Повелитель гроз - Ли Танит - Страница 40

Но все же сейчас, ни разу за все эти годы не усомнившись ни на миг, она непоколебимо знала — знала! — что этот ребенок остался жив и превратился в мужчину. Мужчину с лицом, телом и всеми повадками короля.

Она считала, что отделалась от Редона.

Но это Редона она внезапно обнаружила рядом с собой — Редона в молодости, в расцвете красоты и величия, того, каким он был в Куме, когда ослепил ее, точно солнце. Она всегда верила, несмотря на все свои обвинения, что дитя Ашне'е было от ее мужа, — теперь же боги сочли нужным доказать ей это. И одновременно он дал ей ключ к загадке своего происхождения.

Умерла Ломандра прежде, чем успела поведать ему его историю, или осталась в живых и раскрыла тайну? Похоже, все-таки нет. Неужели у него хватило бы глупости пойти напролом и объявиться перед ней, знай он о своем происхождении? Если, разумеется, в его намерения не входило напугать ее.

Его необходимо убить. Но как? Говорили, что Амрек любит его. До странности быстрое возвышение Ральднора, судя по всему, подтверждало это. Она не осмелится так сразу подослать к нему убийцу. Тогда, может быть, стоит сообщить Амреку, что его фаворит — один из желтоглазых степняков? Но это раскроет ее участие во всем, то, что она пыталась сделать. Она ненавидела своего сына — и боялась его. Кто знает, чего захочет его левая нога? Как бы ей не пострадать еще больше, чем этому ублюдку.

Ледяной ужас сковал ее сердце. Что он затевает? Казалось, земля разверзлась у нее под ногами. В черном зеркале у кровати она уловила отражение своего лица, в этот миг лишенного всей своей красоты и старого — бесконечно старого, как пыль с древних могил.

Застис рдела на небе — красная рана на боку луны. В нижних кварталах гуляла шутка по поводу Астарис, звезды и цвета, который, несомненно, должны иметь волосы меж ее бедер.

Имя Амрека тоже было на устах у всех. Теперь, когда волнения варваров Таддры были подавлены, его ждали домой совсем скоро. Без пары стычек все же не обошлось. Нескольким женщинам предстояло оплакивать своих не вернувшихся мужчин, но больше ничто не угрожало престижу Дорфара. Худшее было позади. Катаос уже приехал в город, занявшись различными обязанностями в совете, которые необходимо было исполнить до королевской свадьбы. Ритуалам полагалось свершиться в традиционное время — на пике Застис.

Катаос также выражал свое почтение невесте. Он всегда был очень внимателен в этом отношении и при этом ни капли не вульгарен — два-три дорогих и, как подобает, уникальных подарка. Теперь он занимался подготовкой к королевской охоте в лесистых холмах, поросших циббами, дубами и терновником, к северо-западу от Корамвиса. Катаос питал определенные мысли касательно Астарис. Он был ценителем всего красивого и редкого. Детство, проведенное при дворе в Саардосе, научило его восхищаться подобными вещами и ценить их, но в то же время он постоянно был их лишен. Теперь он щедро платил за эмали из Элира и был готов хоть целый год терпеливо ждать, пока какой-нибудь ювелир достигнет требуемого совершенства в работе над каким-нибудь канделябром или сервизом. Ему приходилось дожидаться очень многого в жизни, терпением и упорством добиваться того, чего хотелось, и он достиг в этом совершенства. Поэтому, видя в кармианке произведение искусства, он точно так же был готов ждать, чтобы заполучить ее. Он уже побывал в нескольких высоких постелях, и постель Вал-Малы была среди них не худшей. И он наслаждался этим ожиданием ничуть не меньше, чем долгожданной наградой — а в некоторых случаях даже больше.

Сегодняшняя королевская охота была частью осуществления его намерений. Он не думал, что Астарис получит от нее какое-то удовольствие, если вообще ее заметит. Но будут и перерывы, когда он сможет осторожно завладеть ее вниманием.

Амрек был чересчур требователен к ней. По его наблюдениям, глухую стену ее отстраненности можно было пробить лишь нежностью и утонченностью. Это была одна из тех игр, в которые ему нравилось играть и в которых он знал толк. Она казалась некой восхитительной богиней-охотницей, выехавшей на прогулку. Он задумался, кто же так изысканно одевает ее, ибо не мог представить, что она сама интересуется такими вещами. Возможно, гардероб ей подбирала Лики, бывшая любовница Сарита.

Кстати, Сарит тоже был неподалеку. Сегодня его возничий Котон почему-то отсутствовал, и он сам правил своей упряжкой. Этот человек до сих пор был занозой в боку Катаоса. Он установил за ним периодическую слежку, но Ральднор, вероятно, подозревал, что такое возможно, и поэтому был осторожен. Похоже, он не причинял особого вреда. Как не раз прежде, Катаос задумался о его происхождении и намерениях и опять не получил никакого твердого ответа. Вдобавок была какая-то темная история с Ральднором и королевой. Но если связь между ними и имела место, то была довольно мимолетной. Теперь Вал-Мала заперлась, не принимая никаких посетителей, включая самого лорда-советника. Он слышал, что она заболела. Катаос ощущал, как множество нитей сплетается в очень насыщенный, но скрытый от его глаз узор.

Он увидел, как Ральднор вскинул руку, отдавая ему формальный салют. Повинуясь какому-то импульсу, Катаос нагнал колесницу Сарита.

— Надеюсь, вы наслаждаетесь охотой, Дракон-Лорд.

— Лорд-советник, я здесь для того, чтобы сопровождать принцессу, а не развлекаться.

— Очень похвально, что вы с таким вниманием относитесь к своим обязанностям. Но заверяю вас, что принцессе нечего опасаться в этом обществе.

Светлые глаза, так напоминающие древних королей, были озерами ироничного презрения на бесстрастном лице.

— Ваш ранг подходит вам как нельзя лучше, — заметил Катаос. — Пожалуй, я, сам того не желая, оказал вам услугу. А как поживает королева?

Выражение желтых глаз изменилось, и лорд-советник понял, что задел за живое. С вежливо-дружелюбным кивком, который использовался для всяких полезных мелких сошек и купцов, Катаос развернул свою колесницу прочь.

Полдень обрушил на тихий безветренный день неожиданную жару. Облака уже собирались в ватные башни, предвещая грозу.

Егеря выкурили оринксов из их неглубоких нор, спустили свору калинксов, и колесницы загромыхали следом.

Охота была, прямо скажем, не во вкусе Ральднора. Ему снова не давали покоя глубоко въевшиеся в него обычаи жителей Равнин: человек охотится лишь ради еды, одежды или самозащиты. Отнимать жизнь забавы ради считалось зазорным. Он назначил трех своих капитанов следовать за колесницей Астарис. В лесах он искал уединения. Когда-то одиночества было слишком много. Теперь он чувствовал, что ему некуда деться от толпы. От постоянно стоящего у дверей дежурного, от верного Котона за спиной, от злословящего двора, от солдатских сплетен. Даже от женщин в его постели с их разговорами, неизменно следующими за близостью.

Как и все, кто вынужден постоянно лгать, он чувствовал, что его постепенно поглощает та выдуманная личность, в которую он превратил себя.

Сквозь лесной купол пробивались палящие солнечные лучи. Он подумал о Вал-Мале и о том, что она вытянула из него. Желание в его душе странно перемешалось со страхом, став его частью. Ибо он боялся ее, боялся ее слов, обращенных к нему. По сто раз на дню он опровергал их — за вином, на тренировках, лежа без сил в объятиях очередной женщины после бурной любви. Однако она не сделала ничего, эта белолицая дорфарианка. Неужели она безумна? А в худшем случае, даже если она заговорит, Амрек все равно ненавидит ее и не доверяет ей… Думая об Амреке, он ощутил, что его раздирают противоречия. За время отсутствия король снова стал для него чужим, и между ними встали все легенды, все истории о призраках. Прилив пылкой верности, пережитый в королевском шатре между Илахом и Мигшей, вспоминался теперь с какой-то неловкостью, почти со стыдом.

Внезапно небеса потемнели. Его упряжку била крупная дрожь, и в конце концов она остановилась. Весь пейзаж, казалось, замер в беззвучной неподвижности. Это вывело Ральднора из глубокой задумчивости. Он взглянул сквозь корявые сучья наверх, в неподвижное бурое море туч. Ни дуновения ветерка, ни шелеста листьев. Ему вдруг пришло в голову, что нигде не видно птиц. Потом померкли последние лучи света, и стало совершенно темно — солнце точно бежало, изгнанное с неба чьей-то злой волей. В этой сверхъестественной тьме его охватил первобытный ужас. Он не имел ничего общего с обычным страхом. Это было нечто куда более древнее и непривычное.