Пиратика - Ли Танит - Страница 18

— Да, парень, на сцене ты бы разбогател!

На самом деле Феликс был ей безразличен. Он волновал ее лишь потому, что был здесь, оказался на ее пути — и еще потому, что своим появлением на льду невольно дал толчок исполнению ее плана.

Пора было выйти из каюты и прогуляться по палубе, проверить, чем они там заняты. Кому из них можно доверять?

Попугай вспорхнул ей на запястье, деловито прошелся по руке до плеча.

— Остров Сокровищ, — сказал попугай и извлек из-под крыла одну из последних Феликсовых блох.

В последующие несколько дней «иратс ко» шел вдоль кружевной кромки английского побережья, избегая глубоких заливов и бухт, обходя стороной рыбацкие деревеньки, прибрежные города и аккуратные, словно картинки, порты, теснившиеся на обрывистых берегах. Погода стояла спокойная, ветер дул попутный, но земля, насколько хватало глаз, была выбелена зимними снегами. Артия не узнавала пейзажей. Они были для нее чужими, неизвестными; куда лучше она знала и помнила другие места.

Если с суши и замечали маленький кораблик — а кто-нибудь наверняка его заметил, — то вряд ли обращали на него внимание. А наниматель явно хотел не этого. Но теперь команда работала слаженно, хоть и не совсем умело. Каждый согласился с обязанностями, которые возложила на него Артия, — а были они теми же самыми, что и в спектакле. Хуже всех справлялся со своей ролью Вускери. В театре он прекрасно играл кока — но стряпня, которую он выдавал из своего тесного камбуза, была абсолютно несъедобной.

Эбад служил первым помощником, хотя на сцене играл второго, а Эйри стал вторым, хотя был третьим. О Хэрконе Бире, исполнявшем роль первого помощника, старались не вспоминать.

— Вернулся в Канадию, — предположил Соленый Питер. — Он ведь был канадийцем.

— Его сердце разбилось, — добавил Уолтер, — когда Молли погибла.

Едва кораблик миновал прибрежную деревушку под названием Святой Леонард и Дракон, погода испортилась, и высокие волны смыли с бортов кофейную гущу. Пришлось повторить покраску, как только команда оправилась после очередного приступа морской болезни.

За кораблем с громкими криками летели чайки и голуби. Их пьянил густой кофейный аромат, снедало безумное желание отведать аппетитных зерен. Время от времени наиболее отважные садились на борт, ковыляли по палубе, колотили клювами в бочонки и тюки. Тогда попугай с громкими криками отгонял непрошеных гостей прочь. Чаячий помет и разноцветные перья окрасили «иратс ко» неведомым прежде черно-бело-зеленым узором.

— Артия и этот попугай — два сапога пара. Драчуны. Забияки. Чокнутые!

—  Не ворчи, Черный. Она — Моллина дочка. Потерпи. Рано или поздно она наберется ума. Вот увидишь…

Артии начало казаться, что чем больше проходит времени, тем сильнее походят на настоящих пиратов ее незадачливые спутники. Их голоса становились всё более громкими, а речи всё более витиеватыми, точь-в-точь как на сцене — или на пиратском корабле, где бравада, показные угрозы и полеты фантазии были нормальным, обыденным явлением.

Исподтишка наблюдая за ними, Артия видела, как они важно расхаживают по палубе в своих кричаще-ярких нарядах, щеголевато положив руку на рукояти кортиков. Но это оружие, впрочем, как и пистолеты у них за поясами, было бутафорским. И грозного вида не имело.

Проходить мимо Бриг-Тауна, как назло, пришлось воскресным утром. На берегу развевались красно-желтые транспаранты с хорошо заметными надписями: «Приветствуем „Пиратский кофе“!».

Пираты, завязавшие с рекламой, ругались и ныли. Чуть не разгорелась еще одна драка, но Артия прибегла к любимому приему матери, и штаны Вускери свалились на палубу. Пришлось Соленому Питеру пришивать к ним новые пуговицы.

И только Честный Лжец с радостью окунулся в новую жизнь.

Эбад оставался замкнут и непроницаем, хотя безупречно исполнял роль первого помощника.

Феликс держался в стороне, отказываясь принимать участие в чём бы то ни было. Он только пел для них, когда его просили, да рисовал портреты, а они с удовольствием позировали.

— Только мы с тобой, малыш, — говорила Артия Планкветту.

Иногда она спрашивала себя, а не разбегутся ли они все в Портовом Устье. Если даже Свин удрал с корабля…

После Бриг-Тауна береговая линия раскинулась шире, как будто сделала глубокий вдох. Море потемнело и стало глубже. Корабль раскачивался на волнах, как неопытный пловец, и пираты-актеры снова прилипли к поручням. Хуже всех приходилось Черному Хвату. Его тошнило так регулярно, что Артии даже пришло в голову — а не наигранна ли его морская болезнь? Ведь механизмы на сцене создавали точно такую же качку — почему же тогда его не тошнило? Может, просто потому, что там он знал, что находится не в море, а на твердой земле.

К Портовому Устью они подошли на закате. Город выступил из дымки примерно в миле по правому борту, его высокие каменные здания поблескивали золотистой белизной, оконные стекла вспыхивали в лучах заходящего солнца, как игрушечные пиратские цехины.

— Смотрите, совсем как настоящий, — насмешливо заметила Артия.

Ее спутники с интересом разглядывали порт, его круглую гавань и длинный волнорез, увенчанный маяком, неприступным, словно крепость. Морская гладь была усеяна кораблями, стройными и стремительными, и даже издалека было видно, как они сверкают чистотой и свежей краской. Паруса были спущены или надежно зарифлены. Корабли мягко, как колыбельки, покачивались в объятиях зимнего моря, прозрачного, как летом, и темно-синего, как глаза Феликса Феникса. Повсюду, словно белые хлопья в синем небе, кружили чайки.

«Этот город мне знаком, — думала Артия. — Я здесь бывала. Они наверняка скажут, что это не так. Но даже если я всего лишь нарисовала его в своем воображении — он всё равно мне знаком!»

Между ними и портовой гаванью лежал небольшой островок под названием Остров Пряностей. На нём теснились склады, и вечерний ветерок доносил аромат имбиря, корицы и гвоздики — вот, наверное, почему пышный эскорт из чаек, любительниц кофе, начал дружными рядами покидать «иратс ко» и, присоединившись к другим птицам — голубям и воронам, — закружил над плоскими крышами пакгаузов.

— Пристанем к острову, — сказала Артия.

Возле Острова Пряностей уже стояли на якоре несколько суденышек, меньших по размеру и более потрепанных, чем величественные корабли в гавани.

— А дальше что? — поинтересовался Уолтер.

— Я и двое из вас, — ответила Артия, — возьмем небольшую шлюпку и отправимся в город. Вон там, видите, несколько лодочек сохнут на берегу…

— Но это же воровство!

— Почему? Мы же ее вернем!

Уолтер замялся.

— Но…

— А ты, Соленый, сядешь на весла.

— Но я никогда не греб… правда, Артия…

— Греб. На сцене.

— Успокойся, Уолт, — неожиданно выступил вперед Эбад. — Артия, я отвезу тебя на берег.

Их глаза встретились. Артия кивнула.

— Идем к берегу, ребята. Под прикрытием темноты высадимся на Острове Пряностей.

Все повиновались. Они слышали и исполняли такие приказы тысячи раз, хоть это было и не в море.

Артия подошла к Феликсу, который стоял поодаль, задумчиво глядя на Портовое Устье.

— А вы, сэр, споете для нас. У вас прекрасный голос, спойте что-нибудь чарующее.

— Будет исполнено, капитан.

— Я хочу, чтобы нас услышали и сочли маленьким, дружеским, законопослушным суденышком, которому нечего скрывать. Ведь не станет же петь разыскиваемый преступник.

Солнце скользнуло в море, как золотая монета в красный бархатный карман. Наступила темнота, в небе зажглись звезды, и словно им в ответ один за другим вспыхнули фонари на берегу и на бортах сгрудившихся в гавани кораблей.

И Феликс запел.

Это был сонет Шейкспера. Мелодии они не знали. Но все до одного навострили уши, и даже Артия, стоя над маленьким бушпритом, прислушалась.