Вазкор, сын Вазкора - Ли Танит - Страница 6

Мне суждено было испытать час сюрпризов. Я никак не ожидал того, что увидел.

Ко мне направлялись трое с каменными грубыми лицами, с ножами наготове: так они шли бы прикончить медведя в капкане.

Мне подумалось, что это слишком очевидно. Эттук не может позволить им напасть втроем на одного мальчика; это слишком явно покажет, как сильно он хочет, чтобы я сломался. Но Эттук не пошевелился, и герои приближались.

Я быстро оглянулся, ища глазами нож Дистика или свой, но ничего не увидел на снегу. Я должен был бы забеспокоиться, но я рвался в бой; последняя схватка обострила мой аппетит к сражению.

Дистик все еще лежал ничком, тяжело хватая ртом воздух. Я рывком перевернул его на спину, и он метнулся, попытавшись оттолкнуть меня. У него на шее висел большой зуб из слоновой кости, длиной с мою ладонь, совершенно целый, за исключением отверстия для ремня, на котором он висел. Он нашел его в какой-то дальней пещере много лет назад и носил на счастье. Ввиду того, что удача покинула его, вполне уместно было сорвать с него этот зуб, и, похоже, он согласился, потому как не оказал сопротивления. В моей руке зуб выглядел почти как кинжал.

Воины не спешили приблизиться ко мне, так как склон был скользким после нашего падения, но кто-то вырвался вперед. Я увидел его косой глаз и узнал Джорка, отца Фида. Тогда я взбежал по склону ему навстречу.

Я двигался стремительно, чтобы не поскользнуться, и с размаху вонзил зуб-монстр Дистика в его шею в том месте, где была артерия. Кровь брызнула на нас обоих фонтаном; он качнулся со сдавленным криком и повалился, увлекая за собой мое оружие. В этот момент что-то во мне произошло, как будто разорвалась прочная ткань. В моей голове вспыхнул белый свет. Как будто какой-то голос пел мне: «Зверь выпущен из клетки».

Я поравнялся с последними двумя воинами. Я едва заметил, кто они такие. Тот, что был слева, сделал выпад и порезы мне бок, и тут же я присел, схватил его и рывком поднял в вихре крови, снега и плащей, держа его над головой на вытянутых руках, как подношение небу.

Он был крупным мужчиной, а я всего лишь мальчик. Я всегда был высоким, хорошо развитым и очень крепким, однако не отдавал себе отчета в своей силе, как и они. Мне не составляло труда держать его высоко, брыкающегося и вопящего, развернувшись, я бросил его во второго и наблюдал, как они полетели вниз, туда, где лежал Дистик.

Я намеревался последовать за ними и, возможно, убить их же ножами, но белый свет в моей голове погас так же внезапно, как зажегся. Я стоял там в угрюмом оцепенении, приходя в себя после боя. И когда я поднял глаза и посмотрел в сторону склона горы, я убедился, что на этот раз никто не приближается.

Воины затихли, и поделом им.

Сил предусмотрительно слился с тенями, но Эттук остался у огня, где я видел его в последний раз, и лицо его было зеленовато-белым, хотя он усмехался, когда спрыгнул вниз и направился ко мне.

– Я прошел испытание, мой вождь? – громко, чтобы все слышали, обратился я к нему.

Эттук обернулся на ходу к мужчинам, взмахнув руками.

– Он доказал, что он воин? – закричал он. – Да, прошел. Больший герой, чем любой из моих бойцов, этот мой сын Тувек.

Воины затопали ногами и застучали копьями по скалистой горе под палаткой, чтобы показать свое одобрение и согласие, но лица их не соответствовали процедуре. Их выражение больше подходило к похоронам или к Ночи Сиххарна, когда они несли стражу против духов Черного Места.

Однако Эттук подошел ко мне и похлопал по плечу.

Я немедленно преклонил перед ним колени. Я вполне мог подыграть ему в дипломатии.

– Если я воин, сила моего оружия – на службе тебе одному, мой вождь и мой отец, – сказал я.

И он взъерошил мои волосы, как тобой отец, гордый своим любимым сыном, который делает ему честь. Мне интересно было, как он расценивает этот свой поступок демонстрируя свою любовь ко мне после того, что только что произошло. И уже не в первый раз мне захотелось иметь друга, единственного человека, которому я мог бы доверить свою спину.

Эттук убрал руку с моей склоненной головы, и я встал.

– Слепая женщина должна перевязать твою рану, – сказал он, веселый, как ухмыляющаяся голова смерти. – Первая кровь от своих соплеменников. Это кое-что значит. Я допустил, чтобы они напали на тебя в таком количестве только потому, что знал: ты победишь их всех.

Я едва удержался при этих словах от смеха.

– Пророк нанесет тебе знаки воина заново, – сказал он.

– Нет, – сказал я, – эта падаль слишком часто прикасалась ко мне. Я должен быть Немеченным Воином крарла.

Ради толпы мы все еще разговаривали громко. Сейчас стали опасливо выходить некоторые женщины и какая-то принялась оплакивать Джорка, как я заметил, это была не Сил-На. Я мрачно посмотрел на воинов и сказал:

– Пусть мои дела говорят за меня. Когда я пойду в сражение, я нанесу цвета племени на свою кожу, и если кто-то усомнится во мне, пусть скажет мне. Я отвечу, как я ответил здесь.

От женского плача у меня поползли мурашки по спине. Я думал о своей жизни, а не о смерти Джорка, когда убил его. Я подошел к женщине, поднял и ударил по лицу, не очень сильно.

– Не причитай по нему у меня на глазах, – сказал я, и она заткнулась.

– Я заплачу тебе за него Кровавый Выкуп, – и я вернулся к Эттуку.

– Да, – сказал он, – я прослежу, чтобы Тувек отдал тебе Кровавый Выкуп за твоего мужчину. Но мой сын должен также пройти в мою палатку и выбрать для себя драгоценность.

Он привел меня в палатку и толчком открыл деревянный ящик, из которого взметнулось беспорядочное сияние. Там лежали трофеи нескольких сотен налетов и сражений; он не столько хотел вручить мне дар, сколько продемонстрировать количество людей, лежавших перед ним поверженными ниц. Я запустил руку в эту груду, а он подошел и рассыпал всю эту массу по полу, чтобы я лучше мог рассмотреть его закрома. Там были чаши из бронзы с каймой из сверкающего золота, рукоятки копий из твердого серого железа, медные круглые щиты, украшенные драгоценными прозрачно-зелеными камнями, и наручные кольца из желтого и белою металла, пригоршни камней, похожих на огонь или капли крови, и ожерелья из слоновой кости, унизанные голубыми карбункулами. Я не догадывался, что он так богат, и раздумывал, что взять. Я хотел взять самое ценное из его коллекции и не мог решить, что это могло быть. Но затем его и мои пальцы расчистили путь, и я нашел то, что искал. Это была маска, сделанная для женщины, поскольку она была маленькая, вся из искрящегося серебра: лицо рыси.

Мне сразу вспомнился мой сон – черный волк, спаривающийся с белой рысью. Я протянул руку и дотронулся до маски, и через мою ладонь до самого плеча пробежал электрический заряд, как будто я схватил молнию. Но я не дернулся, и ощущение уменьшилось и исчезло совсем. Я поднял маску и показал ее Эттуку.

– Я возьму это, если вождь позволит.

Он кивнул, насупившись, как ребенок у которого отбирали игрушку. Я взял у него самое лучшее, как я и надеялся. Маска была очень ценной, помимо своей странной красоты, и, очевидно, она происходила из мастерских разрушенных городов. На задней стороне висели длинные желтые шнурки для украшения волос, и каждый из них заканчивался маленьким прекрасным цветком из прозрачного желтого янтаря. Маска доставила мне удовольствие и увенчала мою битву, ибо я все еще был мальчик. Я склонялся к тому, чтобы отдать ее Тафре, чтобы она носила ее вместо шайрина на зависть всем женщинам.

Когда я пошел в палатку моей матери, новость эта уже была там известна.

Ее лицо было бледнее, чем лицо Эттука, и она тоже улыбалась, но это была улыбка победы, хотя к ней примешивался старый страх и неясная вечная ненависть. Когда я наклонился в проеме входа в палатку, она почти побежала мне навстречу, потом остановилась, сдерживаясь. Я подошел к ней, обнял, и она заплакала.

– Неужели ты предполагала, что я потерплю поражение? – спросил я ее.

– Я думал, их коварные иглы в темноте могут поранить меня, но не ножи полудурков. Ты все слышала?