Вам письмо - Лиханов Альберт Анатольевич - Страница 4

Он пожал Тоськину холодную, лодочкой, руку и сказал, чтоб она ему написала в Энск, главпочтамт, до востребования, потому что он часто ездит в командировки со своим начальником и в части письма могут потерять, пока он ездит.

Тоська кивнула, и Олег побежал за уходящим автобусом, догнал его, успел запрыгнуть и помахал в заднее овальное стекло. Она стояла ошарашенная. Будто ничего этого и не было, будто все ей показалось. Еще три часа назад она ничего не знала и не ведала и вот первый раз в жизни шла под руку с парнем, смеялась с ним, говорила о каких-то пустяках, верила ему и не боялась его. А теперь он исчез. Никого нет. Как во сне.

Укладываясь спать, Тоська в одной рубашонке подошла к зеркалу. На нее смотрела некрасивая коротышка. Настоящий обрубыш.

Нет, это просто так, решила Тоська, это все ерунда, и сегодняшний вечер значит не больше, чем вчерашний сон. На душе у нее снова стало горько.

Мать страдала бессонницей и слышала, как долго ворочалась Тоська на своей кровати.

6

Тоська твердо решила забыть про Олега, но забыть она его, конечно, не могла, и все чаще и чаще в голову Тоське приходила мысль написать ему до востребования. Ведь не может же быть, чтобы Олег все забыл, забыл тот вечер, думала она. И мучилась от того, что сама ничего не может решить.

Надо было кому-то рассказать про Олега. Матери Тоська говорить не хотела, и так она все жалеет ее. Оставалась Нюра. С того дня, как, подставив лицо солнышку, Нюра пожалела Василия, она стала казаться Тоське чуточку другой. Не такой резкой и совсем не каменной. Тоська рассказала Нюре про Олега, рассказала неумело, путаясь и краснея, но Нюра, добрая душа, Тоську поняла.

Им тогда обеим влетело от Нины Ивановны, потому что вместо того, чтобы разносить почту, они свернули в скверик, сели там на лавочку, спрятанную в самой чаще, и проговорили целый час, а может, и больше. Потом, правда, они спохватились и помчались на свои участки, но все равно здорово опоздали, и Нина Ивановна, почуяв, что тут что-то неладно, не могли лучшие почтальоны просто так на час опоздать с доставкой, крепко их отругала.

Но это все была ерунда, главное, Тоська славно поговорила с Нюрой. И ничего ей Нюра не открыла особенного, никакого совета не дала, а просто рассказала про себя и про Василия. Как они, когда были молодые, познакомились на танцах и как Василий пошел ее провожать, а потом каждый день приходил к ее дому, и они гуляли с ним допоздна, считай, все темные улицы в городе вызнали. А потом вдруг Василий пришел к Нюре с огромным букетом гвоздики. Оказалось, ездил нарочно на вокзал и там у какой-то тетки освободил от гвоздики целое ведро. Он пришел с охапкой цветов прямо к Нюре домой, положил их на стол, и на другой день они подали заявление в загс.

Нюра, рассказывая, улыбалась и говорила только о хорошем. Наверное, не хотелось ей вспоминать, как выгнала Василия из дому и за что. Все-таки, видно, несмотря на такую обиду, больше всего у нее в памяти осталось хорошего, доброго, это доброе перетягивало плохое, а потому вся жизнь ее, вот так, со стороны, когда начала понемногу проходить горечь, казалась Нюре все-таки неплохой, повидала она и хорошего, узнала любовь.

Нюра говорить не умела, речь ее получалась нескладной, неживописной, но Тоська понимала за короткими, скупыми фразами Нюрины чувства и переживания.

Так и не дала она Тоське никакого совета, да Тоська и не повторяла своей просьбы. Само собой как-то решилось: конечно, надо написать Олегу. Вон, даже Василий вовсе ведь неплохой, так почему Олег должен быть хуже.

Письмо получилось короткое и суховатое: живу ничего, все в порядке, а как идет служба? Словом, обыкновенное письмо к знакомому человеку. Когда Тоська бросила белый конверт в мешок, который каждый вечер, заклеив сургучом, увозили из их отделения связи, жить сразу стало и проще и тревожнее.

Вечером, когда она как всегда поливала цветы, на завалинку выполз Яшка.

Настроение у него было что-то грустное, он не хвастался, как обычно, и не задирался. Тоська присела рядом с ним на завалинку, и он спросил ее потусторонним голосом:

– Ну, лиса, с каким ты солдатиком на днях гуляла?

В другой раз Тоська вскочила бы и убежала или облила Яшку из лейки, но очень уж странный голос был у него, и вовсе он не собирался ее задевать. Тоська внимательно посмотрела на Яшку, подумала, может, у человека неприятности на работе, и неожиданно для себя рассказала ему про «Неизвестную женщину», про Олега и про письмо, отправленное в Энск, до востребования.

Яшка внимательно посмотрел на Тоську, криво усмехнулся и покивал головой. Тоська обиделась, хотела уйти, но Яшка усадил ее обратно на завалинку.

– А ты знаешь, Тоська, – сказал он траурным голосом, – у меня несчастье.

Тоське сразу стало жаль Яшку, независимо от того, что у него за несчастье, а Яшка, глядя в землю, сказал тем же заупокойным голосом:

– Угораздило, понимаешь… Влюбился я.

Потом он оживился, стал рассказывать, как встретил в троллейбусе девушку и сразу обалдел, такая она была…

Какая она была, он так толком и не мог объяснить. Вся она казалась удивительной, не красавицей, нет, но светлой какой-то, и чистой, и хрупкой, будто льдинка. Глянешь разочек – и сразу скажешь, что человек это очень добрый, и ласковый, и нежный…

Девушка заметила Яшкины взгляды, посмотрела на него, и Яшка будто исчез, улетучился с лица земли, ни рук, ни ног своих не чувствовал, только слышал, как громко, набатом, гудело сердце.

Девушка отвернулась, а Яшка протолкался к ней и стоял рядом, пока она не сошла на остановке.

Он смотрел, как она уходила, и все в ней было знакомо ему, давным-давно знакомо и близко до мельчайших подробностей. Он смотрел, как она уходила, и когда скрылась за углом и троллейбус уже набрал скорость, он рванулся к выходу и закричал, чтоб его выпустили.

Водитель заругался, обозвал его разгильдяем, но Яшке некогда было обижаться, и, когда водитель все-таки притормозил и выпустил его, он пулей помчался за угол.

Девушка была уже далеко. Она шла, спокойно помахивая сумочкой, а услышав, что кто-то бежит, не оборачиваясь, уступила дорогу. Запыхавшийся Яшка остановился возле нее, она удивленно посмотрела на него, потом узнала, улыбнулась и сказала:

– Меня зовут Оля, у меня есть муж, а сыну моему три года, – и снова улыбнулась.

Яшка так ничего и не сказал ей. Он молча смотрел, как Оля, помахивая сумочкой, пошла дальше. Он молчал и смотрел, убитый, пока она не скрылась за поворотом.

И вот теперь Яшка сидел на завалинке, все не мог прийти в себя и поэтому говорил загробным голосом, а Тоська смотрела на него жалеючи.

Они посидели молча, думая о своем.

– А ты, значит, тоже? – спросил Яшка. Тоська кивнула.

– Говоришь, главпочтамт, до востребования, – сказал он и впервые за весь вечер с интересом посмотрел на Тоську. Она кивнула снова, и ей показалось, что теперь Яшка смотрит на нее жалеючи.

7

Ответа все не было и не было, хотя Энск не так уж далеко. Тоська успокаивала себя: наверное, Олега не каждый день отпускают в город, армия все-таки.

Яшка теперь по вечерам допоздна сидел на завалинке, смотрел, как Тоська поливает свои гладиолусы. Незнакомка из троллейбуса не давала ему покоя. Яшка разузнал о ней все. И верно, Оля не обманула его. Она была замужем, работала на заводе копировщицей, и сын у нее тоже был. Но Яшка никак не мог успокоиться. Оля снилась ему по ночам, мерещилась днем, когда он сидел на своем кране, поэтому работать он стал хуже, как-то на него нашумел мастер: Яшка поднял груз на высоту и задумался, не слышал, что ему уже давно кричат рабочие…

Черная челка совсем свисла ему на лоб, и из-под нее печально смотрел по сторонам блестящий глаз. Тоська заметила, Яшка теперь не хвастает и молчит, а то еще иногда поднесет тяжелую лейку с водой и вообще стал внимательнее. Вот и сегодня спросил: