Причастие мёртвых - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 4

Он надеялся, что не ошибся, что Лос-Анджелес — это земной город, и Калифорния — земное название. Заноза его догадок насчет Полярной звезды не подтвердил и не опроверг, только кивнул.

— Мы с тобой идем по Средней слободе. Скоро придем в Ларенхейд, это деловой район, нежилой. Их два, Южный и Северный, по обе стороны от рыночной площади, — Мартин достал сигареты, вытащил одну и на ходу протянул Занозе пачку: — Забери себе. У меня еще есть.

— Ок, спасибо, — упырь вытянул сигарету и снова, как в первый раз, ощутимо напрягся, когда Мартин поднес ему зажигалку.

Что с ним такое? Как он вообще курит, если для него сигарету поджечь — проблема?

— Нам с тобой в Северный Ларенхейд, — сказал Мартин, чтобы не задумываться о том, что и так выяснится рано или поздно, — как раз на границу между ним и Средней слободой. Можно было бы напрямик пройти, но в Ларенхейде светло слишком. Фонари, витрины, реклама, еще и некоторые офисы всю ночь не закрываются — те, что с Портом, например, дела ведут. Мы с Лэа тоже иногда работаем по ночам. В общем, лучше обойти и по переулку к дому пробраться. А там, — он махнул рукой на маячившие слева башни и шпили, — замок Хартвин. Туда пойдешь, когда княгиня тебе аудиенцию даст, возможно, уже завтра после заката. Еще в замке разные службы: казначейство, госпиталь, казармы Гарнизона, казармы Стражи…

Наверняка было еще что-то, что-нибудь, связанное с налогами там, или с экономикой, с управлением островом, короче. Мартин не очень представлял, что именно. За Гарнизон и Стражу мог поручиться: и с теми, и с другими приходилось иметь дело. А все остальное было как тот лес. В нем вроде и есть тропинки, но где они и как их искать — непонятно. Да и зачем вообще в лес ходить?

— Квартал к югу от замка называется Замковым. Особняки, парки с фонтанами, своя охрана на улицах. Не стражники, а нормальные. Там жить дорого, но приятно. Хорошие соседи, если тебе нравятся соседи, которые к тебе не лезут.

— Идеальные, — заметил Заноза. — Но я тебе скажу, Мартин, если все так, как ты говоришь, то соседи друг к другу должны не просто лезть, а, мать их, ввинчиваться. В дорогом районе у всех со всеми отношения зашибись, и все про всех буквально всё знают. Если, конечно, это не Англия. Но это не Англия, это Тарвуд. Так с фига ли в Замковом квартале соседи друг друга сторонятся?

— Нет, ну я не сказал «сторонятся»… — Мартин задумался.

Соседи у них были неплохие. Через улицу жила семья Венцки, Захария и Магда. Их сын,  кажется, служил в Гарнизоне — Мартин пару раз видел его в форме. А дом рядом принадлежал эльфийке Сагите, красивой и полностью сумасшедшей. Сагита иногда закидывала к ним во двор куски протухшего мяса. Не со зла, а потому что была уверена: тухлое мясо — любимое лакомство демонов, а холодильника в ее доме не водилось.

Мясо Мартин неизменно убирал. Сагита, наблюдавшая за ним из диких зарослей, в которые давно превратился ее сад, убеждалась, что он и правда любит тухлятину — других причин для того, чтоб забрать и унести со двора двух-трехкилограммовый кусок вонючей оленины, она не видела — и выхода из этого порочного круга Мартин не находил. Даже если подарить Сагите холодильник, часть оленины она все равно будет держать в тепле в качестве особого демонского угощения.

А Венцки никогда их с Лэа не доставали, не приходили  в гости и не приглашали к себе. Хотя вообще-то, если вспомнить, приемы они устраивали часто. И сами, нарядные, уходили по гостям чуть не каждые выходные. И остальные соседи между собой как-то общались. Да вон, начиная с апреля раз в две недели пикники в Парке, на берегу озера Чарауниц, там почти весь Замковый бывает. Заноза прав, тут все друг друга знают и кучу времени вместе проводят. Получается, что только к ним с Лэа не лезут. Или уже можно говорить не «не лезут», а «сторонятся»? Интересно, почему? Точно не потому, что он демон. Демоном он всегда был, и никому это раньше не мешало.

Мартин задумался было над тем, когда закончилось «раньше» и началось «сейчас», но увидел, что окна агентства освещены.

— Вон тот дом, — показал он, — и, кажется, я прямо сейчас познакомлю тебя с Лэа. Хорошо, что ей блондины не нравятся.

Всё было неправильно. Абсолютно всё. Ничего и не могло быть правильным в Небывальщине, но понимание того, что неправильно — это так, как надо, никогда не помогало.

Заноза злился. Злость постепенно превращалась в бешенство. Беситься было нельзя, злиться тоже, а насколько еще хватит его умения притворяться, он не знал. И от этого злился только сильнее. Он терпеть не мог притворяться. И он остался без оружия, а значит, в любой момент любая угроза могла показаться чрезмерной. Он понятия не имел, что тогда сделает, и таким образом сам становился угрозой, не просто чрезмерной, а еще и непредсказуемой.

Собственный характер должен был бы бесить сильнее всех внешних обстоятельств, да только Заноза слишком себя любил.

Еще он знал, что демону могут быть нужны его эмоции, следовательно, демон мог специально его провоцировать. Но это знание оставалось в той части разума, где хранились свидетельства о невозможном. То есть явления, о существовании которых он точно знал, но в которые не поверил бы, даже ткни его носом. Демонов не бывает. Они есть, это факт, но их не бывает. Знания о демонах бесполезны, и то, что они где-то подхвачены и сложены в памяти, полезными их не сделает. А еще… безотносительно демонов вообще, этот конкретный демон, назвавшийся Мартином, ни хрена ни на что его не провоцировал. Искренне хотел помочь и так же искренне любопытствовал. Заноза злился и на него тоже, но злился за то, в чем Мартин был не виноват и за что не мог отвечать. Занозу бесило, что у этого демона есть все, чего сейчас нет у него. Есть дом, есть деньги, есть оружие — две сабли Мартин носил открыто, в портупее на поясе — есть знание ситуации и умение в ней ориентироваться. 

Чего не хватало больше, трудно сказать. Оружия? Да, пистолеты было жаль, они сгинули в утащившем в Небывальщину вихре, а без них... сложно. Но не сложнее, чем без денег. И не сложнее, чем без понимания своего места и своих возможностей. Короче, сложно было без всего, чего не было. Без всего, что было у Мартина. Только Мартин в этом не виноват.

«Думай про позитив», — сказал себе Заноза.

Слова привычные, они уже давно до того привычные, что смысл потерялся, понимание превратилось в рефлексы. Сказано «думай про позитив» — и мысли сами переключаются на поиск хоть чего-то хорошего.

Это Лайза научила. Давно еще. В те времена, когда хорошего вообще ничего не было. Выбор был: или стать как она, или найти способ все изменить. Стать как Лайза получилось бы само, и даже казалось, что так и надо, что это лучше всего. Вот тогда она и научила, что нужно думать о хорошем. Без разницы, что его нет. Что-нибудь есть все равно. Тогда он думал о Лайзе… ну, и еще о разном. Тогда было гораздо хуже, чем сейчас. Сейчас… лучше?

Заноза искоса глянул на Мартина. Хорошо уже то, что они одного роста. Значительная часть мужского населения Земли смотрела на Занозу сверху вниз, и это было не так уж плохо, потому что им приходилось наклоняться, чтоб не упустить его слов, а тот, кто склонился, уже проиграл. Но это бесило, потому что он тоже мог бы быть высоким, если бы прожил подольше, если бы обстоятельства сложились иначе.

Нет, не похоже на мысли про позитив. Заноза заставил себя переключиться. Итак, Мартин. Невысокий, непонятный, красивый. Породистый. Зеленоглазый брюнет, такие женщинам нравятся, в романах и в кино нарасхват. В реальности женщинам нравились мужчины настолько разные, что у зеленоглазых брюнетов просто шансов не оставалось. Где уж стройному черноволосому красавцу, похожему то ли на корсара, то ли на танцора, тягаться с лысоватыми пузанами, сутулыми очкариками, бородатыми громилами, старперами в смокингах и шизанутыми преподавателями физики? Имя им легион, самым разнообразным, до того нетипичным, что синеглазым блондинам и зеленоглазым брюнетам как представителям классических романтических типажей просто ловить нечего.