Владыка Иллюзий - Ли Танит - Страница 26

Мужчина застыл как вкопанный, уставясь на обезумевшую женщину. Когда она побежала, он бросился вслед. Но маленькая белая козочка преградила ему дорогу. Взглянув на кормилицу своей дочери, он вспомнил Аштвар, часто игравшую с козочкой. И словно наяву услышал слова жены, прозвучавшие перед разлукой: «Не упускай знамений. События покажут, как ты должен поступить с нашим ребенком». И теперь возмездие свершилось. Он был наказан и награжден одновременно. Мужчина не стал преследовать беглянку, а козочка, потоптавшись у его коленей, слегка подтолкнула своего хозяина к дому. Заплакав, бывший слуга поднял ее на руки и вытер длинной белой шерстью слезы, горькие, как умолкшая песня водопада.

Женщина, убедившая в невозможном себя, убедила в том же и мужа, а с ним и всю деревню. Но когда люди собрались разыскать и убить злодея, оказалось, что он исчез. Они нашли только хижину, несколько тростниковых игрушек, сделанных еще Аштвар, и пустую колыбель. Все это жители деревни без сожаления сожгли. А в свете костра в тростнике у кромки воды танцевали жуки и пауки.

Но через месяц, а то и два многие женщины стали замечать неладное:

— Как-то иначе выглядит твоя девочка. Должно быть, тот негодяй сильно напугал ее. Но, как бы то ни было, она стала еще красивее.

И женщина улыбалась. (Хотя теперь ночами ее часто мучил один и тот же кошмар: маленький сверток с белыми костями и проросшие сквозь него тростники.)

Больше девочку не называли Завех, что означает «пламя». Ее называли именем утонувшей. Но это имя люди уже забыли, хотя оно и звучало не хуже других простых имен. А девочка становилась все краше. Как солнце в лунном свете. Та, которая могла бы родиться чудовищем, хромым, отвратительным и безумным ребенком, изменилась в свете кометы.

Но время шло, и красоту девочки все чаще стали называть «нездешней». Она росла скромной и доброй, как и полагалось деревенской девочке, но в ней, словно в кристалле, заключалась сдержанная сила, свет и что-то еще, неведомое даже ей самой. Она была живым человеком, до нее можно было дотронуться и ощутить тепло молодой кожи; задать вопрос и услышать вежливый и тихий ответ. И все же кто мог почувствовать ее сквозь оболочку кристалла? Кто мог любить сквозь оболочку?

Глава четвертая

ИЗБРАННИЦА

Девочка росла. К пятнадцати годам она превратилась в настоящую красавицу, но по-прежнему оставалась отрешенной и недоступной.

Странные взаимоотношения сложились у нее с соседскими парнями и девушками. Еще детьми они инстинктивно понимали, что она не такая, как все. Но тем не менее не боялись и не питали к ней злобы. Необычная девочка держалась так спокойно и сердечно. Если у детей что-нибудь происходило: спор, перебранка, даже ссора, а взрослых поблизости не случалось, ребятишки обычно шли к ней, даже когда девочке было всего только три или четыре года. И каким-то образом ей удавалось успокоить и утешить их. Они относились к ней, как к старшей, хоть она и была одного с ними роста и возраста. Они даже немного гордились ею — и в этом им вторили взрослые. Когда через деревню проходили путешественники, им показывали дочь сборщика тростника, ту самую, которая утонула и была спасена. Девочка стала достопримечательностью деревни, почти святой или блаженной, хотя открыто этого не признавали, — то ли потому, что не хотели, то ли просто не могли.

Но красавица росла, и мысли молодежи все чаще крутились вокруг нее. Девушки обычно усаживались рядом с ней, рассказывали ей обо всех своих горестях и радостях, прислушиваясь к ее разумным замечаниям. Парни избегали смотреть ей в глаза, иногда казавшиеся синее, чем само небо, но все же искоса поглядывали на ее гибкую стройную фигуру и копну волос цвета полированной стали. Они думали о ней, когда ходили за птицей и скотом, когда пахали землю, собирали урожай или били молотом по наковальне. И вспоминали о ней, когда занимались любовью со своими девушками или с охочими до таких забав девицами из таверны, что появилась рядом с замком на холме. Но даже думая о том, какова она окажется в постели, парни не без стыда ощущали греховность таких мыслей. Ее нельзя было назвать нежеланной и холодной, нет. Скорее, она была окружена невидимой, но в то же время всем очевидной аурой, тем напряженным покоем, что окружает бутон, страстно желающий распуститься. И каждый спрашивал себя: «Суждено ли мне освободить ее?» Но помимо туго спеленатых лепестков этот бутон защищала еще одна оболочка — едва ощутимые грани кристалла, в котором томилась душа девушки.

Однако человеческое желание часто слепо, его девиз: «Я хочу иметь, а значит, я буду иметь». Иногда такая слепота помогает жить, но в данном случае стремление сорвать желанный цветок было чистым безрассудством.

И все же молодые люди начали свататься к дочери сборщика тростника.

Родители, несмотря на то что немало гордились своим чадом, знали о «странных особенностях» своей дочери еще меньше, чем остальные. Им было вполне достаточно того, что она лучшая дочь в мире, самая прекрасная, самая добродетельная и трудолюбивая, и нечему тут удивляться, ведь это их дочь, а значит, ей и быть лучше всех. А с прибытием сватов они исполнились еще большего восторга, поскольку предложения руки и сердца приходили одно за другим: от богатого сына кузнеца, от сына местного землевладельца, у которого было больше сотни оливковых деревьев и более трехсот коз. А также ото всех трех сыновей пекаря. И еще от младшего брата виноторговца. И кроме того — правда, об этом лучше помалкивать, — совсем уж невероятное предложение от племянника продавца шелков, который однажды проезжал мимо деревни и увидел девушку в окно кареты.

«Разве это не удивительно?» — радовался сборщик тростника. И он обстоятельно рассказывал дочери о каждом из молодых людей, просивших ее руки, расхваливая их обаяние и достоинства. Но при этом, будучи честным человеком, он ни разу не превозносил богатых над бедными, а каждого оценивал сообразно его личным качествам.

Он разглагольствовал, а девушка сидела тихо, как лист, и счастливый отец радовался ее скромности. Но странно то, что ее мать становилась все более беспокойной и все реже улыбалась. Мать вспоминала зеленый пруд и мертвого ребенка, который вернулся из объятий смерти, превратившись из комка черного ила в нечто живое и прекрасное. Матери казалось, что она видит слабое сияние над головой ее чудесной дочки, но она уговаривала себя, что это лишь отблески лучей летнего солнца, светившего в открытую дверь. Женщине хотелось обнять мужа и прошептать: «Больше ничего не говори». Но, возможно, в ней просто заговорил обычный материнский страх потерять свою дочь.

— Теперь, — сказал отец, еще раз подробно описав всех претендентов, — ты можешь думать столько, сколько нужно, чтобы решить, за кого тебе выйти замуж. Это трудный выбор, потому что многие из них хороши, а некоторые очень хороши. Помни одно: нельзя руководствоваться только богатством. Твоя мать и я бедны, но мы всегда были счастливы друг с другом.

Девушка подняла голову. Она улыбнулась ему своей нежной улыбкой и произнесла:

— Я еще не встретила человека, с которым хотела бы жить.

Такой ответ озадачил отца. Сам будучи мужчиной, он считал, что большинство мужчин — прекрасные создания.

— Послушай, что за нелепые речи, — удивился он. — Какие же тебе еще надобны женихи?

Девушка всегда была послушной и кроткой. Родители знали ее как любящую, внимательную и спокойную дочку. Они не замечали ее внутренней силы и удивительной рассудочности, хотя время от времени и удивлялись иным ее поступкам. Но в этот раз их всегда послушная дочь произнесла своим обычным мягким тоном:

— Я не хочу выходить замуж. Я всем и каждому отвечу «нет».

Отец был ошеломлен. Он никогда не считал себя тираном, но сейчас в нем закипел гнев. Не получив от дочери другого ответа, он начал выходить из себя.

— Но ты должна выйти замуж! — рявкнул он, вскакивая.

— Нет, — ответила девушка все так же спокойно. Так спокойно и тихо подтачивает камень вода, тысячелетиями роняя каплю за каплей.