Язык цветов (Сборник) - Делински Барбара - Страница 51

— «Любовь». Как я мог забыть? Ты еще сказала, что у них должен быть экземпляр.

Экземпляр был, но ни у Энни, ни у Джареда не было библиотечной карточки, так что взять его не удалось.

Вместо этого им пришлось сесть в углу и читать шепотом друг другу, пока библиотекарше не надоело шикать на них. Наконец, не найдя другого способа избавиться от шумных посетителей, она пустила их в хранилище.

Увлекшись работой, они перестали следить за временем. А библиотекарша, торопясь домой, забыла о них.

Лишь около одиннадцати Энни обнаружила, что они заперты.

Не было никакой возможности выбраться, не отключив сигнализацию, но от этого было бы больше неприятностей, чем пользы. И они провели долгие ночные часы, рыская между полок, зачитывая вслух отрывки из любимых пьес, играя и споря, обсуждая сценические интерпретации и режиссерские подходы.

Под конец, ближе к рассвету, Джаред устроился в одном из ветхих старых кресел и протянул ей руки. И Энни, сонная и улыбающаяся, устроилась спать в безопасном, ласковом тепле его объятий.

Конечно, она помнила. Вжавшись в жесткое сиденье фургона, она вспоминала и вспоминала.

Он не продвинулся ни на дюйм. Казалось, он обращается к женщине, которой здесь нет.

Милю за милей, час за часом Джаред говорил, намеренно извлекая на свет любую мелочь, воскрешая все лучшее и славное, что они делили вместе.

Он проехал двести сорок миль, у него сел голос и побаливало сердце — вот все результаты, которых он добился.

Как она отличается от той Энни, которую он помнил! Спокойная. Сдержанная. Нет, скорее не сдержанная — спрятанная в вакуумную упаковку. Ничто не трогает ее. Ничто не достигает ее.

У той Энни, которую помнил Джаред, было что на уме, то и на языке. И эмоции всегда наготове.

Иногда в их совместном прошлом он даже мечтал, чтобы она немного помолчала, чтоб было тихо и спокойно.

Но сейчас он бы предпочел летящий из ее рук кофейник этому гробовому молчанию миля за милей.

Как это не похоже на Энни!

Такое равнодушие действует ему на нервы.

Неужели ей действительно все равно?

Нет, в отчаянии подумал он. Она волнуется. Не может не волноваться! Ведь ответила она на его поцелуй!

Но что, если в то мгновение она просто оказалась застигнутой врасплох? Что, если она тогда среагировала на какое-то общее воспоминание?

Что, если, здесь и сейчас, ей действительно все равно?

Черт возьми, это несправедливо! Если его перевернуло при одном взгляде на нее, ей по крайней мере не должно быть все равно.

Надо найти способ, говорил он себе, вывести ее из апатии, чтобы она снова смотрела на него, улыбалась ему, снова любила его.

Джаред свернул на узкую, покрытую гравием дорогу.

Кукурузные поля простирались во всех направлениях. Не видно было ни машины, ни дома, ни даже коровы. Энни вздрогнула и начала озираться.

— Где мы, черт возьми?

— Здесь. — Джаред описал круг рукой, охватывая многие мили холмистой безлюдной местности, и, казалось, остался полностью удовлетворен совсем не восторженной реакцией попутчицы.

— Где «здесь»? — напряженно повторила Энни.

Давила влажность, явно надвигалась гроза, а фургон Винни не был оборудован такой роскошью, как кондиционер. Врывавшийся в открытое окно ветер растрепал ее волосы. Она тщетно попыталась пригладить космы рукой.

Джаред открыл карту и ткнул в нее пальцем. Энни пододвинулась ближе и посмотрела.

— Где-то между Тихим и Атлантическим океанами?

— Примерно так, — равнодушно пожал плечами Джаред.

— Ты скажешь наконец, почему мы здесь? — разозлилась Энни.

— Срезаем угол.

— Срезаем угол?! — Она окинула взглядом дорогу, петлявшую между кукурузных полей.

— Что я вижу! — воскликнул Джаред.

Энни проследила за его взглядом, и у нее перехватило горло. Посреди поля стоял старый сарай, заброшенный и продуваемый всеми ветрами, крыша покосилась, ворот не было.

Энни села очень прямо и ровным голосом проговорила:

— Ну и что?

— Ты хочешь сказать, что не помнишь? — удивился он.

Если ты актриса, то должна суметь, приказала себе Энни и равнодушно пожала плечами.

Глаза Джареда потемнели, он был вне себя. Энни видела, как побелели его пальцы, нервно сжавшие руль.

— Я хочу осмотреть этот сарай, — произнес он хорошо управляемым голосом.

Энни холодно и вежливо улыбнулась:

— Ступай. Я подожду здесь.

Надвигающиеся грозовые тучи не шли ни в какое сравнение с тем, что она увидела в его глазах, когда он встал и зашагал сквозь кукурузу. Она следила за ним, закусив губу, и, лишь когда он исчез внутри, смогла перевести дыхание.

— Я хочу осмотреть этот сарай, — сказал тогда Джаред. Все начиналось точно так же.

Они были в Вермонте. Неделя отпуска. Волшебное время. Только они двое, никаких зрителей, никаких кулис, никаких заученных ролей. Никого, кроме них двоих.

Однажды днем он взял напрокат велосипеды, и они поехали за много миль искать место для пикника. Энни мечтала о зеленой лужайке на берегу ручья, о гладком камне, словно специально приготовленном, чтобы расстелить на нем скатерть и устроить пиршество.

Но Джаред нашел старый, покосившийся сарай, явно не использовавшийся последние пятьдесят лет, и объявил его превосходным местом для обеда.

Энни до сих пор помнила свое изумление.

— Здесь? — переспросила она.

— Конечно. А почему бы нет?

Он повел ее в мрачную темноту сарая, оставив скрипучие ворота приоткрытыми. Энни замерла в немом удивлении, пока он рыскал по углам.

— Посмотри-ка сюда!

Энни подошла и взглянула туда, куда он указывал. На одной из балок виднелись вырезанные ножом инициалы и дата.

— «Р. Б. 1832», — прочел Джаред. — Интересно, кто это такой? Фермер?

Энни помотала головой.

— Его сын.

Едва произнеся это, она представила себе мальчика, которому надоело изо дня в день петь в хоре и который ищет способ увековечить свое имя.

Вот он, черноволосый и долговязый, с сосредоточенным лицом вырезает свои инициалы, а потом улыбается, проводя пальцем по готовой работе… Она моргнула, потрясенная четкостью видения.

Джаред кивнул и провел пальцем по буквам.

— Может быть, и так.

— Никаких «может быть»! — воскликнула Энни.

Джаред коснулся ее щеки. Она подумала, что сейчас он поцелует ее, однако он поправил сумку с продуктами на плече и проверил прочность приставной лестницы на сеновал. Потом забрался наверх и затащил Энни.

— Здесь? — снова спросила она, но на этот раз в ее голосе было лишь сомнение.

— Здесь, — подтвердил Джаред, затем взял у нее скатерть и расстелил на том, что осталось от сена. — Р. Б. тоже забирался сюда. И приводил свою возлюбленную.

— Ему было десять лет, — заспорила Энни.

— Мальчику не бывает десять лет всю жизнь, astуr. Он приводил ее сюда, — уверенно произнес Джаред.

— Ты все выдумываешь! — поддразнивала она.

Джаред кивнул, его лицо сделалось серьезным.

— Неужели сама не видишь?

Он опустил ее на скатерть и сыграл перед ней небольшую сценку. В темной глубине сеновала тихий голос Джареда возродил для нее давно исчезнувший мир — он заново отстроил сарай, воссоздал жизнь хозяев фермы. Мальчик и его семья снова ожили.

Джаред дал ей почувствовать упрямую решимость мужчины, который укладывал камни в фундамент, пилил бревна для стен, прибивал стропила и балки. Нарисовал перед ней юношу, сгребающего сено, чистящего стойла и украдкой приводящего сюда свою любимую девушку. Она услышала слова, которые некогда шептал тот юноша и которые Джаред сейчас шептал ей: «Аinе, tб то chrуi istigh agat».

И хотя слова Джареда звучали на неизвестном ей языке, Энни понимала их смысл. Она лежала и представляла ту давно исчезнувшую семью: их радости и беды, их любовь и надежды.

— Смотри, они здесь, — говорил Джаред. — Их грезы. Они вокруг нас, ждут. Ты чувствуешь их?