Встреча с неведомым(изд.1969) - Мухина-Петринская Валентина Михайловна - Страница 40

Какое бы научно-техническое мероприятие ни провело человечество на Земле, обязательно потребуется предварительный физико-географический анализ возможных последствий этого мероприятия. Вот почему так важна теория физической географии. Я четверть века твержу об этом тупицам и невеждам… гм!.. И я рад, что мои ученики и мой сын рады подхватить мою эстафету.

Отец еще долго рассуждал о значении теории географии. Я видел, что Ангелина Ефимовна изнывает от нетерпения узнать, с каким конкретным заданием и в качестве кого прибыл отец на плато. Отец прекрасно понимал ее нетерпение и только посмеивался, видимо решив о делах говорить завтра утром.

Наконец мы разошлись по комнатам. Геофизик Леша спешно переселяется со своими вещами к старику Бехлеру, а папа водворяется на его койку. Мы остаемся одни, с минуту смотрим друг на друга и снова обнимаемся. У меня щиплет в глазах. Отец отворачивается и долго ищет пижаму. Заодно находит подарки для меня (фотоаппарат «Старт») и друзей. Решаем преподнести их утром.

Спали мы часа полтора, не больше, проговорили всю ночь. О маме папа говорит мало: «Играет с переменным успехом… Гамон-Гамана, кажется, недоволен».

А вот о бабушке мы вспоминаем долго.

Бабушка не изменилась. Такая же энергичная, высокая, худая. Такая же театралка, так же курит, так же насмешливо щурит серо-зеленые глаза. По-прежнему видит сквозь свои роговые очки всех людей насквозь. Но отца моего она уже видит иначе. Он рассказал случай, когда мама рассердилась на него и обозвала его эгоистом. Бабушка оборвала ее: «О, нет, нет!» И вообще бабушка теперь принимает его сторону в семейных перепалках. Она справедливая. И даже всплакнула, когда он уезжал. Хотя была рада за меня. Так и сказала, когда провожала отца: «Я рада за Кольку: теперь он не один, а с отцом». Она еще считает меня маленьким.

— Сколько лет дочери Абакумова? — вдруг спросил отец.

— Лизе? Семнадцать. Она очень странная. Я ее еще не понимаю… Но она — настоящая…

— Она красивая?

— Н-не знаю… Наверно. Не завидую тому, кто ее полюбит…

— Почему?

— Нелегкий у нее характер. Она не так проста, как кажется.

— В Алексея Харитоновича, — глубокомысленно решил отец.

Ермак высадил нас на склоне вулкана. Мы направились к кратеру: отец, Ангелина Ефимовна, Ермак, Абакумов и я, нагруженные приборами, веревками, провизией.

Накануне отец провел совещание с научными работниками обсерватории. Рассказал о предстоящей работе, порученной коллективу Академией наук… Все были поражены.

Коротко объясню, в чем дело. Года полтора назад в Министерство геологии и охраны недр СССР поступило предложение директора геофизической обсерватории профессора Кучеринер о закладке сверхглубокой буровой скважины в районе плато доктора Черкасова.

Такие предложения вносили и другие ученые, инженеры. Коллегия министерства приняла решение о закладке пяти буровых скважин глубиной 15 километров (самая глубокая скважина на Земле достигает лишь семи тысяч восьмисот метров — тысячной доли радиуса планеты, а самая глубокая шахта, в которую спускался человек, не превышает и трех километров). Но места бурения долго не могли выбрать. Предлагали Урал, Кавказ, Камчатку, но только не наше плато. И вот отец стал на защиту предложения Кучеринер.

Он выступал и в Академии наук, и в министерстве, и в Госплане, и в Географическом обществе, и за круглым столом в «Литературной газете», и, конечно, в печати. В результате его хлопот проект Кучеринер был принят, а отцу, как энтузиасту этого дела, предложили возглавить научную разведку и подготовку проекта к действию. Когда все будет закончено, наедут инженеры, буровики, горняки и всякие другие специалисты и рабочие. И если отец с группой ученых должен был предварительно разведать всё на месте, то в лабораториях пока разрабатывались новые приемы бурения, основанные на применении ультразвука, искровых разрядов, взрывов.

Отец рассказывал, что для глубинного бурения можно использовать и атомный реактор. Раскаленный до тысячи градусов реактор будет проплавлять и продавливать земную кору. Он пройдет прямо к центру Земли, оставляя за собой шахту с твердыми оплавленными стенами… Атомная ракета подземного космоса!..

Работа по проникновению в глубь Земли была частью обширного комплекса геофизических исследований. Исследования эти включены в международный проект. Он называется: «Верхняя мантия и ее влияние на развитие земной коры». Название это было принято еще в 1980 году на Генеральной ассамблее международного геофизического и геодезического союза в Хельсинки, на котором присутствовал и отец. Он говорит, что это новая глава в истории науки.

Ангелину Ефимовну интересовало главным образом внутриземное тепло, неисчерпаемые источники энергии. Тепло Земли — это электрическое солнце подземных теплоцентралей, это превращение зимы в лето, тундры в субтропики.

Отец же мой искал ответов на жгучие вопросы теории: как рождаются материки, как протекают процессы эволюции в изверженных породах, как и почему произошло расслоение коры на граниты и базальты, каким путем всплывают элементы из глубин к поверхности Земли, увеличивается или уменьшается наша планета.

Как он сказал на вчерашнем совещании: «Множество необъяснимых фактов, накопленных геофизикой, сразу станут ясными, когда мы извлечем из-под коры Земли таинственное вещество мантии. И тогда сомнения и гипотезы уступят место точным знаниям».

Отец не скрывал трудностей… Чудовищные давления, температуры в сотни градусов. Почвенная вода может хлынуть в скважину, обратиться в пар и обрести силу сокрушительного взрыва… Трудностей не счесть.

— О чем задумался, сын? —услышал я голос отца. Он внимательно смотрел на меня.

Мы подошли к самому кратеру. Гигантская воронка зияла перед нами. На страшной глубине клубился туман. А еще глубже, скрытое изверженными породами, кипело море расплавленной магмы…

— Где на Земле можно найти более тонкий слой земной коры? — с восторгом заметил отец. — Вы были безусловно правы, Ангелина Ефимовна!

Профессор Кучеринер порывисто протянула отцу руку, и они обменялись крепким рукопожатием. Ермак и Абакумов, улыбаясь, смотрели на них.

Абакумов, без бороды, чисто выбритый, помолодевший, в кепке и шерстяном свитере, туго облегавшем его могучие плечи, совсем не был похож на того Абакумова, что я встретил шесть лет назад.

— Ну, попробуем спуститься, — сказал серьезно отец и стал подготавливать приборы.

Ангелина Ефимовна помогала ему. Она с пилотом должна была ждать нас на краю кратера.

Мы взяли с собой респираторы и веревки. Это была попытка спуститься на большую глубину, чем обычно спускались сотрудники обсерватории. Леша и Абакумов, не раз стремящиеся пробраться вглубь, рассказывали, что в жерле спящего вулкана вода проделала ходы и пещеры — целый лабиринт. Но оттуда выделялись газы…

Было договорено, что я пойду дальше всех, привязав к поясу веревку. В случае чего отец и Абакумов сразу меня вытащат.

Мы начали спуск. Из-под ног покатились камни, шлак, куски пемзы. Сверху крикнула Ангелина Ефимовна какое-то напутствие.

Сердце у меня замерло от восторга: началось! Работать вместе с таким человеком, как мой отец! Его дорога стала моей дорогой, его дело — моим делом, но я сам его выбрал. И мне было из чего выбирать. Но я не могу жить без науки.

Отныне ненасытный интерес к тайнам природы будет толкать меня вперед. Мантия Земли загадочна и непостижима… Хватит ли моей жизни, чтобы постигнуть ее? Как хорошо, что мне только восемнадцать лет! Впереди еще сто лет захватывающе интересной работы. Я знаю, что требуется от ученого: огромный будничный труд, и терпение, и риск. И бесконечная учеба, даже когда станешь седым. Мой отец — профессор, доктор наук, но он учится, как школьник. Потому что нужны знания всех смежных наук, а открытия, новые факты, новые теории — каждый день.

Но пусть! Я буду учиться, работать, делать открытия, и, когда у отца не хватит сил, я пойду за него. Мне хотелось обнять его, но не ко времени был приступ нежности.