Вазкор, сын Вазкора - Ли Танит - Страница 33

Пешие бегуны бежали наравне с лошадьми. Все были похожи один на другого, страшные, с кожей цвета грязи и синими выбритыми макушками, без масок. Я вспомнил, что видел их братьев в крепости на скале: городские рабы, рожденные в рабстве, рабы насквозь, душа из них вытравлена.

Лучше быть свободным и умереть, чем жить мертвым.

Я не видел ни одного из легендарной массы порабощенных воинов племен, угнанных во время налетов. Белое полуденное солнце стояло над храмом, когда мы добрались до него, и где-то на крыше или на осеннем дереве резко кричала какая-то птица; я помню это, потому что больше я не слышал в Эшкореке ни одной птицы.

Мы проехали в Храм, и там уже ждали конные, прибывшие раньше.

Группа Кортиса остановилась; через дорогу группа ранее прибывших неподвижно уставилась на них сквозь свои маски, шесть из них были золотые. Здесь были истертые меха, сквозь которые проглядывали темно-серые и шафрановые одежды. Их предводитель носил маску-феникс несколько другого вида но все же это был феникс. Он равнодушно поднял руку, и Кортис ответил, каждый – как кукла на веревке, и никакого словесного приветствия. Второй феникс произнес:

– Кажется, Повелитель Эрран отказывается встречаться с тобой, мой повелитель. Подозреваю, что он боится возрожденного.

Так я узнал, что он Немарль. Я гадал, какие планы он изобрел относительно меня, какие планы у Кортиса, сколько будет длиться мое умирание – все это в зловещем, спокойном внутреннем споре, как будто у меня не осталось нервов, – когда прибыла третья группа всадников, незаметно выехав из тени статуи.

Здесь было десять масок из желтого металла, и предводитель – не феникс, а золотой леопард, и его туника была расшита золотыми пластинками, протершимися во многих местах.

– Не боюсь призраков, господа, – сказал он, – остерегаюсь людей. Я вижу, Эзланн пришел в Эшкорек. Так выглядел Вазкор в дни своего величия, а, Кортис? Ты должен снова чувствовать себя молодым при виде его юности.

– Нет, принц Эрран, – сказал Кортис, – это удваивает мои годы. Но он очень похож на Вазкора.

– И я слышал, что он сам утверждает свою наследственность. – Эрран повернулся ко мне. Я был в окружении одних масок. Сцена начинала походить на какой-то зловещий кошмар. – Что же нам с ним делать тогда? Сделать его своим королем?

Немарль мрачно сказал:

– У нас есть счет к Вазкору. Преступления отца перешли на сына. Этот заплатит долг. Именно на таком условии мы встречаемся. Восстановить справедливость, откладывавшуюся так долго.

Мне пришло в голову, что говоря о шутке Немарля, шутил сам Зренн. Немарль не умел шутить. Ему было, возможно, лет сорок; он тоже помнил моего отца.

Воины вокруг меня внезапно поехали вперед, и моя лошадь послушно двинулась с ними.

Сейчас мы оказались в центре площадки.

Я подумал, если бы у меня был меч или хотя бы нож, я бы вырвался от них.

Слева из мостовой торчал остаток колонны, как осколок кости, оставленный в ране.

Зренн обошел мою лошадь. Он поклонился, держась на более безопасном расстоянии, чем в прошлый раз.

– Слезай, Владыка, – сказал он.

Мог бы я снова ударить его? Выхватить его короткий меч?

Я знал, что не буду делать этого. Никому не удалось бы сделать это достаточно быстро, они бы стащили меня, разоружили, тщательно стараясь не убить. Я не собирался подслащивать таким медом их вино. Я не собирался бороться с судьбой, которую они приготовили мне.

Кто-то привязал меня к обломку колонны.

Точным ударом Зренн разорвал тунику на моей груди. Его глаза превратились в щели. Я слышал его частое, как у танцора, дыхание. Это был напиток, которого он жаждал.

Он оглянулся на компанию, принцев и их рать. Он сказал:

– Есть ведь история о том, что у Вазкора заживала любая рана.

Посмотрим, – и тонкий нож блеснул в его узкой руке.

Первый порез был подобен надрезу, сделанному серебряной бритвой или тонкой льдинкой. Он засмеялся и снова приблизился ко мне, и железо лизнуло меня опять. Я почувствовал, что потекла кровь. Не особенно сильно. Я тихо сказал, но так, чтобы он мог слышать:

– Таким способом ты никогда не сделаешь сына, малыш, пачкая штанишки.

Это взбесило его, как я и хотел, потому что удовольствие его было не совсем такого рода. Он полоснул меня по лицу, и я почувствовал, как кожа отделилась от кости. Я надеялся, что он вскроет вену на шее, что было бы для меня быстрее, но он промахнулся, в бешенстве или намеренно. Я пытался организовать свою казнь, чтобы перехитрить их, и я думаю, что был частично не в своем уме, потому что никогда прежде и только один раз потом я вел себя так глупо на краю смерти.

Эрран резко крикнул:

– Хватит! Кортис, отзови свою собаку; она ворует мясо.

Кровь заливала мне глаза, и статуя богини, казалось, раскачивается. В мозгу кричала одинокая птица.

Эрран подошел ко мне посмотреть на ручную работу Зренна.

– Элегантная резьба. Если он оправится от нее, я действительно буду считать, что мертвый встал из своей гробницы. – Он говорил равнодушно. Затем добавил:

– Ну что ж, Кортис. Он ваш пленник. Что теперь?

– Мой гонец уже сказал вам, господа, – сказал Кортис. – Если я организую для вас зрелище с его участием, вы должны заплатить мне. И, как любой предусмотрительный купец, я предпочитаю часть платы получить вперед. – Странно слышать, как торгуется старый феникс, – сказал Эрран.

Немарль сказал:

– За небольшую потеху ты не можешь просить высокую цену.

– Минуту назад ты назвал это справедливостью, мой господин, – пробормотал Кортис. – Но нет, я прошу мало. Дружескую меру урожая с ваших осенних полей, Немарль. Ты помнишь, я думаю, что мои посадки погибли в суровую зиму вместе с рабами, которые могли бы их спасти. От тебя, Эрран, я прошу меньше. Ты никогда не знал Вазкора, твоя ненависть неизбежно более абстрактна. Дай мне трех жеребят, которых принесли твои кобылы прошлой весной.

– Клянусь желтой шлюхой, – Эрран ткнул большим пальцем в сторону безглавой женщины-гиганта, – я дам тебе одного. Этого и то слишком много. – Я получу по меньшей мере двух, – спокойно сказал Кортис.

Немарль отвернулся, как бы испытывая отвращение к их пререканиям, подобным тем, что ведут женщины племен из-за бронзовых горшков. Вот до чего докатились господа горожане. Я прислонился к колонне, в ушах гудело, кровь пропитывала прекрасную тунику, которую они мне дали, и слушал, как они торгуют своей честью и моей жизнью.

Вскоре торг прекратился. Они договорились о моей цене, а я не слушал уже.

Они садились на коней, не обращая на меня внимания, и обсуждали какую-то процедуру справедливости на завтра, после того, как они увидят, что стало с резьбой Зренна и сколько во мне от Вазкора. Эрран подъехал ко мне.

Я посмотрел на него одним глазом; второй был залеплен кровью.

– Ты говоришь на городском языке, – сказал он, – так говорит старый Феникс. Скажи что-нибудь.

Я сказал медленно, чтобы не сделать ошибки:

– Чтоб тебе есть дерьмо и писать кровью, и пусть вороны дерутся из-за твоей печенки.

– Ты пожалеешь о своих добрых пожеланиях завтра, – ответил он весело и пришпорил коня.

Как оказалось, меня собирались прекрасно охранять. На территории открытого форума слонялись человек двадцать из бронзовых Кортиса, а чернокожие рабы разводили костры и натягивали тенты в углах разрушенных стен. Три серебряных командира из группы Кортиса играли в кости около статуи в уже приготовленном укрытии, хорошо прогретом жаровней. Похоже, у Кортиса Феникса не осталось золотых масок – командиров или родных – с тех пор, как его мужчины бросились на свои мечи в павильоне на скале-крепости. Может быть, у него была особая причина ненавидеть меня за это.

Блеск солнца уже тускнел, растворяясь в сумерках, притупляя мое восприятие. На западе набухали синие тучи. Ветер расческой прогуливался по улицам города.

Возможно, я смогу умереть ночью, если она соблаговолит быть достаточно холодной.