Собрание сочинений. Том 1 - Симонов Константин Михайлович - Страница 96

А он был так напорист, так речист,

Что оказалось вдруг его заботами -

Все в пятнах! Только он, как голубь, чист!

Он, не создавший ни одной мелодии,

Гремел, свергал, то "против" был, то "за"!

И смешанное с подлостью бесплодие

В конце концов нам бросилось в глаза.

Чтоб он сошел с трибуны, настояли мы.

Нет, мы не стали рук ему вязать!

Напротив, подвели его к роялю мы,

Но он, увы, не мог ни ноты взять!

Чтоб оценить иные дарования,

Их надо сдвинуть с их привычных мест.

Мораль сей басни шире, чем название.

"Оркестр" - при чем тут, собственно, оркестр?

Встал. Улица белым-бела,

У двери робкие следы...

Зачем ты ночью здесь была?

Мой дом сожгла. Меня сожгла.

Чего под пеплом ищешь ты?

Чабан в горах, высоко от подножий,

За облаком, в рожок поет незримо.

А эхо вниз бежит и врет прохожим:

"Неповторимо я! Неповторимо!"

Мой сын начинает ходить.

Сам! Спотыкаясь и падая

На ровном месте - просто от страха.

Он плачет.

А я поднимаю его и говорю преувеличенно строго:

"Вот тебе! Что? Так и надо!"

А он, совершенно счастливый,

Отвечает мне тем же:

"Вот тебе! Что? Так и надо!"

Это мне-то, отцу! Как вам нравится это?

И опять гнет свое, идет, растопырив руки.

Мой сын научился ходить.

Он уже вырос, да как!

Сам открывает все двери

И бесстрашно топочет по комнатам,

Устрашая все наше семейство.

Он врывается и бросает тарелку;

Готово! - от тарелки - осколки!

И от пластинки - осколки!

А с книгой не вышло - она не бьется.

Но зато она рвется, да еще как!

Мой сын изучает мир.

Крутит радио до отказа

И бежит от звериного рыка,

Лежащего в тихой коробке.

Очень бледный, выглядывает из-за угла.

Но как только мы выключаем,

Он опять подбирается к ящику,

Десять раз, двадцать раз, до тех пор,

Пока это упрямое радио

Не научилось включаться.

Теперь они стали друзьями.

А с печкой так и не стали;

Она ненадежная - сама поманила теплом

И сама же потом укусила.

Он не любит таких, как печка!

Подозрительно скрипнули двери,

Мой сын привстает на цыпочки.

Мы в тревоге! - он что-то задумал.

Мы хором ругаем его:

"Не суй в рот спички! Не дергай за шнур!

Ручку на место! Слезай оттуда,

Не лазай туда!" - И - шлеп по рукам!

По любопытным, храбрым рукам!

А он смеется - и тянет их снова.

А он рыдает - и тянет их снова.

А он вырывается из объятий

И бегом! - оттуда, где можно, -

Туда, где нельзя.

Туда, куда мама не разрешает,

Туда, куда папа не разрешает,

Туда, где нельзя,

Но где "интересно"!

И только бабушка, моя мама,

Ему потакает, ходит за ним

Из комнаты в комнату, с места на место.

И все говорит, говорит ему что-то,

Как взрослому, равному человеку.

А мне, как маленькому, объясняет:

Вот так, сынок, и растут.

Только так и растут..

Больше не буду злобным -

Буду добрым.

Среди врагов - боже, спаси их! -

Выберу только тех, что под силу.

Скажу: "Прощай!" - городу,

Уйду на природу.

Починю старый забор,

Буду жить без забот

Долго ли коротко -

Тихо и кротко.

Зимой кругом дома буду бродить.

А летом - что-нибудь разводить.

Вот только - что? - вопрос.

Нет ни голубей, ни роз.

Кругом, в бурьяне, - одни змеи.

Ну что ж, имею то, что имею,

Вместо голубей

Разведу змей.

Приручу их добрыми поучениями,

А потом с мелкими поручениями

Пошлю их в дома своих врагов...

Мы смотрим на этот мир

Глазами своей любви,

Поэтому он красив.

Мы строим этот мир

Руками своих надежд,

Поэтому он высок.

Мы носим этот мир

В ладонях своей доброты,

Поэтому он широк.

Мы будим этот мир

Светом веры своей,

Поэтому он чист.

И даже когда он вдруг

В грудь нам вонзит свой нож,

Мы его не клянем;

Мы, рану зажав, встаем,

Чтоб выстрадать до конца

Свою доброту к нему.

Сидим равноправные,

Будда, Христос, Магомет,

Я

И моя жена.

Болтаем про разное,

Насчет галактики и планет.

И о том, что если одна

Из них окажется заселена,

Какая же вера из трех будет занесена

Туда, в Мирозданье,

И получит преобладанье?

Вторник, день, когда телевизор, слава богу, молчит.

Так что для разговора - приволье.

Дети посапывают,

Младший немножко хрипит -

Снова недолечили бронхит.

Жена что-то гладит

И утюгом недовольна...

Трое пророков, без венчиков и сияний,

Запросто с нами сидят,

Ничего не пророчат,

Не забегают вперед на опасные расстоянья.

Может, в этом и мудрость их,

Между прочим?

Жене даю денег,

Чтоб говорить не мешала пророкам.

- Купи нам вина

И сиди и ворчи там за дверью.

А сам про них думаю: "Много ли проку

В их разговорах?

Вот уж сколько веков

Все равно им не верим!"

Услышав "вино" - Магомет облизнулся,

Услышав "жена" - Христос поперхнулся.

Услышав "деньги" - Будда проснулся.

И только Маркс на стене

Совершенно спокойным остался,

Что ему до волненья

Вдруг прикоснувшихся к жизни пророков?

Он-то видел всегда

Своим диалектическим оком,

Что человеку не чуждо ничто человеческое.

Когда тебя нет, на кого, кому по ночам

Оставляешь меня одну?

Иконам? Четырех стен кирпичам?