Собрание сочинений. Том 1 - Симонов Константин Михайлович - Страница 102

В тексте вместо слова "безнадежность"

Следует опять читать "любовь".

Я не любитель по аллеям шаркать,

Не коротатель вечеров в кино.

Я, старый мастер, знаю: в мире жарко,

Ему грозит авария давно!

Вы думаете: взрыв еще не скоро,

Успеете нажать на тормоза?

Нет, мир проскочит ваши семафоры

И у людей откроются глаза!

Вы нас боитесь! И хотя не тронут

Еще ваш мир рабочею рукой,

Уже вы порох сыплете в патроны,

Ночей не спите, потеряв покой.

Вы птицы невысокого полета,

Вам страшно знать, что где-то спит гроза.

Но час пробьет - и гром начнет работу

И у людей откроются глаза!

Хочу, чтоб вам досталось на орехи,

Чтоб даже дух ваш вымело дотла!

Чтоб вы, поджав хвосты, меняя вехи,

Раз навсегда узнали, чья взяла!

Мы - мастера угля, железа, хлеба,

Решают дело наши голоса.

Мы выйдем в блузах голубых, как небо,

И у людей откроются глаза!

Ремонт земли начнем мы без наряда,

Сойдемся и поднимем руки "за"!

И сделаем на совесть все, как надо,

И у людей откроются глаза!

Часы на что безупречные -

И то вдруг что-то сломается!

А мы - как студенты вечные,

Нам век без работы маяться.

Земной поклон демократии

За наши дни беззаботные!

Пью за вас, мои братья,

Товарищи безработные!

Нам горе идет с процентами,

И нет конца этой повести,

А можно бы стать доцентами,

Будь у нас меньше совести.

Но, к счастью, нам всем не нравятся

Предательства руки потные.

Пусть старый мир нами давится,

Товарищи безработные!

Мы любим людей трудящихся,

Во сне и строим и пашем мы,

Мы не в числе садящихся

На шею народу нашему;

Презираем сытые морды их,

Проповеди их рвотные,

Мы, голодные, гордые, -

Товарищи безработные!

Вряд ли им с нами справиться,

Загнать из людей в животные.

Нам слишком людьми быть нравится,

Товарищи безработные!

Наконец уезжаю. Последний свисток.

Если б мир был вот этим вокзальным плакатом,

Я швырнул бы его, как ненужный платок,

Что слезами закапан и в катыш закатан.

Словно рыба, долиною слез поплыву...

Может, позже я в этом сравненье раскаюсь.

Но под молнией, падая камнем в траву,

Даже птицы порой говорят заикаясь.

Высыхает платок, заслоняя собой города.

Мы под ними весь день по туннелям свистели.

Если б так вот и смерть, как черный туннель в никуда:

Пролетел - и проснулся в незнакомом отеле.

Ты любил ее, да? Так не бойся разлук,

Пусть она, а не ты, если вздумает, плачет.

Смерть любви - как прыжок без протянутых с купола рук.

Но ты выжил в тот день, хоть он смертью был начат.

С богом![7] Прощай! Как ни странно, мы оба не плачем.

Да, все было прекрасно! И больше об этом ни слова.

С богом! И если мы даже свиданье назначим,

Мы придем не для нас - для другой и другого.

С богом! Пришла и ушла, как перемена погоды.

Погребального звона не надо - меня уж не раз погребали,

Поцелуй, и платочек, и долгий гудок парохода.

Три-четыре улыбки... И встретимся снова едва ли.

С богом! Без слов - мы и так их сказали с избытком,

О тебе моя память пусть будет простой, как забота,

Как платочек наивной, доверчивой, как открытка,

И немножко поблекшей, как старая позолота.

С богом! И пусть ты не лжешь, что меня полюбила

Больше всех остальных... Все же легче нам будет в разлуке.

Пусть что будет, то будет! Что было, то было...

И тобою, и мной к новым судьбам протянуты руки!

С богом! Ну что ж! В самом деле! Ну да, в самом деле.

Мы не лжем, как врачи у постели смертельно больного.

Разве мы бы прощались, если б встретиться снова хотели?

Ну, и с богом! И с богом!.. И больше об этом ни слова!

В мае, месяце зеленом,

От чужих краев устав,

Я вернулся в них влюбленным,

С добрым словом на устах.

Не годясь в ханжи и судьи,

Я чужое не кляну,

Но, конечно, полной грудью

Только дома я вздохну;

Только дома, где отрадно,

Что друзья повсюду есть,

Где туда или обратно

В каждый поезд можно сесть!

Вот и унесся, как гонщик,

Мчавший нас синий экспресс!

В узкоколейный вагончик

Я по-домашнему влез.

Сел на диванчике низком,

Все мне знакомо кругом.

Медленно, с визгом и писком,

Тащит нас старый вагон;

Весело выкрашен желтым,

Словно домашний комод.

Бабка в нем едет с кошелкой,

С хрустом рогалик жует;

Едут в корзинках продукты,

Пахнет парным молоком.

Шляпу приподнял кондуктор,

Словно со мною знаком...

Кто-то гадает невесте,

Кто-то роняет слезу...

Сердце мое не на месте,

Сердце домой я везу.

Еду цветущим краем

И слезы лью без вины.

Сиренью, сломанным маем,

Часовни полным-полны.

Кого-то мучают вины,

Душит фальшивый смех.

А я в слезах без причины,

Безгрешно плачу при всех.

Не знаю... А впрочем, знаю:

Разлука долгой была,

Ты, чешская речь родная.

До слез меня довела!

Снова за стеною до рассвета

Стуки молотка,

Словно заколачивают где-то

Кости бедняка,

Звезды виснут на ветвях дубовых.

До земли их гнут.

Мимо дома этой ночью снова

Черный гроб везут.

Потеряв о времени понятье,

Бьют всю ночь часы,

Словно безъязыкое проклятье,

Где-то лают псы.

И, вскочив, как от удара палки,

Я к окну встаю...

Там везут на черном катафалке

Родину мою.

Небо, небо - цвет свободы,

Цвет лазури и победы,

Все в цветах, в пыли и в песнях

Танки, танки пролетают!

Окна улиц повернулись

И бегут за ними следом.