Тайна Серебряного Храма - Гришанин Дмитрий - Страница 6

– А если местные колдуны свяжутся с соседними? – пытаясь выкрутиться из щекотливой ситуации, предположил осрамлённый сарацин.

– Исключено. Местные чародеи предпочитают вариться в собственном соку и крайне неохотно идут на контакт с магами соседних имперских провинций, – добил выскочку орк. – Вот и выходит, что этой резнёй никого ты с нашего следа не сбил, а наоборот, привлёк к нам ненужное внимание. И чтобы снять с себя возможные подозрения, нам же теперь придётся уничтожить всех запущенных тобой в село разбойников. Значит, так, ты, Славиг, ступай затирать следы жезла – и чтоб ни искорки не оставил! Вас же, мои славные Рюмба и Креф, прошу следовать за мной. Сейчас мы с вами покажем этим жалким ублюдкам, как надо драться.

Послушный воле зелёнокожего предводителя отряд разделился. Сарацин растворился в уличном дыму, а трое остальных всадников, пустив коней размеренной рысью, смертоносным ураганом прошлись по улице, сметая со своего пути всех обезумевших от пролитой крови злодеев. Копьё в серых руках ассасина завертелось с потрясающей быстротой, нанося направо и налево смертельные уколы и порезы широким плоским обоюдоострым наконечником. Амазонка, не отставая от товарища, стремительно опустошала колчан, поливая всё вокруг непрерывным потоком серопёрых стрел, каждая из которых неизменно находила жертву. А могучий варвар, не мудрствуя лукаво, ударами чудовищной дубины просто обращал подвернувшихся под руку убийц и грабителей в горы изуродованного мяса с торчащими наружу обломками окровавленных костей. Злодеи осознали опасность слишком поздно. Добрая половина разбойничьей ватаги была смята и уничтожена всадниками буквально за пару минут. Уцелевшие, бросив грабёж, торопливо сомкнули длинные прямоугольные щиты, ощерились копьями и, превратившись в эдакое подобие огромного ежа, попытались дать отпор грозной троице. Но куда им, жалким оборванцам, вчерашним крестьянам, совсем недавно взявшим в руки оружие, противостоять рождённым для боя мастерам, вся жизнь которых протекала в бесконечных боях и походах. Могучий орк первым достиг колючей стены разбойников. Осадив коня, он спрыгнул на землю, одновременно перекидывая со спины в левую руку деревянный щит. Им он тут же ловко отклонил все нацеленные в его грудь и живот острия длинных копий разбойников, продвинулся к стене щитов на расстояние удара и что есть сил «приласкал» врагов своей здоровенной дубиной. От страшного удара пара щитов в самом центре тесного строя буквально разлетелась в щепки. В образовавшийся проход тут же нырнул подоспевший ассасин, прыгнувший с разогнавшегося коня высоко вверх. Легко перескочив через голову своего товарища-орка, он обрушился прямо на плечи обескураженных врагов. Двухметровое копьё его неуловимым вихрем завертелось в умелых руках, кромсая и увеча всех вокруг в радиусе двух метров. А ужасная дубина орка вновь расколола сомкнувшуюся было стену щитов, и в очередную прореху на помощь ассасину устремился смертоносный поток стрел, выпущенных подскакавшей последней амазонкой. Осознав обречённость своего положения, уцелевшие злодеи пошвыряли бесполезное против искусных противников оружие и прыснули врассыпную, спасаясь бегством. Но как ни проворны были ноги обезумевших от страха разбойников, пущенные им вдогонку серопёрые стрелы летели гораздо быстрее. Из превратившегося в руины селения живым не ушёл ни один злодей. Через несколько мгновений после того, как стрела амазонки пронзила сердце последнего беглеца, прямо из ясного неба на пылающее селение стеной обрушился неистовый ливень. Он в считанные секунды залил бушующий в разграбленных домах огонь и тут же прекратился, так же разом, как и начался. Непроницаемая пелена обрушившейся сверху воды ненадолго скрыла лихую троицу с глаз уцелевших в бойне селян, а когда ливень прекратился, к троим вымокшим до нитки всадникам присоединился четвёртый, в совершенно сухом одеянии. На зловещих пепелищах вокруг обуглившихся остовов домов стали собираться жалкие остатки разорённых семейств, в основном это были женщины, дети и старики. Почти все мужчины полегли, защищая свои дома. Тут же раздались первые отчаянные вопли над обнаруженными телами погибших мужей, отцов и сыновей. Повсеместно подхваченные, они вскоре превратились в многоголосый душераздирающий вой. Пережившие кровавый разбойничий набег женщины оплакивали погибших родных и близких. К четвёрке державшихся особняком воителей робко приблизился седобородый старик в перепачканном сажей дорогом сюртуке.

– Благодарю вас, о достойнейшие, – срывающимся от рыданий голосом прокряхтел он, рухнув перед спасителями на колени и отбивая каждому из четвёрки, даже возникшему из пелены дождя сарацину, по полновесному земному поклону. – Я здешний староста, и от лица всех спасённых вами сегодня людей…

– Встань, отец, – перебил брезгливо поморщившийся орк. – Не стоит переоценивать наш труд. Мы лишь сделали то, чему с детства были хорошо обучены. Заплатите нам, как положено, за работу, и мы продолжим свой путь. Старик, кряхтя, поднялся и с явной неохотой спросил:

– Сколько мы вам должны, о достойнейшие?

– Вот это дело, – кивнул орк. – По нашим подсчётам, мы в вашем селении извели пятьдесят девять злодеев. Голову каждого оценим, скажем, в два серебряка. Итого выходит: сто восемнадцать монет серебром или шесть золотом.

– Помилосердствуй, варвар, где же я столько возьму, – всплеснул руками несчастный староста, но, подметив краем глаза, как вдруг насупился до того ласково улыбающийся сарацин, поспешил добавить: – Я не отказываюсь платить, нет! Вы честно заработали деньги, ваши требования вполне законны. Но… Уважаемые, посмотрите, что эти злыдни с селением учинили! Чтоб им в Царство Теней прохода не было, и их неприкаянные души, не ведая покоя, вечно скитались среди живых! Молю, войдите в положение, проявите сострадание к несчастным погорельцам и снизьте плату.

– Ладно, будь по-твоему, – после короткого раздумья объявил орк. – Восемнадцать серебряков мы вам прощаем и сокращаем плату до ровной сотни серебром или, соответственно, пяти золотых монет.

– Благодарю, о достойнейшие, за оказанную милость, – в пояс поклонился старик, но, разогнувшись, отнюдь не заторопился раскошелиться, а попытался продолжить так удачно начавшийся торг: – Но забота о несчастных сиротках вынуждает меня просить…

– Послушай, уважаемый, – перебил старосту вдруг встрявший в беседу сарацин. – Один твой камзол стоит добрую дюжину золотых. Из чего вполне логично предположить, что селение твоё до нападения отнюдь не бедствовало. Да, дома пожжены. Но все сбережения селян и их ценное барахло, стараниями тех же разбойников, было вынесено из домов. И благодаря уже нам всё это богатство осталось тут же, на территории селения. Готов поспорить, что в разбросанных по улице тюках наберётся ценностей не на одну сотню золотых. И жалкая сотня серебра, требуемая нами в оплату своей работы, ничтожна в сравнении с сохранённым нами для вас богатством. Посему заканчивай свой гнилой торг, старик, и немедля выплачивай означенную нашим старшим плату. Иначе мы взыщем её сами. Ни слова больше не говоря, перепуганный старик дрожащими руками извлёк из-за пазухи большой кожаный кошель, развязал стягивающую верх тесёмку и, вытащив оттуда пять золотых монет, вложил их в широкую мозолистую ладонь орка. Заполучив деньги, орк тут же пришпорил своего гнедого и понёсся дальше по дороге, стоящие по обе стороны от него ассасин и амазонка тут же погнали своих лошадей следом. Сарацин чуть задержался. Он с седла склонился к затрясшемуся от ужаса старику, нагло сунул руку ему в кошель и извлёк оттуда шестой золотой.

– Ты ведь не возражаешь? – спросил всадник, упиваясь ужасом беззащитной перед ним жертвы.

– Н-н-нет, – заикаясь прошептал старик.

– Заметь, я мог бы отобрать весь кошель. Но не сделал этого. Потому что чужого мне не надо. Но и своего, честно заработанного, уж извини, никому не дам! Старик зашатался, схватился за сердце и стал медленно оседать на землю. Его падение осталось незамеченным погружёнными в горе односельчанами.