Йу с морских островов - Ли Юнас - Страница 3

Она обещала, что сделает его таким богатым, как старый колдун, — только, мол, останься и не покидай меня.

Но Йу ничего не слышал и не видел, кроме лодки.

Тогда Саймка кинулась на колени, распустила свои чёрные косы и опутала ему ноги, чтобы ему трудней было вырваться.

— Коли я останусь играть с тобой и с олешками, то много парней пропадёт ни за грош, ободрав себе ногти о край перевёрнутой лодки, — ответил Йу девушке. — Давай-ка лучше обнимемся на прощание, а коли не хочешь, я и так уйду.

Тогда она бросилась к нему, прижалась как котёночек, заглядывала ему в глаза сквозь заплаканные ресницы и смеялась и рыдала точно безумная.

Видя, что все её уловки не помогают, она оттолкнула его и, повернувшись лицом к землянке, замахала высоко вскинутыми руками.

Тут Йу понял, что она хочет позвать на помощь старого колдуна, и бегом кинулся от неё к лодке, чтобы тот не помешал своим колдовством.

Лодка так удобно пристала к прибрежному камню, что Йу прямо перешагнул с него на скамью. Кормило само скользнуло ему в руку, а впереди за мачтой незнакомый моряк был уже наготове и сразу поднял парус, Йу видел его, но лица так и не разглядел.

И вот лодка отчалила и поплыла.

Никогда в жизни Йу ещё не видывал такой быстроходной лодки. Вокруг носа пенились буруны, хотя море было совсем тихое.

Но едва они немного отошли от берега, как поднялся грозный свист ветра.

Птицы с криками полетели к берегу, за кормой почернело, и стеной вздыбились крутые волны.

Это старый лопарь развязал свой мешок и выпустил вдогонку беглецам злые ветры.

— Лопарское горло иначе как под полными парусами не пройти, — послышался голос из-за мачты.

Хозяину лодки буря, казалось, была нипочём, он даже не подумал брать рифы на парусе.

Колдун на берегу, видно, стал донимать беглецов двойными кручёными узлами. Лодка неслась по фьорду, отплясывая бешеный танец, а из моря вздымались дымящиеся вихри и вытягивались до самых небес. И несдобровать бы пловцам, но лодка мчалась как на крыльях, быстрее птицы.

Вдруг с наветренного борта раздался зловещий хохот:

И, накренясь по самый край, заливаемая шипящей пеной, в которой выше колена потонули высокие сапоги незнакомого моряка, всем телом откинувшегося через борт, лодка под свист и завывание вьюги, разрывая слепящую метельную мглу, выскочила на простор открытого моря.

По морю ходили волны, как горы, застилая дневной свет, и Йу, сколько ни вглядывался в белые пенные гребни, не мог различить, когда рея парусника взмывала над водой, а когда проваливалась в бездну.

Лодка, словно играючи, рассекала волны, скользила, как рыба в воде, её доски были пригнаны так ровно, что она была гладкой, как яичная скорлупа; глядя на её борта, Йу невольно вспоминал яйца крачек.

Но ни разу Йу не смог увидеть всю длину доски от края и до края, ему казалось, будто она кончается на половине; наконец ему даже почудилось, что вся передняя часть лодки пропала в тумане и он сидит вместе с таинственным моряком в отломившейся половине, которая, неведомо как, несёт их по морю.

Когда настала ночь, на волнах загорелось. морское свечение, оно полыхало, как жар, а с наветренной стороны неслось протяжное жуткое завывание.

Сквозь вой ветра слышались призывы о помощи, предсмертные крики утопающих, которые неслись со всех сторон от перевёрнутых лодок, и целые толпы бледнолицего народу набились в парусник и расселись на скамьях. Отблеск светящихся волн синеватыми пятнами ложился на мертвенные лица нежданных гостей, а они смотрели перед собой незрячими глазами и подвывали ревущему ветру.

И тут Йу очнулся от внезапного возгласа:

— Ну вот, Йу, ты и дома!

Долго он не мог опомниться и, как чужой, глядел на родные прибрежные утёсы и знакомый сарай для лодок. Прибой был так силён, что кромка воды достигала картофельного поля, а ветер так и валил с ног, Йу едва мог устоять.

Укрывшись в лодочном сарае, он в кромешной тьме принялся рисовать на стене план призрачной лодки и работал над чертежом, пока его не сморил сон.

Утром, когда рассвело, к нему пришла старшая сестра и принесла котелок с едой. Она ничем не выказала радости при встрече и вела себя так, будто каждый день привыкла навещать брата в сарае.

Но, когда он завёл речь о том, что побывал в Финн-марке, и стал рассказывать о своей жизни у колдуна и о ночном возвращении на призрачной лодке, сестра ничего не сказала и только молча посмеивалась.

Придя домой, он пробовал заговаривать о том же с братьями, с матерью, но скоро понял, что все считают его тронутым. Стоило ему помянуть о призрачной лодке, они с усмешкой переглядывались, но обращались с ним ласково и бережно, старались ни в чем не перечить и на все только поддакивали.

«Ладно, — решил Йу, — коли так, пускай они все думают что хотят, лишь бы не мешали и не приставали по пустякам».

Он ушёл и поселился в лодочном сарае. «Буду держать парус по ветру», — думал Йу.

Коли его все считают за помешанного, то надо и дальше притворяться, будто бы он не в своём уме, так будет лучше всего — по крайней мере, никто не будет соваться и тревожить его во время работы.

Захватив из дома овчину, Йу стал спать в лодочном сарае. А днём он подымал овчину на шест и вывешивал её над крышей, как парус, громко крича, что выходит в море.

Иногда он сам садился верхом на конёк крыши, воткнув в бревно тяжёлый плотницкий нож, чтобы все думали, будто он воображает себя верхом на перевёрнутой лодке среди бурного моря и старается за неё удержаться.

Всякого, кто приближался к сараю, он встречал на пороге, вращая выкаченными глазами, и люди шарахались от этого зрелища. Он так застращал всех домашних, что они старались поскорей унести ноги, когда приносили ему пищу.

Потом они стали посылать к нему с котелком младшую сестричку.

Малышка Мальфри с удовольствием оставалась поболтать с братом. Она часто сидела с ним на сложенных досках и радовалась, когда он дарил ей игрушки, придумывал разные забавы, и слушала, когда он рассказывал ей про парусную лодку, которая будет быстрее птицы, так что с нею не сравнится ни одна другая лодка на свете.

А если кто-нибудь чужой заглядывал в его владения, чтобы узнать, чем он там занимается, спрятавшись в лодочном сарае, Йу вскакивал на кучу досок и начинал швыряться во все стороны обрезками и чурбаками; любопытные удирали от него так, что только пятки сверкали, а то, неровен час, того гляди, схлопочешь деревянной чуркой по голове.

Однако, услышав за спиной смех, они обыкновенно оборачивались, чтобы с крутого берегового обрыва посмотреть на безумца, а Йу хохотал до упаду.

Вот так Йу добился, чтобы никто не совал к нему носа.

Лучше всего ему работалось по ночам, когда буря сотрясала торфяную крышу и казалось, сейчас сорвёт с неё бересту вместе с камнями, а приливные волны подкатывали к самому порогу.

Когда свистел ветер и по сараю гулял сквозняк, нанося снегу через незаконопаченные щели, Йу мысленным взором отчётливо видел веред собой призрачную лодку.

Зимний день короток. И всю ночь напролёт, от ранних сумерек до позднего рассвета, в сарае коптила жировая лампа. А днём Йу отсыпался на ложе из древесных стружек, укрывшись овчиной.

Йу трудился на совесть, не жалея сил. Если, какая-нибудь доска не подходила к нужным обводам даже на самую малость, то он её вынимал вместе с двумя соседними и все переделывал наново, пока не получалось, как нужно.

И вот однажды в ночь под Рождество все уже, было готово, оставалось отделать края лодки и поставить уключины. Работа кипела, и Йу не замечал времени.

Рубанок сам так и ходил у него в руках, но вдруг он замер, не дойдя до края: Йу заметил, как что-то чёрное ползёт по доске.