Трещина во времени - Л'Энгль Мадлен - Страница 34

– Ну, это значит представлять себе, как выглядит все вокруг, – бестолково попыталась объяснить Мэг.

– Мы не знаем, как, твоими словами, выглядит все вокруг, – сказало существо. – Мы просто знаем, какое все вокруг. А от этого вашего зрения, похоже, гораздо меньше толку.

– Нет, неправда! – возмутилась Мэг. – Нет ничего лучше в мире, чем видеть его красоту!

– Ну и странный же у вас мир, – примирительно вздохнуло существо, – если вы придаете такое значение столь ограниченному способу его познавать. Будь добра, попробуй объяснить мне, что такое свет, без которого вы так беспомощны?

– Прежде всего, без него мы ничего не видим, – с энтузиазмом начала было Мэг, но тут же ей стало ясно, что она не в состоянии растолковать слепым созданиям значение света для зрячих. Тем более таким, которые прекрасно обходятся без зрения. – Скажем, на вашей планете ведь есть солнце? – неуверенно приступила она с другого бока.

– Это самое замечательное солнце, от него приходит тепло и лучи, которые дарят нам благоуханные цветы, и пищу, и музыку, и все, что есть живого и растущего на нашей планете. – Так вот, – более уверенно продолжила Мэг, – когда мы поворачиваемся к нашему Солнцу – я имею в виду нашу планету, Землю, – мы получаем от него свет! А когда планета отворачивается от Солнца, на ней наступает ночь. И если мы хотим что-то увидеть ночью, нам приходится использовать искусственный свет.

– Искусственный свет, – с сочувствием вздохнуло создание. – Нелегко же вам там приходится! Потом мы еще поговорим, и ты сможешь рассказать мне что-то новое.

– Хорошо, – пообещала Мэг, хотя сама не представляла, как будет объясняться с существом, которое вообще не способно видеть, но при этом несомненно разбирается в устройстве Вселенной во много раз лучше, чем она или ее родители, или Кельвин, или даже Чарльз Уоллес.

– Чарльз Уоллес! – вскричала она. – Что он там делает с Чарльзом Уоллесом? Вы только подумайте, что Предмет может сделать с ним или заставит делать его! Пожалуйста, ну пожалуйста, помогите нам!

– Да-да, малышка, мы обязательно вам поможем. Как раз в эту минуту идет совещание, на котором решают, что следует предпринять. До сих пор мы не верили, что кто-то вообще способен сбежать с затененной планеты. И хотя твой папа казнит себя за то, что случилось, мы совершенно уверены, что он является выдающейся личностью уже потому, что сумел выбраться с Камазоца и вытащить оттуда вас. Но что касается маленького мальчика – и насколько я могу судить, это очень необычный и важный для нас маленький мальчик, – увы, дитя мое, тебе придется принять тот факт, что это будет гораздо труднее. Даже подумать о том, чтобы вернуться , снова пройти через Темное Нечто, вернуться на Камазоц… Не знаю, возможно ли такое. Не знаю.

– Но папа его бросил! – возмутилась Мэг. – Он должен его вернуть! Он просто взял и бросил Чарльза Уоллеса!

Внезапно в словах существа Мэг ощутила суровую ноту.

– Хватит твердить о том, что кто-то якобы кого-то бросил! Это только заведет нас в тупик. Но мы помним о том, что одного нашего желания недостаточно, чтобы что-то случилось, и не поможет нам понять, как добиться того, чего мы желаем! И мы не можем позволить тебе в твоем теперешнем состоянии поставить под угрозу нас всех. Я понимаю, что больше всего тебе хочется, чтобы папа немедленно вернулся на Камазоц, и не исключено, что тебе удастся вынудить его к этому поступку, но чего мы этим добьемся? Ничего. Нет. Нет. Тебе придется ждать, пока ты не успокоишься. Ага, а вот, моя хорошая, отличный теплый халат, в котором тебе будет очень удобно, – Мэг почувствовала, как ее приподняли, и по телу скользнуло что-то мягкое и легкое. – Не бойся за своего младшего брата, – теплые, успокаивающие слова ласкали слух, как музыка. – Мы ни в коем случае не оставим его во власти тени. Но сейчас ты должна отдыхать, чувствовать себя довольной и спокойной.

Эти ласковые слова принесли уверенность, что лохматое существо будет любить и помогать Мэг, несмотря ни на что, что бы она ни сказала или сделала, и сама эта мысль принесла ей несказанное облегчение и душевный покой. Она почувствовала, как щеки коснулось щупальце – ласка, нежнее материнского поцелуя.

– Прошло так много времени с тех пор, как мои собственные малыши выросли и покинули меня, – объяснило существо. – Ты такая хрупкая и уязвимая. И теперь мне пора тебя накормить. Постарайся есть медленно и осторожно. Я понимаю, как ты изголодалась за столько времени, однако тебе нельзя жадничать и торопиться, иначе будет худо.

Прямо к губам Мэг поднесли что-то необычайно нежное и вкусное, и она с готовностью проглотила угощение. С каждым глотком она чувствовала, как сила вливается в ее тело, и только теперь сообразила, что у нее не было во рту и маковой росинки с того жуткого фальшивого обеда на Камазоце, к которому она едва прикоснулась. Сколько времени прошло с тех пор, как она ела мамин суп? Впрочем, земное время не имело здесь значения.

– Здесь очень долгие ночи? – сонно поинтересовалась Мэг. – Скоро ведь снова будет день, не так ли?

– Тс-с-с! – шикнуло на нее существо. – Кушай, малышка. В холодный сезон, такой, как сейчас, мы спим. А потом, когда тебя разбудят, снова будет тепло, и мы займемся делами. У нас впереди очень много дел. А сейчас тебе надо кушать и спать, и я буду с тобой.

– Извините, но я не знаю, как мне вас звать, – сказала Мэг.

– Ну, ладно. Для начала постарайся вообще не произносить слова вслух. Просто проговаривай их мысленно. Подумай обо всех существах, которых ты зовешь человеками – самыми разными человеками.

И пока Мэг послушно думала о людях, существо ласково приговаривало:

– Нет, мама – это особенный человек, она только одна, а папа здесь, с тобой. Нет, не просто друг, не учитель, не брат, не сестра. Что значит знакомый ? Какое смешное, грубое слово! Тетушка. Похоже. Да, пожалуй, это подойдет лучше всего. Ох, и как же забавно ты обо мне думаешь! Тварь, чудовище! Подумать только: чудовище – какое ужасное и жестокое слово! Кто угодно, только не чудовище! Зверь. Да, это лучше. Тетушка Зверь.

– Тетушка Зверь, – невнятно прошептала Мэг и с облегчением рассмеялась.

– Я сказала что-то смешное? – удивилась тетушка Зверь. – Разве тетушка Зверь – плохое имя?

– Тетушка Зверь – прекрасное имя! – заверила ее Мэг. – Спойте мне, пожалуйста, что-нибудь, тетушка Зверь!

Точно так же, как невозможно было объяснить тетушке Зверь, что значит видеть, не было доступного человеку описания того, как она пела. Эта музыка была невероятно прекрасна, еще прекраснее, чем пение волшебных созданий там, на Уриэле. Она казалась более ощутимой, чем физические или зрительные формы. Эта музыка обладала структурой и плотностью. И она поддерживала Мэг намного надежнее, чем руки тетушки Зверь. Она словно уносила ее в неведомую даль, в великой симфонии ликования и славы, она летела в межзвездном пространстве, и на какой-то блаженный миг озарения Мэг почувствовала, что слова Тьма и Свет ничего не значат, что главное – эта вот мелодия.

Мэг сама не заметила, как провалилась в сон под воздействием этой музыки. Когда девочка проснулась, оказалось, что тетушка Зверь тоже спит, ее мохнатая голова без лица бессильно поникла. Ночь миновала, и комнату заливал серый дневной свет. Но теперь Мэг было ясно, что на этой планете бесконечные сочетания серого и бурого ничего не значат для ее удивительных обитателей, да и она, со своей стороны, успела познакомиться лишь с незначительной ее частью. И уж если говорить об ограниченности, так это скорее Мэг могла считаться ограниченной со своим бесценными пятью чувствами, чем слепые существа, наделенные гораздо более мощными ощущениями, чем она могла себе вообразить.

Она осторожно пошевелилась, и тут же встрепенулась тетушка Зверь.

– Ах, как мы хорошо поспали! Тебе лучше, моя милая?

– Да, гораздо лучше, – сказала Мэг. – Тетушка Зверь, а как называется ваша планета?

– Ах, дорогая, – вздохнула тетушка Зверь. – По-моему, это очень непросто: придавать предметам ту форму, которую ты вообразила. Вот вы вроде бы попали сюда с Камазоца?