Глоток перед битвой - Лихэйн Деннис - Страница 34

– Не пугай, – улыбнулся он. – Ты и так уже по уши в дерьме – мои ребятишки такое не прощают. Хочешь наплевать на это – давай, валяй, но помни, что я для своих пацанов – как бог. Станешь первой жертвой священной войны.

Ненавижу такую неоспоримую правоту.

– Ладно. Тогда скажи, почему ты до сих пор не прикончил меня?

– А дядя добрый. Иногда это с ним случается.

– Марион, – сказал я с укоризной.

– Какая тебе разница? – ответил он. – Хотя я запросто мог бы прихлопнуть тебя уже за то, что ты всю дорогу называешь меня «Марион». – Он уселся на скамейку, поставил ногу на сиденье, обхватил колено руками. Человек вышел подышать свежим воздухом.

– А что же тебе все-таки от нас надо, Сосия? – спросила Энджи.

– Во всяком случае – не тебя, девочка. Сделала свое дело – иди гуляй и занимайся, чем хочешь. А нужен нам он. – И он ткнул пальцем в мою сторону. – Встревает в чужие дела, убил одного из моих лучших людей, лезет, куда не просят...

– Многие мужья в нашем квартале тоже жалуются на это, – сказала Энджи.

Ай да Энджи! Скажет так скажет.

– Шути-шути, – сказал Сосия. – Но ты-то, – он посмотрел на меня, – знаешь, что это не шуточки. Конец тебе, Кензи, конец.

Я хотел было ответить поостроумней, но ничего смешного в голову не приходило. Совсем ничего. Счетчик и в самом деле начал тикать.

– Вот именно, – ухмыльнулся Сосия. – Сам ведь понимаешь, что тебе недолго осталось. Ты до сих пор жив лишь потому, что Дженна кое-что тебе вручила и кое-что передала на словах. И где же это?

– В надежном месте, – ответил я.

– "В надежном месте", – повторил он, слегка гнусавя, как при насморке, явно передразнивая выговор белых южан. – Ладно. А почему бы тебе не сказать мне, где оно, это место?

– Да я и сам не знаю, – ответил я. – Дженна мне так и не сказала.

– Дураком меня не считай, – сказал он, придвинувшись ко мне.

– Я не стану здесь выворачиваться наизнанку, чтобы убедить тебя, Марион. Я тебя просто предупреждаю: когда ты разворотишь мою квартиру, выпотрошишь все ящики в шкафах и столах моего офиса и ничего при этом не найдешь, то не стоит тебе особенно удивляться.

– А что, если я попрошу своих друзей и мы выпотрошим тебя?

– Ваше право, – согласился я. – Но лучше не стоит. Целей будете – и ты, и твои друзья. Ведите себя прилично.

– Это с какой же стати? Разве ты, Кензи, ведешь себя прилично?

Я кивнул:

– В данном случае – да. А Энджи, может быть, даже еще приличнее. А тот парень на крыше нас обоих за пояс заткнет.

– И при этом еще он недолюбливает черных, – добавила Энджи.

– Ага, так вот в чем ваше приличие! Создали себе ячейку ку-клукс-клана, а черному человеку уже и дышать нечем?

– Вы уж простите нас, мистер Сосия, но цвет кожи здесь ни при чем, – успокоил я его. – Ты, сука, – отпетый преступник. Ты подонок, нанимаешь молокососов для грязной работы. Самому-то ручки пачкать небось не хочется? А черный ты или белый – это нам без разницы. Можешь попробовать остановить меня. Есть шанс на то, что у тебя это получится и я умру. Но его ты не остановишь. – Сосия посмотрел на крышу. – Он достанет тебя и всю твою банду, всех вас перестреляет, а заодно с вами – половину Бэри, такой вариант не исключается. Совести у него ничуть не больше, чем у тебя, а уважения к закону – еще меньше.

– Что, запугать меня хочешь? – рассмеялся Сосия.

Я покачал головой:

– Тебя не запугаешь. Такие, как ты, ничего не боятся. Но смерти тебе не миновать. И если убьют меня, то и ты концы откинешь. Прими это за факт.

Он откинулся на спинку скамейки. Мимо нас бесконечным потоком текла толпа, посверкивал на прежнем месте прицел Буббы. Сосия снова боднул головой воздух:

– Ладно, Кензи. На этот раз твоя взяла. Но это еще ничего не значит, за Куртиса ты ответишь. Даю тебе двадцать четыре часа, чтобы найти то, что мы оба ищем. Если я найду раньше тебя или ты опередишь меня, но тут же не отдашь находку мне, то жизнь твоя и гроша ломаного стоить не будет.

– Как и твоя.

Он поднялся:

– Вот что я скажу тебе, белый. Многие и в течение многих лет пытались меня убить. Ни у кого пока что это дело не выгорело.

Он двинулся прочь, направляясь к толпе. Оптический прицел на крыше дома смещался следом, не отставая ни на пядь.

Глава 21

Бубба поджидал нас у автостоянки на Бромфильд-стрит, где Энджи оставила нашу колымагу. Он стоял у ворот и, запустив в рот пластинку жевательной резинки размером с цыпленка, выдувал такие пузыри, что случайным прохожим приходилось жаться к обочине.

– Здорово! – сказал он, когда мы подошли к нему, и выдул очередной пузырь. Кладезь красноречия этот наш Бубба.

– Здорово! – сказала Энджи густым баритоном, под стать его голосу. Она обняла его за талию, прижалась к нему и вдруг взвизгнула: – Боже мой, Бубба! Что это у тебя там – русский автомат? Или ты так рад нашей встрече?

Бубба густо покраснел, и на его массивное, грубо вытесанное лицо выплыла застенчивая улыбочка – этакий второклассник, который, несмотря на свой херувимский вид, втихаря засыпает карбид в унитазы.

– Кензи, убери ее, – сказал он.

Энджи приподнялась на цыпочках и легонько укусила его за ухо:

– Бубба, мне нужен такой мужчина, как ты.

Он хихикнул. Вы подумайте – психопат размером с бегемота и с ярко выраженными антисоциальными установками хихикает и мягко отстраняет от себя Энджи. В этот момент он походил на Трусливого Льва из известной сказки, и я ждал, что он вот-вот замурлычет. Но он сказал человечьим голосом:

– Да ведь так и ухо откусить можно, – и посмотрел на нее: не обиделась ли?

Энджи, заметив, что он с трудом подавляет возникшее желание, захихикала, прикрывая рот ладошкой.

Бубба и есть Бубба. Такой вот любвеобильный социопат.

По пути на стоянку я сказал:

– Бубба, ты сможешь в ближайшее время не отлучаться надолго? Надо бы подстраховать нас, простых смертных.

– О чем речь, Патрик. Я вас не брошу. Куда вы, туда и я. – Он развернулся и ласково хлопнул меня по плечу, которое онемело минут на десять, если не больше. И все же это не сравнить с тем, как бьет Бубба во гневе. Несколько лет назад, когда единственный раз за все время нашего знакомства у меня хватило глупости не согласиться с ним, я такой удар получил и целую неделю не мог избавиться от звона в ушах.

Мы нашли нашу машину, влезли, расселись. Когда мы выезжали из ворот, Бубба спросил:

– Значит, мы решили выкинуть эту шпану в их родную Африку? Или как?

– Видишь ли, Бубба... – начала было Энджи.

Но я-то знал, что читать Буббе лекции по расовым проблемам – пустая трата времени, и потому сказал лишь:

– Это не понадобится.

– Вот черт! – выругался Бубба и откинулся на спинку сиденья.

Бедняга. Автомат взведен, а бить пока не в кого.

Мы высадили Буббу у детской площадки, рядом с его жилищем. Он поднялся по бетонным ступенькам, прошел через лабиринт, сваренный из железных труб, и поплелся домой, обходя всякие там шведские стенки и катальные горки. Пнул попавшуюся под ноги пивную бутылку. Он шел сгорбившись, вобрав голову в плечи. Попалась под ноги другая бутылка, он поддал ногой и ее – так, что она пролетела над столиком, предназначенным для пирушки на свежем воздухе. Бутылка впилилась в бетонный забор и разлетелась вдребезги. Торчавшие у стола панки разом отвернулись, чтобы ненароком не встретиться с ним взглядом. Но он их даже не заметил. Не останавливаясь, Бубба шел к концу забора, где в дальнем углу бетонной стенки зияла дыра с аккуратно отогнутой арматурой. Буббе дыра эта была хорошо знакома. Протиснувшись сквозь нее, он оказался на пустыре, а продравшись сквозь заросли бурьяна, исчез за углом заброшенного завода. Этот завод и был его домом.

Там, на третьем этаже находилась его спальня – голый матрац, лежащий прямо на полу посредине комнаты, несколько ящиков виски «Джек Дэниэлс» и стереомагнитофон, день и ночь гонявший записи группы «Аэросмит». Второй этаж Бубба приспособил под арсенал, здесь же он держал пару питбулей по кличке Белкер и Сержант Эстерхаус. Передний двор охранял ротвейлер Стив. На тот случай, если всего этого и с самим Буббой в придачу окажется недостаточным для отпугивания представителей властей или нахалов, имеющих обыкновение без разрешения разгуливать по чужому участку, почти все помещение было заминировано, а проходы известны лишь хозяину. Однажды некий самоубийца вздумал заставить Буббу под дулом пистолета выдать эти схроны. Целый год потом этого типа по кусочкам собирали по всему городу.