Мистик-ривер - Лихэйн Деннис - Страница 33

Уайти посторонился, и Шон присел на корточки возле дверного проема. Несмотря на кровавые подтеки и лужи крови под телом, несмотря на плесень на цементных стенах, Шон мог уловить запах духов, еле ощутимый, намек на запах, сладковатый, нежный, легкий, сразу навеявший воспоминания о свиданиях в колледже, о полумраке машины, лихорадочном расстегивании одежд, трепете тела. Под пятнами Шон разглядел синяки. Они были на запястье, на плече, на икрах ног. Он понял, что это следы ударов.

— Он что, бил ее?

— Похоже. Видите, голова в крови? Это он раскроил ей макушку. Наверное, он сломал об нее то, что держал в руке, — такой силы был удар.

За экраном был свален в кучу загромоздивший проход хлам, деревянный помост и что-то наподобие театральных декораций: корабли, церковные шпили, выглядывал нос какой-то лодки, похожей на венецианскую гондолу. Все это не давало ей возможности шевельнуться. Как в норе. Если преследователь, кто бы он ни был, обнаружил бы здесь жертву, она бы пропала. И он ее обнаружил.

Он открыл эту дверь, и она, вся сжавшись, пыталась защитить свое тело, не имея в арсенале иного оружия, чем собственные руки и ноги. Склонив голову, Шон осмотрел со всех сторон сжатый кулак, заглянул в лицо. На лице тоже были кровавые подтеки, а глаза были сомкнуты так же плотно, как кулак, сомкнуты сначала страхом, а уж потом трупным окоченением.

— Это она? — спросил Уайти Пауэрс.

— А?

— Кэтрин Маркус, — пояснил Уайти. — Это она?

— Угу, — произнес Шон.

Под подбородком справа у нее был маленький шрам, еле заметный, а с годами и вовсе сгладившийся, но при встречах с Кейти шрам этот обращал на себя внимание как единственный изъян в ее безупречном облике. Лицо ее было точной копией четкой и строгой смуглой красоты ее матери с примесью более неопределенной, но явной миловидности отца — его светлые глаза и светлые волосы.

— Стопроцентное опознание? — спросил медицинский эксперт.

— На девяносто девять процентов, — ответил Шон. — Для стопроцентного нам придется привезти в морг отца. Но это она.

— Видишь затылок? — Наклонившись, Уайти отвел с плеч волосы девушки, приподняв их авторучкой.

Шон вгляделся еще раз и увидел, что у основания черепа не хватает кусочка, а шея сзади потемнела от запекшейся крови.

— Говорите, она застрелена? — Он покосился на эксперта.

Парень кивнул:

— На мой взгляд, это пулевое ранение.

Шона воротило от этого запаха духов, и крови, и плесени на цементных стенах, и отсыревшего дерева. Ему захотелось на одну секунду оторвать от уха сжатый кулак Кейти, словно одно это способно было уничтожить синяки на теле, которые он видел, и новые, под одеждой, которые, несомненно, увидит потом; способно счистить с ее волос и тела подтеки красного дождя, и она встанет из своей цементной могилы, протрет смеженные сном веки, встанет слегка навеселе.

Справа раздался шум, послышались крики, суматоха, топот, рычанье и лай полицейских ищеек. Подняв глаза, он увидел, что Джимми Маркус и Чак Сэвидж, выбежав из зарослей, ринулись на зеленый склон, где подстриженный, ухоженный газон спускался к лужайке перед экраном, той самой, с которой летом гуляющие в парке, расстелив на ней одеяла, смотрели представление.

К Джимми и Чаку бросились человек восемь полицейских в формах и еще двое в штатском. Чака они схватили моментально, но Джимми был проворен и ловок. Он проскользнул между преследователями, сбив их с толку обманными движениями и непредсказуемыми увертками, так что догонявшие совершенно запыхались, и если бы он не споткнулся на склоне, то добежал бы до экрана, а остановили бы его разве что Крозер или Фрил.

Но он споткнулся, у него подвернулась нога, и, падая животом на мокрую траву, так, что подбородок его зарылся в грунт, он скрестился взглядом со взглядом Шона. Молодой полицейский, молодцеватый и неотесанный, недавний выпускник училища, тут же очутился на спине Джимми, бросившись на него сверху, как на санки, и, сцепившись, они покатились по склону; полицейский заломил правую руку Джимми за спину и хотел было надеть на него наручники.

Но тут на эстраде возник Шон, крикнувший:

— Эй, коллега! Это отец. Оттащите его, и точка!

Молодой полицейский поднял глаза. Он был зол и грязен.

— Просто оттащите, — повторил Шон. — Оттащите их обоих.

Он повернулся лицом к экрану, но тут Джимми окликнул его, окликнул таким хриплым голосом, словно немые крики, звучавшие в его душе, наконец-то обрели выражение, найдя голосовые связки:

— Шон!

Шон застыл и увидел обращенный на него взгляд Фрила.

— Погляди на меня, Шон!

Обернувшись опять, Шон увидел, как выгнулось тело Джимми под навалившимся на него молодым полицейским; подбородок Джимми был в земле, и с него свисали травинки.

— Ты нашел ее? Это она? — крикнул Джимми. — Она?

Шон стоял неподвижно, глядя Джимми прямо в глаза, скрестив с ним взгляд, пока в глазах Джимми не появилось нечто, из чего было ясно: он видит сейчас то, что увидел Шон, что все кончено и самое страшное, чего он боялся, совершилось.

Джимми издал вопль, и изо рта у него брызнула слюна. Вниз по склону бежал другой полицейский на помощь тому, кто оседлал Джимми. Шон отвернулся. Вопли Джимми заполняли воздух — низкие гортанные звуки, в них не было ничего резкого, пронзительного. Так кричит зверь, настигнутый болью. За годы работы Шону много раз приходилось слышать крики родителей над телом убитого ребенка. Обычно в них звучала жалоба, мольба Господу или некой разумной силе повернуть время вспять, сделать так, чтобы это оказался лишь сон. Но вопли Джимми были совсем другими: в них были только любовь и ярость, в равной пропорции, и они срывали птиц с деревьев и отражались в водах канала.

Шон опять поднялся по ступенькам и стал глядеть на Кейти Маркус. Конноли, новичок в их команде, стоя рядом с ним, тоже глядел на нее, не произнося ни слова, а вопли Джимми Маркуса между тем стали хриплыми и какими-то колючими, словно с каждым вдохом гортань его наполнялась осколками стекла.

Шон глядел вниз, на Кейти, на сжатый кулак у виска, залитого струями красного дождя, на все ее тело, застрявшее среди деревянных помостов и декораций, не позволивших ей убежать.

Справа все неслись вопли Джимми, которого теперь волокли обратно вверх по склону, и вертолет, меся винтом воздух, низко облетал окрестность, взревывая на поворотах к берегу и обратно. Шон решил, что это машина, принадлежащая телевидению: у полицейских вертолетов звук гуще.

Не разжимая губ, Конноли проговорил:

— Вы когда-нибудь видели подобное?

Шон пожал плечами. Видел, не видел — какая разница? Постепенно приходишь к тому, что уже не сравниваешь.

— Я что, я хочу сказать... — Конноли запнулся, не в силах подыскать слова, — ...что это уж прямо не знаю...

Он отвел взгляд от тела, устремив его куда-то в заросли, взгляд растерянный, изумленный; казалось, он вот-вот скажет что-то еще.

Потом рот его закрылся, и он уже не пытался найти слова для выражения того, что чувствовал.

12

Ваши краски

Стоя у эстрады под экраном кинотеатра вместе со своим начальником, лейтенантом следственной службы Мартином Фрилом, Шон следил, как Уайти Пауэрс направляет движение коронерского автофургона, пятившегося вниз по склону, к двери, за которой лежала Кейти Маркус. Уайти пятился вместе с фургоном, подняв руки и время от времени указывая направо и налево. При этом он покрикивал и посвистывал сквозь сомкнутые зубы, и звуки его команд прорезали воздух, пронзительные, как щенячий визг. Глаза его перебегали с ограждений по обе стороны от него к шинам автофургона, а потом к лицу водителя в зеркальце бокового вида, глядевшего затравленно, так, словно он нанимался на работу в транспортную компанию, где его испытывают, и крайне важно, чтобы эти толстые шины ни на дюйм не отступили от намеченного.

— Еще! Прямо! Еще, еще немного! Вот так! Есть! — Поставив фургон именно так, как намеревался, Уайти отступил в сторону и распахнул задние дверцы фургона. — Молодец!