Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев - Ли Танит - Страница 38

— Это львы, они лежат, вытянув лапы и подняв головы, — удивленно воскликнул Уолтер. — Только…

— У них головы человеческие! — закончил за него Шадрах.

— Вкусный Джек, ты всё на свете знаешь. Кто они такие?

— Зверолюди, — с важным видом ответил Вкусный, прихорашиваясь, как попугай. — Их еще называют сфинксами.

— Финксами? Свинксами?

Кок только ухмыльнулся.

— Это царская дорога, Артия, — голос Честного Лжеца звучал мягко, как предзакатное дыхание ветерка в листве. — Древняя, как мир.

— Это Египтия, — сказал Вускери. — Как в «Антонии и Клеопатре» Шейкспера. Помнишь, Дирк, как мы играли?

— На сей раз это настоящее, а не нарисованное на старом скрипучем заднике, — мечтательно вздохнул Дирк.

Воины поклонились дороге. Слоны подняли хоботы и приветствовали ее трубным гласом, раскатившимся по джунглям, как звон колокола. Солнце, наверное, испугалось: стремглав кинулось куда-то влево, за стену деревьев, окаймлявших дорогу. И небо тотчас же стало холодным.

Выказав почтение дороге, слоны и воины направились дальше. Держась за края повозки и друг за друга, команда глазела по сторонам. Но на мир черным парусом опустилась ночь, укутав непроницаемой пеленой и дорогу, и сфинксов.

В полной темноте процессия шла около четверти часа. Потом впереди опять забрезжил свет.

— Факелы!

Нет. Гораздо, гораздо ярче!

Они подошли к высокой стене. Зажженные огни факелов выхватывали из темноты бесчисленные барельефы — египтийские, как определили Артия и еще один или два человека, видевшие подобные изображения в книгах. Стену прорезала огромная арка, и когда они дошли до нее, Артия увидела, что дорога кончается. Впереди их ждало еще более удивительное зрелище.

Они попали в город, исчерченный прямыми улицами, вдоль которых тянулись дома под плоскими крышами. Кое-где встречались более величественные здания с колоннами и множеством флагов. В сиянии факелов и фонарей город казался золотым, переливался бесчисленными красками. Однако размерами он был невелик, и с высоты холма открывался вид на бескрайнюю равнину. Мерцая и переливаясь, она тянулась до широкой темной реки, а потом продолжалась на другом берегу и уходила вдаль, насколько хватало глаз. А на горизонте взгляд упирался в нечто совершенно необычное.

На фоне джунглей из песка подымался ввысь треугольный силуэт. Он был слишком правильным для естественной горы. В небе широкими ручьями уже вспыхнули звезды, их свет ясно очерчивал плоские грани и остроконечную вершину.

Артия посмотрела на Эбада.

— Это древнеегиптийская пирамида, да?

Но он не успел ответить. Где-то в городе затрубил рог, из зданий начали выбегать люди, воины повернулись к Эбаду, стоявшему на повозке, опустились на колени и прижали ко лбу ритуальные кинжалы.

— Это они тебе так кланяются, Эбад, — усмехнулся Эйри. — Клянусь лучшим одеялом баньши, вот это почтение!

От колонны воинов отделился человек. Это был вождь в белой накидке, тот самый, что всё это время находился рядом с ними. Он тоже преклонил колена, и команда поняла, что у него сильный голос, которому мог бы позавидовать даже очень хороший актер.

— Приветствуем тебя, господин. Приветствуем тебя, Та Неве Амон, Царь Истока и Трех Земель! Сын Неба! Фараон!

2. Где же Свин?

Он, разумеется, уплыл на берег в Танжерине.

Свинтус был песиком ушлым, любил всё вынюхивать. А в этом портовом городе, среди запаха мандаринов и носорогов, он учуял множество любопытных ароматов, в которых захотел разобраться получше. Но его сердце принадлежало не Эль-Танжерине. Хоть Свин и был собакой, он, как и все живые существа, знал, что такое чувства, преданность и привязанность. Это понимают все его собратья. В данную минуту он скучал по Эмме Холройял. Хоть он и называл ее небрежно «хозяйкой», частенько убегал, спрятал свою драгоценную косточку в ее письменном столе в Мэй-Фейре, а в конце концов смылся к своей команде. Свинтуса охватила любовь всей его жизни — та, которую испытывает стадное животное к своему вожаку.

Вскоре Свин обнюхал весь город, стащил сардинку, спасся от погони, упал в мусорную кучу и на гарнир к рыбке нашел роскошную головку сыра, вымылся и почистился в городском фонтане, заодно обрызгав с ног до головы нескольких гуляющих дам. Куча удовольствий! (Однажды, проходя мимо каких-то дверей, он заметил внутри Феликса Феникса. Свин сделал вид, будто вообще не знаком с этим человеком.)

Позже пес, сидя под стеной, увитой плющом и мандаринами, подслушал интересный разговор.

Свин был из тех мудрых и усердных животных, что дали себе труд изучить человеческие языки — хотя бы отрывочно. Запомнил он и имена, потому что в любых разговорах самое полезное — знать, кто куда уходит и кто когда придет.

Итак, сидя под стеной, Свин подслушал беседу ангелийской команды небольшого фрегата, стоявшего на якоре в бухте. Они говорили, что скоро присоединятся к флоту Республики, патрулирующему Середиземное море.

— Что вы думаете о Гамлете Элленсане? — спросил один.

— Его сделали обмиралом флота.

— Адмиралом, балда.

— Черт бы его побрал.

Уши у Свина вздернулись, как у зайца. Естественно, он не понимал всех слов до единого, зато уловил имя Гамлета, а еще он знал про море, которое называют Середиземным.

Он запрыгнул в окно и потрусил к столу, за которым сидели моряки.

— Эй, клянусь моей отрезанной ногой, смотрите, какой крысолов к нам в гости пожаловал!

— Желтый, как масло, — задумчиво отметил один из них.

Свин призвал на помощь всё свое обаяние, встал на задние лапы и заплясал, скаля зубы в очаровательной улыбке. Его угостили кусочками мяса.

— Эй, пес, ты чей?

Свин осклабился еще дружелюбнее, а когда на закате матросы наконец покинули таверну, затрусил за ними по пятам, как за старыми знакомыми.

Свин часто прибивался к судовым командам. С ними он путешествовал по самым разным уголкам земного шара, но потом неизменно возвращался к своим актерам-пиратам. Он и сам не понимал, каким образом ему всегда удается отыскать их, да и не задумывался особо. Этим вечером, например, он знал, что они в городе, но не собирался с ними встречаться. Вместо этого он пошел за моряками на фрегат, носивший занятное имя, хотя Свин, естественно, не мог его прочитать: «Тьфу ты черт».

На борту пса представили многочисленным членам команды, рангом вплоть до первого помощника. Тот погладил Свина и дал ему мандарин.

И Свин опять оказался в центре любви и внимания, и той же ночью он отплыл на фрегате, направлявшемся на юго-восток.

Но далеко уйти они не успели. Со встречного судна было передано важное сообщение. Все ангелийские военные корабли получили приказ стянуться к берегам Франкоспании. Обмиральный адмирал Гамлет Элленсан недавно одержал крупную победу на Середиземном море, вражеские корабли бежали, вернулись за подкреплением и снова собрались у побережья Джибрал-Тара, напротив северной оконечности Мароккайна.

— Там есть какой-то остров, — говорили друг другу люди на «Тьфу ты черт». — Видимо, возле него они и рассчитывают найти лягушатников. Битва будет легкая, как дважды два.

Свин, знавший слово «битва», предпочел поскорее его забыть. Он нежился на солнышке посреди палубы, наблюдал за небом и морем, а во время учений, когда одновременно грохотали все двадцать четыре пушки, прятался под скамейкой и, возможно, вспоминал свою косточку, которую оставил на «Незваном». Но возвращаться всё равно не собирался.

Гамлет тоже принадлежит Эмме, значит, Гамлет и есть та цель, к которой надо стремиться. Об этом Свинтусу говорил инстинкт, а он был очень силен. И, как ни странно, Свин чувствовал, что теперь сумеет отыскать Гамлета так же легко, как раньше находил своих актеров. Гамлет, принадлежавший Эмме, в эту минуту значил для Свина больше, чем старые друзья. И даже — немыслимо! — больше, чем косточка.

Матросы с «Тьфу ты черт» прозвали Свина Сынком. По звучанию это напоминало псу его прежнее имя — он понял, что оно предназначено ему судьбой. (Эмма называла его только «песик» или «моя собачка».)