Святыня - Лихэйн Деннис - Страница 4

Однако на заднем дворе Тревора Стоуна ветер задувал с Атлантики, с его газона видны были барашки волн, и холод ударял в лицо, как снежком. Я поднял воротник кожаной куртки, защищаясь от океанского бриза, а Энджи сунула руки поглубже в карманы и съежилась, втянув голову в плечи. Но Тревор Стоун вышел на ветер. Провожая нас, он надел лишь легкий серый плащ, и плащ этот с хлопаньем бился о его тело в то время, как он стоял лицом к океану, храбро бросая вызов пронизывающему ветру.

— "Хемлин и Коль" вернули мне деньги, отказавшись от поручения, — сказал он.

— По какой причине?

— Не объяснили.

— Это неэтично, — возмутился я.

— Ну и что вы мне предлагаете?

— Обратиться в гражданский суд, — сказал я. — И выиграть дело.

Оторвав взгляд от морских далей, он обратил его к нам и не отводил, пока мы не догадались.

— Любое исковое заявление бессмысленно, — заметила Энджи.

Он кивнул:

— Потому что я умру раньше, чем дело дойдет до судебного разбирательства.

И он опять повернулся лицом к ветру, а к нам спиной, и слова его долетали до нас вместе с резкими порывами ветра.

— Я привык к тому, что пользуюсь влиянием, любое неуважение в мой адрес мне в диковинку, как и чувство страха. Теперь же я бессилен. Каждый знает, что я умираю. Каждый знает, что времени для борьбы у меня не осталось. И каждый, я уверен, внутренне посмеивается.

Я пересек газон и встал рядом с ним. Он стоял на самой кромке, там, где кончалась трава, обнажая черный камень утеса, угольно поблескивающий на фоне штормового моря.

— Так почему же именно мы? — спросил я.

— Я наводил справки, — сказал он. — Все, к кому я ни обращался с расспросами, уверяли меня, что вы двое обладаете теми двумя качествами, которые мне так нужны.

— Какими? — спросила Энджи.

— Честностью.

— В той мере, в какой...

— ...в какой это возможно в нашем развратном мире, да, мистер Кензи. Но вы честны с теми, кто завоевал ваше доверие. А я намерен ваше доверие завоевать.

— Похищение — не лучший для этого способ.

Он пожал плечами:

— Я дошел до крайности, и часовой механизм внутри меня запущен и тикает. Вы закрыли свой офис и отказываетесь вести дела и даже встречаться с возможными клиентами.

— Да, это так, — сказал я.

— На прошлой неделе я названивал вам обоим по домашним телефонам и в офис, но у вас нет автоответчиков.

— У меня он есть, только на время я его отключил, — сказал я.

— Я писал вам.

— Он не вскрывает почту, за исключением конвертов со счетами, — сказала Энджи.

Стоун кивнул, словно в некоторых кругах это дело обычное.

— Вот поэтому я был вынужден прибегнуть к таким крайним мерам, чтобы знать наверняка, что буду выслушан. Если вы откажетесь браться за мое дело, я готов выплатить вам двадцать тысяч долларов в качестве компенсации за потраченное время и причиненное вам неудобство.

— Двадцать тысяч! — выдохнула Энджи. — Долларов!

— Да. Деньги перестали теперь для меня что-либо значить, а наследников, кроме пропавшей Дезире, у меня нет. Кроме того, потрудившись разузнать обо мне, вы бы обнаружили, что двадцать тысяч долларов в сравнении с тем, что я имею, — сущая мелочь. Так что, если пожелаете, можете вернуться ко мне в кабинет, из верхнего правого ящика стола вынуть деньги и вновь жить, как жили до этого дня.

— Ну а если мы не откажемся, — сказала Энджи, — что вы поручите нам делать?

— Отыскать мою дочь. Я допускаю, что она мертва. Понимаю даже, что это весьма вероятно. Но я не хочу умирать, не узнав всего доподлинно. Мне надо знать, что с ней произошло.

— Вы обращались в полицию, — сказал я.

— И не получил ничего, кроме пустых фраз. — Он качнул головой. — Им представляется молодая особа, которая, впав в депрессию, решила развеяться, отправиться в путешествие, чтобы там прийти в себя.

— А вы уверены, что в вашем случае это не так?

— Я знаю свою дочь, мистер Кензи.

Опираясь на трость, он резко крутанулся и направился по газонной лужайке обратно к дому. Мы последовали за ним, и в огромных стеклянных окнах фасада его кабинета я увидел наши отражения: немощный старик, борющийся с ветром, который дует ему в спину и хлопает плащом по телу, едва не сбивая с ног, а тот, нащупывая тростью точку опоры, с трудом продвигается вперед по промерзшей лужайке; слева от него миниатюрная хорошенькая женщина, чьи темные волосы треплет ветер, а справа — мужчина лет тридцати с небольшим, на нем бейсбольная шапочка, кожаная куртка и джинсы. С некоторым замешательством поглядывает он на двух своих спутников, гордо несущих свое горе.

Уже в патио, придерживая дверь перед стариком, Энджи сказала:

— Мистер Стоун, вы говорили, что мы обладаем двумя качествами, наиболее сейчас вами ценимыми.

— Да.

— Одно из них честность. А какое второе?

— О вас говорят, что вам незнакома жалость, — сказал он, входя в кабинет. — Совершенно незнакома.

3

— Пятьдесят, — проговорила Энджи, когда мы ехали в метро от Уандерлэнд-стейшн в сторону центра.

— Знаю, — сказал я.

— Пятьдесят тысяч баксов! — воскликнула она. — Я подумала, что и двадцать-то — это безумие, а сейчас, Патрик, у нас при себе целых пятьдесят тысяч!

Я оглядел вагон, где метрах в трех от нас ехала пара пьяных оборванцев, подальше, в углу, группа подозрительного вида молодых людей внимательнейшим образом изучала ручку стоп-крана, и какой-то крашенный в блондина псих с умопомрачительной стрижкой держался за ременную петлю рядом со мной.

— Повтори это погромче, Энджи, а то бандиты в том углу, по-моему, не расслышали.

— С ума сойти! — Она придвинулась ко мне. — Пятьдесят тысяч долларов! — шепотом повторила она.

— Да, — прошептал я ей в ответ, в то время как вагон качнуло на повороте, раздался металлический скрежет тормозов, а флюоресцентные лампы над головой мигнули, погасли и снова зажглись.

Шатун, он же Джулиан Арчерсон, как мы потом узнали, должен был отвезти нас домой, но, простояв с ним пять минут в пробке на 129-й автостраде и попав затем в пробку на трассе 1А, мы попросили его сбросить нас поближе к какой-нибудь станции метро, после чего пешком добрались до Уандерлэнд-стейшн.

И вот теперь мы стояли, стиснутые, как сардины в банке, бок о бок с другими пассажирами, а раздолбанный поезд метро пролагал себе путь по лабиринту туннелей, и свет гас и снова зажигался, а мы везли пятьдесят тысяч долларов, которые дал нам Тревор Стоун. У Энджи во внутреннем кармане ее ветровки лежал чек на тридцать тысяч долларов, я же держал на поясе под пряжкой ремня двадцать тысяч наличными.

«Если вы собираетесь начать поиски немедленно, — сказал Тревор Стоун, — вам понадобятся наличные. Деньги тратить не бойтесь. Это деньги на расходы. Понадобится больше — звоните».

«Деньги на расходы!» Неизвестно, жива ли Дезире Стоун, но если она жива, думал я, ей по меньшей мере надо прятаться на Борнео или скрываться в Танжере, в противном же случае трудно придумать, как потратить пятьдесят тысяч на ее поиски!

— Джей Бекер, — присвистнув, проговорила Энджи.

— Ага, — отозвался я. — Дело нешуточное.

— Когда ты в последний раз с ним встречался?

— Месяца полтора назад. — Я пожал плечами. — Мы не ведем учет наших свиданий.

— А я его не видала с выдачи наград за демонстрацию мужского достоинства.

Псих справа от меня поднял брови и вылупил глаза.

— Раздеваться там не разрешают, не волнуйтесь. Допускаются только трусики в облепку.

Он кивнул и с обиженным видом вновь стал разглядывать свое отражение в стекле.

На самом деле медалью «Мужское достоинство» Бостонский союз детективов награждал за отличную работу и успехи в сыскной деятельности. Медаль, как и в прошлом году, и в позапрошлом году, опять завоевал Джей Бекер, в результате чего в нашем сообществе частных детективов даже поползли слухи, что он собирается открыть собственное дело, уйдя от «Хемлина и Коля». Однако я, хорошо зная Джея, нисколько не удивился, когда слухи эти оказались ложными.