Забытый колодец миров - Ли Танит - Страница 2

Такое в жизни царицы уже бывало. Но оракул, заглянув в душу ее нового недруга, Октавиана, сказал, что этот человек вытесан из камня. Женскими чарами его не одолеть. Нет, она выйдет к нему как воительница, выйдет вместе с Антонием. Она убьет Октавиана, и тогда Египет, а может быть, и ее любовь останутся живы.

Клеопатре вспомнилось, как днем на нагретой солнцем террасе пела, играя на лире, девушка. Пела египетскую песню.

— О, мой брат! Когда я тебя вижу, будто солнце садится в мой сад. О, мой брат! Давно ли я встречалась с тобою?

Пахло алыми розами — их в Египет привозили персы Но Клеопатра думала не о розах, а о том, как собираются в море два флота, Октавиана и Антония, ее повелителя, ее “брата”. К Антонию подходят ее восточные корабли, украшенные лазурью и золотом. Она поплывет вместе с ним на своем флагмане. Она наденет боевую корону фараонов. На носу корабля будут куриться благовония в честь римского бога Марса и египетской богини Мут.

Снова и снова говорила она Антонию:

— Я люблю тебя.

Это уже напоминало рефрен песни той девушки.

— Я люблю его. Мы должны быть сильны. Мы должны победить.

Ей нужны силы двоих. Не простых людей, а воинов. Героев.

И этим вечером, пока Антоний возлежал, отдавая должное яствам, напиткам и плясуньям, она, Клеопатра, спустилась в сухой подземный колодец. Стены там были из гранита. Она дотронулась до камня, и отошел блок. Открылся потайной ход в широкую комнату с закругленными углами и обилием теней; в центре, как драгоценный камень посреди черного озера, сверкал огонь на алтаре.

Позади Клеопатры скользнул на прежнее место гранитный блок. К ней приблизились две девушки, безмолвные, словно обитатели загробного мира — истинного мира. Верные наперсницы — гречанка Хармион и персиянка Ираш. Эти девушки выросли у Клеопатры на глазах, но теперь она их едва узнала. Служанки побледнели от страха.

Они распустили завязки ее платья, сняли поясок и отошли. Одеяние упало, и царица осталась нагой в тусклом свете подземелья.

Прежде чем эти девушки поступили к ней на службу, их подвергли обучению. По-разному:

Хармион корили за ошибки и награждали за успехи, Ираш жестоко били кнутом. Теперь они стали идеальными рабынями, они верили, что влюблены в царицу Клеопатру. Ведь она прекрасна и могущественна и не бьет их. И в ее дворце они жили, как в раю.

Неужели этого достаточно, чтобы полюбить?

Хармион, не такая робкая, как ее подруга, набрала в легкие воздуха, чтобы шепотом обратиться к царице. Но та насупила брови, и девушка испуганно закусила верхнюю губу. Сейчас нужна была тишина, ибо настал час хеки, магии Хема.

Служанки отошли, и обнаженная, в одних украшениях, Клеопатра двинулась к алмазу света. Прожитые лета и трехкратные роды не лишили ее красоты, поступь осталась грациозной и уверенной. Жизнь — сурова, но с Клеопатрой она сражалась достойным оружием. Не болезнями и не тучностью — она лишь отняла у царицы нечто безымянное, но эту потерю можно восполнить.

Царица приблизилась к алтарю — столу из гладкого камня. Он, подобно воде, отражал свет. За огнем, сверкавшим на столе, она увидела трех жрецов — евнухов в белых килтах, а перед ними — оракула, высокого, худого, бритоголового. Нагого, как и она.

— Кто здесь? — спросил чародей на египетском.

Как и все Птолемеи, Клеопатра освоила этот язык еще в детские годы.

— Клеопатра.

— Кто такая Клеопатра?

— Я из потомков Александра. Волею всех богов царица Хема.

— Чего желает царица?

— Победы над врагами. Для себя и для моего господина Марка Антония, известного под именем Гелий, то есть Солнце.

— О царица, совершила ли ты необходимые обряды?

— Да.

— С этого мгновения и пока не погаснет огонь, все, что, будет здесь сказано, да будет правдой. — Оракул поднял руку, и в ней появилась черная змея. Она извивалась и шипела, потом она медленно вытянулась и превратилась в длинную палку эбенового дерева, в магический жезл.

— Я обращаюсь с мольбой к Главе Богов, — произнесла Клеопатра. — А еще к той, кто является в образе Исиды, богини неба и земли, и греческой Афродиты.

— А я взываю к богу Усиру — властителю западных стран, к Pa — олицетворению жизни, к Сутеху — покровителю дельты, зева океана.

Конец волшебной палочки занялся пламенем, огонь на алтаре приобрел алый цвет. Приблизился один из евнухов с белым ребенком на руках. Увитое гирляндами дитя было одурманено сладким вином и не издало над алтарем ни звука. Евнух покачал его, баюкая, а затем перерезал яремную вену. Похоже, ребенок не почувствовал боли. Кровь его потекла струйкой алых чернил, и он уснул навсегда.

Оракул воздел руки, открыв глазам Клеопатры тайные знаки под мышками, и безмолвно воззвал к богам. Она терпеливо и хладнокровно ждала, в широко раскрытых глазах плясали отблески. Усир — это Осирис, Ра — Юпитер-Амон, а Су-тех — Тифон, или Сет, в чьих земных владениях стоит Александрия. Царица вправе обращаться к богам своей страны, и она их не боялась. Она была готова ко всему.

Только человеческим существам удавалось вызывать у нее страх, но она никогда не выдавала его.

Над огнями и кровью сгустилось облачко. Розовое, зловещее. В нем извивались, из него выныривали молнии.

Клеопатра подняла руки ладонями кверху и произнесла заклинание-молитву, которое выучила за три дня купаний и поста. Антонию она солгала, что у нее месячные и ей необходимо уединение.

«Между смертью и смертью, между жизнью и жизнью, здесь, над рекою мира, стою я».

Она слышала свой голос. Слова были прозрачны, как осколки хрусталя. На запястьях тлели кораллы, жемчуг, бирюза и ярко-синий фаянс. Как на кукле.

«Я плыву между землею и небом, меня несет ветер жизни. Как же я мала и ничтожна! Есть ли смысл тревожиться или бороться? Что толку просить того, чего не бывает? Дайте же мне покой. Позвольте скользить по стрежню реки к морю Ночи”.

Но голос мага прервал ее раздумья.

— Великая Исида, она же Исет, звезда, стоящая в лодке луны. Великий Усир-Осирис, зеленый росток папируса, рвущийся ввысь из черного ила, внемли мне! Внемли сей миг!

За обнаженным пророком и тремя его помощниками Клеопатра смутно различила семь закутанных в вуали женщин. Возможно, это было всего лишь сотканное из дыма видение. Голову каждой женщины венчали полумесяц и россыпь звезд. Судьбы Египта!

Свою судьбу Клеопатра знала с детства, знала, но позабыла. Она не умрет от старости, так ей сказали боги. Она покончит с собой, чтобы спастись, и не только из-за войны. Ее сестра, брат… Разве не всегда цена смерти — смерть?

Оракул бросил в огонь на алтаре щепотку порошка, пламя распахнулось, подскочило. Клеопатра глянула вниз, словно с горной вершины, и увидела темно-синее море, а на нем — корабли, маленькие, как стружки, но многочисленные. Трепетали паруса, точно крылышки насекомых. Некоторые суда горели, некоторые тонули. Она разглядела мерцание крошечных весел и обитых медью таранов, падающими звездами полыхали в небе снаряды баллист. Шла битва.

Она все еще читала молитву, заглушая шум боя, и теперь оракул подхватывал слетающие с ее уст слова, и они сверкали, обретали форму в тенях и светящемся воздухе.

Золотая рыба. Сокрушающий меч. Серебряные птицы победы В голове Клеопатры шорохом пера прозвучал божественный ответ. На греческом. С иронией.

«Возьми, что хочешь. Оно будет твоим”.

Клеопатра шагнула назад.

— Я построю храм, — сказала она. — В честь этой победы. Кену — награда победителям. Он не уступит Фаросу и усыпальнице моего предка. Он тоже будет чудом света.

Она говорила на египетском. Почтительно.

Клеопатра дотронулась до зеленого амулета на груди и отдернула руку. Подумала, что останется ожог.

Картина в огне померкла, зато в вышине задвигалось что-то огромное, и она услышала звуки систра — священного инструмента Исиды и Хатор.

— Я, царица, буду твоей рабыней навсегда. Но это была риторика. Она не думала, что египетские боги потребуют сдержать слово.