Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 74

Боюсь, что тем, кто был недавно смел, Вдруг овладеет робость, как икота, Боюсь я, как бы друг не заболел Опасной страстью обижать кого-то.

Боюсь, что кто-то в мире станет злей Или подвергнется иной напасти. Что овладеет кем-то из людей Неизлечимое стремленье к власти.

Что засвербят рубцы былых обид, Зараза рабства в душах затаится… Наш мир болезни тела победит, Коль от болезней духа исцелится!

РОЯЛЬ В ХИРОСИМЕ

Мне помогала музыка забыть То, что не мог я позабыть, бывало. И то случилось музыке будить, Что было на веку, да миновало.

Бывало, замирал притихший зал, И предо мною раздвигались дали. Я был уверен, что игравший знал О радости моей и о печали.

Но позабыть мне было суждено Все звуки в этом крае незнакомом, Иль звуки те, что я забыл давно, Нахлынули и встали в горле комом.

Рояль, поставленный на постамент, Звучал в тиши музея, негодуя. Не знал я, что безмолвный инструмент Рождать способен музыку такую!

Я, вымолвить не в силах ничего, Стоял ошеломленный; мне казались Расшатанные клавиши его Зубами, что во рту едва держались.

Я думал о событье давних дней, Что не вернешь ничто и не поправишь, Что нету даже праха тех людей, Чьи пальцы знали холод этих клавиш.

И молчаливый траурный мотив Плыл над землей, где столько льется крови, И, потрясенно голову склонив, Ему внимали Моцарт и Бетховен.

КОГДА Я ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ

Издалека вернулся я опять, Мой дом, моя семья – моя отрада. Ужель, чтоб это в сотый раз понять, Сто всяческих земель объездить надо?

Зачем я лгу, себя надеждой льщу: Жизнь удивительна не здесь, а где-то! Какой еще я радости ищу, В который раз исколесив полсвета?

Иль удивительней, чем отчий кров, Чем те, кто по моим живет законам, Гостиницы далеких городов, И шум чужой, и скрип чужих вагонов?

Я снова дома и к груди своей, Как будто опустевшей от разлуки, Любимых прижимаю дочерей, Бегу, жене протягиваю руки.

Как удивителен родимый кров, Мой дом, где «папа!» говорят мне дети. Нигде и никогда никто на свете Не сможет мне сказать подобных слов.

Как мог подумать я, что здесь мне хуже, Чем где-то в чужедальней стороне? Лишь здесь Париж, которому я нужен, Здесь Истанбул, который нужен мне.

Здесь даже тихо сказанное слово Слышнее слов, что я с трибун кричал, Там, где наречья моего родного Из слышавших никто не понимал.

Прекрасен дом, куда я возвратился, Изъездив сто земель и сто дорог. Прекрасен край, где я в свой час родился, Где дай мне бог и умереть в свой срок.

Мне в отчем доме все легко и мило, Так почему ж, какой-то срок пройдет, И некая неведомая сила Опять меня куда-то понесет?

*

Весна, в горах вступив в свои права, Царит всего каких-то две недели, Так почему, раскрывшися едва, Уже иные листья пожелтели?

На травах, у подножия стволов, Они лежат, и мне пришли на память Замерзшие в горах птенцы орлов, Которым не случилось стать орлами.

Я пережил немало черных дней, Оплакал множество листков опавших – И мальчиков, не севших на коней, И девочек, невестами не ставших.

Но, сколько бы ни пережил я бед, Что б ни было, я никогда весною Вишневого цветенья белый цвет Считать не буду ранней сединою.

ПОЗДНЯЯ ВЕСНА

– Что вы, фиалки, в назначенный срок не раскрылись? Ветви айвы, что вы мерзнете в голом саду? Реки замерзшие, в чем вы и как провинились, Что попирают вас кони, стуча по гудящему льду?

Степи бескрайние, вас обманули морозы. Вы обманули овец и утробных ягнят. Что ты, зима, погубила зеленые лозы, Щедрые лозы, сулящие нам виноград?

Птицы весенние, вы-то здоровы ли, живы? Где задержались, поете вы в крае каком? Или, быть может, какой-то редактор пугливый Песню весеннюю держит под снежным замком?

Словно невеста с еще неготовым приданым Медлит со свадьбой, но празднеству быть все равно, Ибо она жениху дорогому желанна, Ибо невеста для свадьбы созрела давно.

Воют метели в горах, что на свете творится – Март на дворе, а в долинах от снега бело. Но за горою весна, и весенние птицы К нам прилетят, и до осени будет тепло.

*

Сегодня в мире очень светлый день. Мягка вокруг трава, как шерсть ягненка, И солнце греет, и ложится тень, Журчат ручьи, щебечут птицы звонко.

Мне душу омрачает лишь одно: Жизнь так быстра, и этот день не вечен, И, как бы мы ни тщились, все равно В свой час придет ему на смену вечер.

Я тех людей никак понять не мог, Кто омрачает на земле прекрасной Жизнь, что дается всем на малый срок, Враждой ненужной, злобою напрасной.

Старик ты иль джигит во цвете лет, Добрее будь, а значит – будь умнее. Крадется старость за тобою вслед И нечто пострашнее вслед за нею.

Жизнь не заполнишь злобой и враждой, Меча в других отравленные стрелы, Покуда нету горя, песни пой, Срывай цветы, по силам делай дело.

Не ищут смысла жизни во вражде; И, как бы ни кипели бурно страсти, Нельзя искать покой в чужой беде И строить счастье на чужом несчастьи.

И если злобой твой охвачен взгляд И ненависть в груди твоей теснится, Велик ли прок в том, что ручьи журчат, Что светит солнце и щебечут птицы?

*

Мать люльку качает в ауле, А где-то под желтой луной Свистят ненасытные пули, И вспять не вернуть ни одной.

Звучит колыбельная ночи, И где-то парит Азраил, У ангела смерти нет мочи Сложить своих аспидных крыл.

И мать одержима любовью, А где-то родившийся день Встает над дымящейся кровью, Бросая багровую тень.

И грудь обнажила над сыном Горянка в ауле опять. И где-то бредет по руинам От горя безумная мать.

И множатся сонмы отрытых, Ощеренных рвов и траншей. И больше на свете убитых, Чем умерших смертью своей.

И слышится стон лазарета, И снова палят и бомбят. И длится трагедия эта Тысячелетье подряд.

Но каждой своей параллелью Мир чает: придут времена, Как женщина над колыбелью, Склонится над ним тишина.

СНЕГ

1

Метут снега: таков их вечный жребий; И кажется – зима, полна забот, Перед огромной прялкой сидя в небе, Прилежно нити снежные прядет.

Спокойная к сумятице событий, Она взирает на озябший мир. Помочь ему не смогут сонмы нитей – Так на его тулупе много дыр.

Тулуп к тому же короток. В дороге Мир голову укроет им едва – И сразу начинают мерзнуть ноги, Укроет ноги – мерзнет голова.

И дышит, словно кучер на ладони, Он, истово мечтая о тепле, Роняя пену, белой масти кони Его несут в заиндевевшей мгле.

Закрыто солнце сизою полою, В лесах продрогших птицы не слышны, Зато трескуче этакой порою Поется тем, чьи души холодны.

Снег кружится с колючим ветром вкупе, И сквозь метель, в пределы зорь иных, Мир, как ямщик в изодранном тулупе, Летит, плутая, на перекладных.

2

Годы, помнится, медленно шли, Магомед, А теперь с быстротой пролетают двойною. И на долю судьбой нам отпущенных лет Впереди уже менее, чем за спиною.

Вижу снова: бок о бок по снегу с тобой Мы шагаем, как будто бы кони в упряжке. Свод небес голубой, белый снег голубой, И сверкает ручей, словно лезвие шашки.

Снег скрипит, точно новая пара сапог, И окрестных вершин непорочны покровы. Что ж теперь, как на льду, чуть не валимся с ног, Наподобье коней, потерявших подковы?

Может быть, по замерзшей реке, Магомед, Мы бредем, обходя полыньи осторожно? И неведомо нам: крепок лед или нет, Подниматься стезей этой дьявольски сложно.

Если лед подо мною разверзнется вдруг, Ты окажешь один противление року, А провалишься ты, ношу взяв твою, друг, Я взойду на вершину к речному истоку.

В верхних окнах, когда залегают снега, Свет не виден, хоть вечеру подано стремя, Занимают в соседстве с теплом очага Горцы нижние комнаты в зимнее время.