Сабелла - Ли Танит - Страница 9

И стоя на крыльце, увидела крошечный, словно булавочная головка, ореол света, ползущий по дороге внизу — с востока, от Озера Молота. На этой дороге есть ночное движение, хотя и весьма редкое. Но эта машина свернула на грязный проселок, отходящий от шоссе, и запылила к моему дому. Она пришла за мной.

Фары озарили окрестности мертвенной белизной и погасли. Машина затормозила в сорока ярдах от дома, там, где дорога теряется в чахлой траве.

Это мой дядюшка-боров. Хочет, чтобы я подписала его проклятые бумаги.

Дверка машины скользнула в сторону. Кто-то вышел, дверка вернулась на место. Еле слышно стрекотали цикады. В полной темноте лишь звезды освещали моего гостя.

Это был Сэнд.

— Вот и я, — сказал он; не вызывающе, а застенчиво. На плече у него висела сумка. — Мне надо было снова увидеть тебя, Белла. Я глазам своим не поверил, когда проснулся, а тебя не оказалось рядом. Почему ты ушла, Сабелла?

— Как ты меня нашел? — спросила я, потому что надо же было что-то сказать.

Цикады, которые изредка поют на плато, испуганно смолкли при звуке наших голосов, разбивших тишину.

— Того, кто тебе по-настоящему нужен, найти очень просто.

Боров знал, где я живу. Может быть, знали и другие из окружения Касси. Сэнд выследил меня до дома тетушки. Вероятно, он подкупил слуг и был достаточно убедителен, чтобы вытянуть из них мой адрес.

«Ты нужна мне, крошка», — сказала ночь сотней разных голосов. Так много? Может быть, меньше? Может, и больше… Голоса мужчин, которые возвращались ко мне. Менее чем в двадцати ярдах отсюда мужчина вошел в меня под апельсиновым деревом. Почему я не убила его?Он же заслужил это.

— Сэнд, — сказала я. Голос мой был сдавленным.

Сэнд, ты мне не нужен. Меня тошнит от тебя. Я ненавижу твое тело, и то, каков ты в постели, и, Сэнд… Сэнд…

— Белла, — произнес он. Его голос был сама нежность. Мое имя в его устах прозвучало как заклинание.

— Я хочу, чтобы ты уехал.

— Нет, не хочешь. Ты хочешь меня. Пожалуй, нам стоит быть честными друг с другом — для разнообразия. А с другой стороны, ложь не поможет, Сабелла.

Он уронил свою сумку, подошел и обнял меня, прижимая к себе. Он дышал тяжело, будто только что боролся с течением бурной реки, а я была берегом, и теперь, рядом со мной, ему ничего не грозило.

— Не плачь, Сабелла. Почему ты плачешь?

— Ты мне не нужен.

Но я уже тянула его за руку, и мы поднимались на крыльцо. Дверь оставалась распахнутой настежь. Ночь изумленно заглядывала в дом.

Сэнд прижал меня к стене.

Плоть была права.

Его сжигало нетерпение. Он не ждал от себя такого и извинялся, срывая с меня рубашку.

Много веков назад выяснилось, что умирающие от туберкулеза способны испытывать сильнейшее плотское влечение.

Инкубы и суккубы доставляли своим жертвам такое немыслимое наслаждение, что жертвы, не в силах воспротивиться, предпочитали объятия смерти живым любовникам.

Терпение. Не стоит убивать его.

Еще успеется.

Конечно, он не вернется. То, что вампиры оживают после смерти — еще один миф. Он не восстанет из могилы. Он останется в ней. Его янтарь, его бронза, соболий мех волос — все расточится.

Он вскрикнул, а потом водоворот подхватил его и потащил вниз. Напрасно он думал, что добрался до берега.

А я снова вздохнула полной грудью.

Мы провели вместе три ночи и два дня, и еще несколько часов. И все это время мне хотелось беречь его и заботиться о нем. Не отворачивайтесь. Quid est veritas?Такова я. Я убивала его — и хотела, чтобы он остался в живых. Пыталась помочь ему. Возможно, так поступают многие — убивают друг друга, а потом пытаются исправить содеянное. Но Сэнд был для меня как наркотик, а я была для него тем же. Из нас двоих он был более нетерпеливым. И очень долго, почти до самого конца, не понимал, что же я с ним делаю. Бывает, что они не понимают этого никогда.

Мы не выходили из дому. Мы… он — занимался любовью. А я пользовалась этим. Я готовила ему еду, когда доставили продукты, заказанные в городе. Мать научила меня готовить, и я делаю это превосходно. Я кормила его мясом и белым хлебом, овощами и зеленью, спелыми фруктами. Поила вином — чистым, как утро. Я накачивала его витаминами. Он не чувствовал слабости, пока не наступила последняя ночь.

Фермер, который откармливает свинью на убой — так вы думаете, да? Вам когда-нибудь доводилось есть свинину?

Любовь — вот что хранило меня. Чувство вины, отчаяние.

Сэнд много рассказывал о своем брате. Это опять играло его подсознание. Из того, что он говорил, было ясно, что брат много раз спасал его. Не только от мескадрина на Вулкане Желчи — брат выручал его, когда Сэнд много лет назад оказался слегка не в ладах с законом, когда заводил опасные связи или влезал в долги. Сэнд был прирожденной жертвой. Я говорю это не в поисках оправдания, это не может быть оправданием. Но он шел по жизни извилистыми путями, и неприятности прямо-таки липли к нему. Его имя — Сэнд*1 — было пророчеством его участи. Песок, гонимый ветром по пустыне, складывающийся во множество форм и никогда не знающий покоя. Песок — лишь то, что некогда было скалой.

Потом я подумала — может быть, его рассудок помрачен, и у него бывают видения? Что бы ни рассказывал Сэнд, исполинская фигура его брата всегда виднелась на горизонте, словно ангел с огненными крылами. Вероятно, подсознание пыталось срочно придумать спасителя, способного вытащить Сэнда из безнадежного тупика, в который он попал, придя ко мне. Быть может, никакого брата никогда не было.

На второе утро пришел почтальон. Я совсем забыла о почте. Он принес заказное письмо, в котором был сертификат, удостоверяющий мои права на владения акциями, и подготовленные дядюшкой бумаги. Я должна была подписать их, чтобы передать ему право распоряжаться моим имуществом. Естественно, Борову отходил процент. В письме он заверял меня, что так надо, дабы все было по закону. Но я просмотрела все это лишь много дней спустя.

Снова отпечаток пальца, снова неодобрительный взгляд на мой халатик и темные очки, снова дежурное: «Извините, что разбудил, мисс Кэй»… Почтальон повернулся спиной к хрупким небесам и уставился на машину Сэнда, стоявшую на чахлой траве у дороги. Смотрел он долго и пристально.

— Давненько я не видал таких. С номерами Ареса.

Он все смотрел. Я стояла — с пакетом в руках. Это была угроза, он считал, что угрожает мне. Но что мог сделать мне этот почтальон, на что он намекал?

— Гость? — спросил он.

Я могла бы не отвечать, но это еще больше распалило бы его любопытство, подтолкнуло бы его — к чему?

— Да.

— У вас нечасто бывают гости.

— Спасибо, — попыталась я обрезать разговор.

— Не за что, — машинально ответил он. — Замечательная машина. Старая модель. Можно вести самому, а можно на автопилоте. Чудесная машина.

— Спасибо, — еще настойчивее повторила я.

— Однажды утром я позвоню в эту дверь, — произнес он. — И вы откроете мне одетая.

Я нажала кнопку, и дверь закрылась перед носом у почтальона, но он продолжал усмехаться сквозь дымчатое стекло. Я пошла прочь, и его усмешка жгла мне спину, когда я ступала по кровавому пятну под витражом.

Сэнд валялся в постели, среди подушек, опираясь на локоть, и читал. Работал кондиционер, в доме было прохладно и легко. Шторы затемнения подкрашивали спальню синим, бросали синий отсвет на кожу и волосы Сэнда. Даже его глаза и страницы книги отливали синевой.

Он оторвался от чтения и улыбнулся мне:

— Она идет во всей красе, светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все в ее очах заключены*2…

Я села рядом, он отложил книгу, опустил голову мне на колени и заглянул в глаза.

— Никогда еще мне не было так хорошо, — сказал он. — А уж я кое-что повидал в этой жизни.

— Как ты себя чувствуешь, Сэнд?