жду у касс аэродрома. Счастья я ищу! Но где оно, Если не в дороге и не дома?

Побывавший всюду и везде, Я похож на пожилую птицу, Что тоскует о родном гнезде, Из далеких стран к нему стремится.

Я, как тур, которого влечет С гор своих, и он спешит без цели На простор, неведомый доселе, Где его уже охотник ждет.

*

И мне, наверное, как многим, Печально каждый раз, когда Я вижу арбы на дороге, На горизонте – поезда!

Мне кажется, что за горою Какой-то разорвался круг, Расстался, может, брат с сестрою, Сын с матерью иль с другом друг.

Расходится река с рекою, Текут в два разных рукава. Расходится гора с горою, И мы с тобой, сойдясь едва.

Но жизнь не так мрачна в итоге, И хочется мне петь, когда Я вижу арбы на дороге, На горизонте – поезда.

Я верю: чудо совершится, Разомкнутый сомкнется круг, Сын с матерью соединится, С сестрою брат и с другом друг.