Играй победу! Путь Империи - Мащенко Владимир - Страница 29

– Так тебе, брат, за спасение офицера «Георгий» полагается.

– Да какое спасение! Помер тот подпоручик, и фамилию его никто во взводе и не запомнил. Так и похоронили его у штаба полка при сапогах и портупее. Эх, мне бы те сапоги!

– А у нас весь полк к «Георгиям» представили, до последнего казака! – гулко басит рыжебородый кубанец, невесть каким образом сохранивший от изъятия медперсоналом свою затрепанную и простреленную на рукаве черкеску, на погоны которой он неловко одной рукой вчера нашивал вахмистерские лычки.

– Чем же тот полк такой геройский? Небось шибче всех галушки ел?

– А ты не смейся, чиха востропузая! Говорю – представили к «Георгиям» – значит, представили. И даже не наш полковник, а морской начальник, контр-адмирал Покровский!

– Тю! Брешешь! Или теперь казакам по крейсеру верхами скакать полагается? Скоро с вас бешметы скинут да рубахи полосатые понадевают, и будете вы, матросы, с кынчалами да в папахах!

– Пес твой брешет, а ты языком ту брехню метешь! Было нас две пластунские бригады, тысяч так с семнадцать-восемнадцать народу. Посадили в Батуме на транспорты: поболее двух десятков их было, нашу сотню на «Тревореане» разместили. Охрану флотские обеспечили неплохую: на транспорте-то всего оружия – одна пушечка, если наших карабинов с пулеметами не считать. Даже крейсер с нами шел в охранении: «Прут» называется, а с ним еще корабли помельче: миноносцы всякие, канонирские – пушкарские, значит, по нашему. Один канонирский все больше рядом с нами шел, пока уже далеко не отплыли. Глянул я на него – и аж тепло в груди стало: «Кубанец» ему имя. Ровно бы с земляком повстречались!

Ну вот. А перед тем как на транспорты грузиться, зачитали нам приказ того Покровского: мол, идем в десант порты мухоеданские штурмовать, и какой полк первый из всех себя славой покроет, тому полку дано в отличие будет знамя Георгиевское, и все казаки к крестам представлены будут: и живые, и павшие. Сказали нам, что мы, пластуны, первыми в бой пойдем, а уж после к нам на подкрепление целый корпус придет.

Раз такое дело, плывем мы, помолясь, по морю. Плывем себе, плывем и доплываем до бухты. Как же ж ее название? Спрашивал же! А, вспомнил: Чюр мене[2]! Перевезли нас матросы на лодках на берег спокойно: только турецкий разъезд раза три стрельнул по нам, да и ускакал. Долго перевозили, часов пять. Под конец дня разобрались мы по сотням, построились да и пошли, благословясь, куда Господь да начальство указывает. Ночь шли, полдня шли, наконец дошли до Атинских позиций. А там уже нам мухоедане встречу приготовили. Добро еще, что сильные войска у них в других местах были: кто у Стамбула бился, кто у Хоросана. А против нас стал мустахфиз, ополченцы, значит. А нечего было стоять на шляху! Сбили мы этих мустахфизов с позиции – и к полуночи уже Атина была наша.

Отдохнули, сколько начальство дало, да вновь пошли вдоль берега. Идем и думаем: что же подкрепления обещанного нет? Неладом еще сильный отряд на пути встанет – а нам ни вперед не пробиться будет, ни назад отступать. И ведь верно: как к городу Ризе подходить стали, по нам мухоедане с орудий как начали крыть! Ну, выноси, Пресвятая Богородица! Что делать? Впереди – басурман, позади – море-океан, а на месте стоять – всяко погибели не миновать!

Вот и пошли вперед. Да не пошли: полетели, как на крыльях! Турок по нам садит почем зря, а снаряды уже за спинами рвутся. Тут он пулеметами ударил. Много казаков там и полегло! Но у турка-то хоть и станковые пулеметы, однако всего с полдюжины, а у нас на каждый десяток казаков по паре ружей-пулеметов, а к ним по четыре магазина на двадцать пять выстрелов каждый! Да и удобнее с таким в бою, сноровистее. Вот и открыли в ответ казачки пальбу не хуже басурманской, сбили с турок спесь. Под это дело мы в окопы ихние и ворвались, а там уж – пошло-поехало. Кого пулей, кого кинжалом достали, кто утекать кинулся, да далеко не утек: с моря наши эсминцы подошли да из пушек им жару дали. Вовремя флотские поспели – «Дерзкий» и «Беспокойный», а чуть позже к ним и «Пронзительный» подошел.

Ну так вот: кинулись мы вслед за турками к Ризе. Ан не тут-то было! Басурмане-то, пока мы пешим порядком от той Чюр мене продвигались, с-под Стамбула по морю навпростец несколько дивизий подвезли до Трапезунда, а две из них в Ризе войти успели. Вот и столкнулись мы с ними прямо на улицах вич-на-вич! Ох, и было ж дело! Как дрались, как рвали вражин – это рассказывать бесполезно, да и закрутило меня так, что только в глазах мелькало: что да как – сейчас все и не вспомню. Помню только под конец: стою у портовой конторы, винтовку трофейную германскую из турка мертвого выдергиваю – штык промеж ребер застрял, а мимо меня наши стрелки пробегают: это Приморский отряд генерала Ляхова под обстрелом прямо на причалы десантом высаживается. Сколько их там потонуло – уже никто и не узнает, царствие им небесное! Но ведь вышибли басурман из Ризе, а через два дня к Трапезунду подступили. Только мы к штурму готовиться начали – а нам отбой. Разведка в город ходила да и доложила, что войск нет, только на рейде транспорты турецкие полузатопленные торчат.

«Что за холера?» – думаем. А генерал-лейтенант Ляхов все полки выстроил да и говорит: «Молодцы, дескать, вы! Заставили турок от Царьграда войска перебрасывать, чтобы десант наш уничтожить. А флотские наши корабли мухоеданские в трапезундской гавани в ловушку поймали, да без малого все и потопили. Так что пришлось туркам город бросать да пешим порядком обратно топать. А почему, спрашивается? Да потому, что пока наши полки в здешнем десанте отвлекающем костьми ложились да на Кавказе атаками постоянными турецкие резервы к себе притягивали, основной десант из Одессы под Царьградом высадился, и вместе с братушками-болгарами и теми русскими полками, что Чаталджи штурмовали, в Царьград вступили, яко же и наши предки при Олеге Вещем половину столицы турецкой на щит взяли. Теперь султан на другой берег Золотого Рога сбежал и перемирия запросил. Так что кресты свои мы заслужили честно, задачу выполнили.

– А где же тебе руку-то прострелили, раз до самого перемирия невредимый прошел?

– Как это так: «невредимый»? Я же рассказывал уже: в самом начале похода, когда в Чюр мене высаживались, турки раза три по нам стрельнули. Вот моя пуля и нашла кого искала…

– Выходит, ты все время раненый дрался?

– Ну так. И что с того? Наша доля казачья…

Глава 7. Врата Цареграда

Обычно поздней осенью Истамбул выполаскивался дождевыми потоками и выдувался резкими порывами ветра. Большая часть жителей города в такие дни всячески старалась избежать непогодь и не высовывала носа за пределы своих квартир и дворов. В редкие же погожие деньки и правоверные и кяфиры, составляющие население столицы Лучезарной Порты, запружали тесные городские улицы. Центрами притяжения, разумеется, становились базары, мечети и, конечно, хаммамы. Нельзя представить себе истамбульского жителя, не посещавшего бы эти заведения. Бани в этом городе любили всегда. Менялись времена, на смену византийским термам пришли турецкие хаммамы, построенные на фундаментах своих предтеч, апэпархов и протоспафариев – силахтары и эфенди. Но не было в истории царственного города ни одного месяца, когда хотя бы в одном банном зале не собирались люди, собирались не столько для достижения телесной чистоты, сколько для общения друг с другом, культурного проведения досуга и обсуждения множества новостей. Бани Царьграда-Истамбула были островками спокойствия и размеренности в шумных людских водоворотах восточного города.