Плохой Принц Чарли - Мур Джон - Страница 39

Она легла на кровать, затем опять встала и подошла к окну. Она решила стоять так всю ночь и встретить рассвет. Он может стать последним в ее жизни. Простояв у окна около чала, Кэтрин вспомнила, что оно выходит не на восток. Солнце не заглянет в камеру до полудня. И почему Альбемарль Гэгнот не появляется так долго? Мужчины! Никогда нельзя на них рассчитывать. Конечно, они тут как тут с цветами и маленькими подарками, но как только перед ними встает простейшая задача, например, сходить к зеленщику за головкой салата-латука или спасти вас из неприступной тюрьмы, и они ничего не могут сделать, кроме как выразить сожаление.

Расстроенная, она вернулась к кровати и села. Стоит ли ей поплакать? Если она заплачет сейчас, то к десяти она уже выплачет все слезы и пойдет на смерть с отважным выражением лица. Но передумала. Она не может зареветь без того, чтобы не разбудить остальных арестантов, и тогда пойдут слухи, и Кэтрин войдет в историю как слабая женщина. Вообще не стоит этого делать. Она должна подавить слезы. Кроме того, Аби может появиться с минуты на минуту, и ей совсем не хотелось бы встретить его с опухшим лицом и красными глазами.

Время шло. Светало. Зашевелились просыпающиеся арестанты. Кэтрин так и продолжала сидеть на кровати, уставясь невидящим взглядом в пол и качая одной ногой. На лестнице послышался шум, кто-то медленно поднимался вверх. Она нахмурилась. Охранник говорил, что будет отсыпаться. Его не должно быть здесь еще несколько часов. Или ей решили подать последний завтрак? Дверь на лестницу отворилась, и девушка увидела черный колпак палача.

В мгновение ока все заключенные повскакивали на ноги и припали к решетке. Лорд Гэгнот был в ужасе. Маркиз де Саднисс облизывал губы и тяжело дышал. Никто не произнес ни слова. Они молча наблюдали, как человек в черном отпирает дверь в камеру Кэтрин. Она сидела и потрясенно смотрела на него.

— Вы рано, — сказала она. — Вы пришли раньше на несколько часов.

Он ничего не ответил, только поднял девушку на ноги и подтолкнул к выходу из камеры. Оцепенев от ужаса, она позволила палачу вывести себя на лестничную клетку. Только когда дверь за ней закрылась, она позволила себе сопротивление.

— Нет! — хрипло сказала она, вырываясь из его рук и прижимаясь к стене. — Нет! Еще не время.

Она поскользнулась и плюхнулась попой на ступеньку. Через отверстия в колпаке на нее с любопытством смотрели налитые кровью глаза.

— Еще нет десяти. Вы же сами сказали. Помните? В десять утра. Десять? Коктейли с шампанским? — Она подалась вперед, хватаясь за черную шерстяную рубашку палача. — У меня еще есть время!

Вопреки принятому решению, она заплакала. Но сей же час задушила рыдания и вытерла слезы обратной стороной ладони. Она не будет, она не собирается ронять достоинство перед этим человеком. Палач взял ее за обе руки и аккуратно поднял ее на ноги. Только сейчас она обратила внимание, какие у него старые руки, жилистые и сучковатые. Он засунул один палец под край колпака и потянул его вверх. Она подняла глаза на лицо палача. Появилась белая борода, слегка окрашенная вином, а затем копна неопрятных седых волос, окружающих морщинистое доброе лицо. Он улыбался ей.

— Поллокс? — спросила Кэтрин.

* * *

— Ваш ублюдочный принц делает большую ошибку, — с мрачным удовлетворением заметил Альбемарль. — Он крепил толстые шерстяные подушечки к плечам, пока оруженосец заковывал в металлические доспехи нижнюю часть его тела. — Выбор оружия был за ним, и он назвал палаши. Я точно знаю, он никогда не служил в тяжелой кавалерии. Вряд ли у него имеется какой-нибудь опыт ведения боя с тяжелым мечом и щитом. Я сомневаюсь, что он будет в состоянии просто усидеть на лошади.

Паккард и Грегори задумчиво кивнули. Они находились в оружейной комнате в поместье Гэгнота. Паккард сидел в единственном в комнате кресле. Грегори стоял, опершись на трость. Стены вокруг были увешаны самым разнообразным оружием, в основном тяжелыми шашками и колюще-режущими мечами, с редкими вкраплениями легких клинков, сабель и рапир, и даже шпаги. Легкие клинки, как правило, были богато украшены. У некоторых в рукояти можно было разглядеть драгоценные камни. Но тяжелое оружие было простым и функциональным. Грегори заметил, что все они имели нечто общее. А именно хорошо смазаны, без следов ржавчины и очень остро заточены.

— Интересно, — спросил Паккард, — неужели он рассчитывает, что его спасут доспехи?

— Если это так, то он ошибается, — ответил Гэгнот. — Его доспехи без сомнения пригодны только для церемоний. Они сделаны, чтобы красиво смотреться, а не для настоящего боя. Они не идут ни в какое сравнение с этим, — он постучал по стали на груди. — Это стоящая вещь, сделанная специально для настоящей битвы. Во время тренировок они доказали свою эффективность. Они просты, функциональны и прочны.

— Значит, ты уверен, что без проблем победишь его?

— Легко.

— Не могу выразить, как сильно мы сожалеем об этом, — произнес Грегори. — Мы и предположить не могли, что все так обернется.

— Ему осталось жить несколько часов. Сейчас меня больше волнует Леди Дурейс. Может быть, нам стоит сейчас попытаться прорваться в Барстилию и освободить ее и моего отца?

— О, не думаю, что это мудрый поступок, — быстро заметил Паккард. — Скорее всего, там они будут даже в большей безопасности, если на улицах начнутся беспорядки.

— Но вдруг он решить казнить ее до начала дуэли? Я знаю таких людей. Они готовы на все, лишь бы отомстить.

— Не переживай, — успокоил его Грегори. — Помни, весь город знает, что он идет сражаться с тобой. Чарли может отдать приказ о казни, но никто не станет его выполнять, пока не узнает, чем закончилась дуэль.

Гэгнот взглянул на часы.

— Еще есть время. Может быть, я навещу ее перед тем, как ехать.

— Нет! — быстро сказал Грегори. — Это плохая идея.

— Почему нет?

— Ну, ты же знаешь, как женщины обычно волнуются, — ответил Паккард. — Она может сильно расстроится, если узнает, что ты идешь сражаться на дуэли.

— Потому что, она очень за тебя переживает, — добавил Грегори.

— Верно замечено. Что ж, я не скажу ей о дуэли. Просто проверю, что с ней все в порядке.

— Ты уже оделся. Тебе не хватит времени снять доспехи и одеть их опять. Вот что я скажу тебе. Паки и я навестим ее и передадим, что ты ее обязательно освободишь.

— Я бы предпочел сказать ей об этом сам, — неохотно возразил Гэгнот. — Но, полагаю, вы правы. — Он взял в руки шлем и погладил украшающие его перья. — Как вам мой плюмаж?

— Очень впечатляет, — ответил Паккард.

* * *

— Что это? — спросил генерал Фортескью.

— Грифон, — ответил скульптор. Он расправил эскиз на столе, чтобы было лучше видно.

— Я же просил коня.

— Я решил попробовать что-то новое.

— Я обратился в вам, потому что вы лучший скульптор конных статуй во всех Двадцати Королевствах. Я просил коня потому, что хочу коня.

— Я уже устал ваять лошадей. Мне нужно развиваться дальше.

— А это что такое? — Фортескью переложил эскиз вниз стопки, что держал в руках, и разглядывал следующий рисунок. — Тигр?

— Точно, — гордо ответил скульптор. — Это метафора. Езда верхом на тигре символизирует проблемы, с которыми вы столкнулись, когда решили навести порядок в Ноиле.

— Странно, что вы не посадили меня на дракона. Или единорога.

Скульптор огорчился.

— Это так банально, генерал.

— А это что? Гигантский дельфин?

— Касатка. Вы едете на спине дельфина-касатки с трезубцем в руке. Подумайте об этом, генерал. Получится потрясающий фонтан. Я могу спроектировать его так, чтобы вы появлялись на гребне пенной волны. Разумеется, некоторые люди могут подумать, что касатка изображена слишком кровожадной.

— На следующем эскизе я окружен волками. Это не кровожадно?

— Волков незаслуженно недолюбливают. Они очень разумные существа, заботятся о потомстве и выбирают себе пару один раз на всю жизнь.