Подняться на башню - Андронова Лора - Страница 18

— Убью урода! — раздался б звенящей тишине хриплый вопль капитана Ангора.

— Казнить!

— Оскорбление чести, только дуэль!

Амель подняла руку, призывая всех к молчанию.

— Вымещать злобу на гонце — это низко, господа. Мелко. У нас сейчас есть дела поважнее.

— Вы принимаете наши условия? — скучным голосом осведомился самарагдец.

— Сразу видно, что Соатан еще слишком юн, чтобы хорошо править. Это всего лишь глупая выходка избалованного мальчишки. Детская шалость. Мы игнорируем ее.

— Тогда поднимайте налоги, сударыня. Вас ждут изрядные расходы на приобретение оружия, — сказал гонец и, поклонившись, вышел.

Нельзя однозначно сказать, что триста лет, минувшие со дня смерти Рубелиана, пошли Брасьеру на пользу. После кончины барона дубовый престол занял его сын — Микен. С детства Микена считали беспомощным глуповатым ребенком, не способным и на горшок сесть без помощи и опеки многочисленных нянек. Велерский князь Есинор, бывший в то время дряхлым, но цепко держащимся за жизнь стариком, с тайным восторгом ждал часа, когда власть перейдет в руки внука.

— Отыграюсь, — бормотал Есинор, тряся головой. — Отвоюю.

Он вспоминал вечно хнычущего Микена, и на душе у него становилось тепло.

— Нельзя, чтобы городом правил такой слизняк. Жирная плаксивая мокрица. — Князь с наслаждением прислушивался к собственным словам. — Мокрица. Слюнявчик. Да он сам попросит меня освободить его от баронской короны. Слишком уж она тяжела для такой головы.

Однако мечтам Есинора не суждено было сбыться. Прибыв на торжественную церемонию, посвященную восхождению Микена на престол, старик обнаружил, что внук изменился чрезвычайно. Сухо поцеловав деда, новый барон объявил о том, что его не устраивают нынешние границы Брасьера.

— Ты или со мной, или против меня, — сказал он, глядя на князя холодным рубелиановским взором.

— Я с тобой, с тобой.

Есинору было страшно. Почему-то ему отчетливо вспоминался горящий город, генерал с окровавленным мечом и нехорошая улыбка палача Брокса.

— Мы должны помогать друг другу, мы же родня, — поспешно добавил князь, пряча дрожащие руки в складках плаща.

Микен правил около тридцати лет. За это время границы Брасьера расширились почти втрое, удвоился прирост населения. В городе выросли две благотворительные больницы и небольшой стекольный заводик. Количество жилых домов увеличилось несчетно.

Следом за Микеном престол занял Керк, прозванный в народе Верзилой. Проводимая им политика отличалась мягкостью и дипломатичностью — он помирился со всеми соседями, наладил прочные торговые связи с Керамом и купцами Хан-Хессе. Из баронской казны были выделены средства на построение новых школ и училищ. Брасьер прослыл городом богатым и щедрым, не жалеющим средств на воспитание своих детей.

Один за другим приходили умные и дальновидные правители — Икмар Чтец возвел печатный цех и организовал выпуск газет, Парот Веселый исследовал недра окрестностей Брасьера и обнаружил неподалеку от города большие залежи серебра.

Но прошло полтора столетия, и процветание сменилось упадком. Череду баронов-неудачников возглавлял Викмен Пирожок. Несмотря на все усилия его отца — Сипена Книжника, последнего мудрого государя, — Викмен вырос малым темным и необразованным.

— Десятки томов ваших заскорузлых гениев не стоят одного хорошо прожаренного пирожка, — заявил он и повелел сжечь замковую библиотеку.

Приказ юного барона не был выполнен, однако с тех пор чтение надолго вышло из моды. Охота, бесконечные поиски времени для заботы о городе. Школы нищали, границы охранялись плохо, внешняя политика велась кое-как.

Через триста лет после смерти Рубелиана Брасьер окончательно потерял былой блеск.

На следующий же день после визита гонца грянула война. Ее начало Соатан отметил заточением посла Брасьера в клетку, размерами не превышающую собачью конуру. Клетку подвесили на главной площади Арфаны — столицы Самарагда, — заботливо поместив рядом тележку с навозом и лопату — для привлечения мух и для того, чтобы прохожим не нужно было утруждать себя поисками грязи, которой можно было бы кинуть в пленника.

— Легко отделался, — пожала плечами Амель, узнав об издевательствах над послом. — Ведь могли бы и кожу живьем снять.

— Это они всегда успеют, — заметил Гнорик. — Отмоют от навоза с мухами — и снимут.

— Не об этом думать надо, Армия в состоянии плачевнейшем, оружие устаревшее, солдаты разболтанны, умных командиров мало. Я уж не говорю о том, что крепостные стены не чинились лет сто.

— Не поздновато ли ты спохватилась, душа моя?

— Я не думала, что Соатан так быстро вспомнит обо мне, — сказала баронесса. — Только успел взять в ручонки скипетр, как уже войну соседям объявляет.

Шут посмотрел на нее с удивлением:

— Шустрый дитенок, что и говорить. Но, лапочка, мы враждуем с Самарагдом с незапамятных времен. Возможно, новый Самодержец — еще мальчишка, но вряд ли то же самое можно сказать о его советниках. Они просто поймали нужный момент. От союзников ждать помощи нечего: новый князь Велерии только будет рад, если южный сосед подомнет нас под себя. Да и керамцы…

— Я не идиотка, Гнорик! Прекрати меня пичкать очевидными истинами!

Она подошла к окну и невнятно проговорила:

— Не пришло еще время. Не то расположение звезд.

Гнорик закатил глаза:

— Матерь Амна! О чем думает эта женщина?! О звездах! При чем тут звезды, сердце мое? Найми хорошего полководца. Или у тебя уже есть кто-то на примете?

— Капитан Антор.

— Красавчик Антор. Не спорю, он неглуп, да и способности кое-какие имеются. Но можно ли ему доверить судьбу всего Брасьера?

— Надеюсь, он хотя бы сможет продержаться до тех пор, пока я найду более подходящую кандидатуру.

Что-то в ее тоне насторожило шута. Он внимательно посмотрел на баронессу и ничего не ответил.

— Не волнуйся, Гнорик. Все будет хорошо, — сказала она и вышла из комнаты.

Шут потер виски и поплелся следом.

Ты что-то задумала, Ами. Но вот что? — бормотал он себе под нос.

— Почему Соатан написал, что баронесса взошла на престол незаконно? — выпытывал тем временем Хёльв у всезнающего Лэррена.

Тот раздраженно прищелкнул пальцами. Опасаясь возможной осады и разграбления замка, эльф упаковывал наиболее ценные книги и прятал их в подпол.

— Она же женщина, болван! А согласно варварским законам Самарагда женщины не считаются полноценными людьми. Со всеми вытекающими. К тому же особа, привлекающая к себе внимание тем или иным способом, считается преступно-развратной.

— Ого! Что ж они только сейчас спохватились-то?

— Во-первых, Амель стала баронессой не так давно еще и полугода не прошло со смерти ее брата…

— Со смерти ее брата?! — перебил Хёльв. А у Амель был брат? И он умер?! Как это случилось? Красивое лицо Лэррена скривилось.

— Я тебе что — газета? Летопись правления Брасийских баронов? Он вздохнул. — Назойливый ты. Как комар. Год назад городом правил Мартин по прозвищу Мокрое Ухо.

— Почему — Мокрое Ухо? — с замиранием спросил Хельв.

— Клянусь Ристагом, из тебя вышел бы отличный прокурор. Ты слишком любишь выпытывать.

— Расскажи хотя бы, как он умер.

Эльф завернул в бумагу очередной потрепанный томик.

— Умер он быстро. Без головы долго не живут, знаешь ли.

— Ему отрубили голову?

— В некотором роде. Но, думаю, правильнее было бы сказать «ему отрубило голову». Бедняга крайне неудачно пытался выпрыгнуть в закрытое окно. Стекло, само собой, разбилось и упало. Перерезав по дороге шею юного барона.

— Всемилостивая Амна, какой кошмар!

— Да уж. Зрелище не из приятных: истекающее кровью тело — в спальне, а голова скачет по парковым дорожкам. Есть над чем призадуматься.

Хёльв почесал щеку:

— Он был пьян?

— Если бы все было так просто…

— Но с чего вдруг Мартин решил выскочить в окно?