Око вселенной - Экштейн Александр Валентинович - Страница 28

«Океан-модуль», космическая субмарина, имеющая общий внутренний объем 3651 кубических метров, 85 метров в длину и 8 метров в диаметре, собственно говоря, и был той частью «Хазара», которая войдет в атмосферу Юпитера вместе с экипажем. Испытания показали, что модуль «Океан» способен выдерживать экстремальные нагрузки неопределенно долгое время. Если бы на Земле была океанская глубина, равная глубине восьмидесяти Марианских впадин, то космическая субмарина «Океан» уже давно бы освоила эти глубины без всякого напряжения. На Земле таких глубин в океане нет, но Юпитер был планетой-океаном, планетой-глубиной, гигантской каплей водорода с гелио-азотными и метано-аммиачными характеристиками, по утверждению поверхностной науки, и другой, не входящей в нашу Вселенную, формой материи, по утверждению Клэр Гатсинг и других капитанов секретной науки. Стоит ли говорить, что модуль «Океан» кроме уникальной технической оснащенности был снабжен так называемым коконообразующим гравитатором, рассчитанным на триста шестьдесят пять суток, шесть часов, девять минут, десять секунд беспрерывного действия. Гравитатор должен был начать образовывать свою страшную энергию лишь тогда, когда экстремальные нагрузки на «Океан» стали бы угрожать его существованию. Гравитационный кокон «Уллис» увеличивал сопротивление оболочки «Океана» в девяносто раз.

Вместе с модулем «Океан» в этот же день был доставлен на МКС «Мир плюс» специальный отряд охраны для контроля за ходом работ по сборке «Хазара». Вскоре отряд охраны «переместился» из МКС в модули «Менора» и «Байкал», уже оснащенные временной системой бытового жизнеобеспечения на время работ. После официального утверждения президентами США и России третьим членом экипажа сенатора Арчибальда Соукса, он пошутил перед журналистами по поводу орбитальной охраны.

— Боюсь, господа, мне придется взять на Юпитер свой кольт. По последним сведениям ФБР, там очень высок уровень уличной преступности в городах.

— Если очень внимательно, отринув от себя заботы быта, пола и современности, взглянуть на земной шар и населяющее его человечество, можно заметить, что далеко не все люди — земляне, и то, что мы создаем на Земле, называя современной цивилизацией, на самом деле не цивилизация, а гигантская производственная площадка по выпуску необходимых деталей для существ, прикидывающихся людьми, которым нужно как можно скорее покинуть Землю и вернуться домой. Там у них уже вызрел результат эксперимента — Бог в пробирке. Если у землян есть трехликий Будда, единый во всех ликах, и Триединая суть христианского Бога, Пресвятая Троица, то людям — неземлянам нужен триединый Антихрист, три лика черного Будды. Переориентировав наши душевные, молитвенные радары на волну Антибога, мы все станем белковой пищей, окончательными не-Богами, окончательно не вернувшимися в свой мир. А ведь как все хорошо начиналось, — Миронов заглянул в декольте Аллы Юрьевны Вострецовой столь пристально, что у Аллы Юрьевны по всему телу под платьем прошла волна дрожи, — и есть надежда, что все так и закончится.

— Ну и где же дом у этих неземлян? — поинтересовалась Алла Юрьевна. — Надеюсь, не в моей спальне?

— Что вы! — надменно взглянул на ее лицо Миронов и вновь, опустив голову, стал буравить взглядом ложбинку между грудей. — Они — марсиане, черт бы меня побрал, если я в этом что-то понимаю. Простите… — Он засунул два пальца в декольте Аллы Юрьевны. — Я взгляну?

— Конечно, — подалась к Миронову Вострецова, — взгляните.

— Эти деньги вы туда уронили, — произнес Миронов, вытаскивая из ложбинки стодолларовую купюру, — или вам их кто-то подкинул? И вообще, — Миронов положил деньги в карман и отодвинул от себя Аллу Юрьевну, — не прижимайтесь ко мне грудью, черт вас подери, иначе я за себя не ручаюсь, могу все ребра вам переломать.

— Стоп, стоп! — подхромал к Миронову и Вострецовой недавно снявший гипс с ноги режиссер городского театра Фагодеев-Ступинский. — Этого нет в тексте, — потряс он в воздухе сценарием. — Вы, Сергей Антонович, должны были сказать: «Не прижимайтесь ко мне, иначе я не устою», а вы, Алла Юрьевна, ответить: «Я люблю вас, я ваша». И вообще, мы репетируем Мольера, при чем здесь марсиане?

— Они при всем, — похлопал режиссера по плечу Миронов. — Не ори, Леонид Лавадеевич, репетируем дальше, деньги-то мы платим.

— Ну да, — взбодрился режиссер, — черт с ним, с Мольером, если деньги платят. Давайте тогда лучше водки выпьем, потанцуем и разбежимся. Как вы на это смотрите, господа самодеятельные артисты?

— В принципе, — снисходительно взглянул на него сверху вниз Миронов, — это идея.

Алла Юрьевна Вострецова, неплохо зарабатывая на своем ателье мод, решила возродить мещанско-дворянские обычаи города — домашний театр, и наняла Леонида Лавадеевича за двести долларов в неделю ставить и репетировать спектакли в ее доме. Дворян в городе хватало, и поэтому недостатка в артистах не было. Даже ставший первым комильфо города Миронов дал себя уговорить сыграть в домашнем спектакле дома Вострецовых.

А май уже распахнул все форточки и окна города. Влажная нежность сирени Беллисент, кремово-белые запахи сирени Хантинг Тауер, малиново-розовое вдохновение сирени Гайавата и туманно-розово-лиловое сновидение сирени Целия уже украсили все сады и палисадники. Знобкая свежесть душистых вечеров наполнилась радостными всхлипами верящей в свою нескончаемую восторженность близости. Жизнеутверждающая разрушительность юной травы овладела каждой пядью свободной от асфальта городской земли и проникла в мало-мальски пригодные для этого щели самого асфальта. Со всех сторон в город вливались шелестящие звуки воздушных поцелуев, сдуваемых южным ветром с волнующихся ладошек Азовского моря, и стаи невидимых, но отчетливо синих птиц, легких и пушистых как счастье, кружили в небе над вечерним южным городом.

— На самом деле, — Миронов похлопал ладонью девушку чуть ниже спины, — в душе я выгляжу как неаккуратный бородатый мужчина, любящий квашеную капусту пустынник, понимающий язык «плоскастиков». Это такие длинные, двухмерные атланты-«божики».

— Божик ты мой, — отбила девушка ладонь Миронова той частью, по которой он похлопывал. — А вас не смущает, что мне всего пятнадцать лет?

— В принципе, нет. — Миронов уже стоял, чуть ли не в пяти метрах от девушки и раскланивался, помахивая своей шляпой, как киношный мушкетер. — Не смущает, но уже и не вдохновляет, выглядите вы на все сорок…

— Если не на триста, — вышел из-за спины Миронова стоявший до этого в темной подворотне Николай Стромов. — За сколько вы с ней сговорились, Сергей Антонович?

— А-а! — артистично удивился Миронов. — Так она ночная бабочка? Это меняет дело. Отпустите ее, Стромов. Я беру девочку на поруки.

— Типа, — Стромов равнодушно-доброжелательно посмотрел на девушку, — ты одна или на Рогонянов пашешь?

— Я на поруках. А ты зачем по закоулкам прячешься?

— Не твое дело, — огрызнулся Стромов, знавший Типу, Таню Райтик, с самого ее детства. — Люси жду, кое-что спросить надо, не видела?

— Уже три дня на глаза не попадалась, — скорчила ему гримаску Типа. — Спроси у «Рогов», — они должны все знать.

Оперативник кивнул головой и пошел вниз по улице, к морю.

Полковник Самсонов посмотрел на Игоря Баркалова и Степу Басенка, затем на телефон, соединяющий его с резиденцией полпреда. Немного помолчав, он спросил у Степы:

— Почему у тебя помятое лицо?

— Вчера, — ответил Степа, — выпили с отцом Савоева за то, чтобы его сын оказался жив-здоров.

— Это хорошо, — непонятно выразился Самсонов. — А ты в «Ночную газету» звонил, разговаривал с главным редактором, узнавал, зачем он к нам корреспондентов посылает, которые мало того, что сами умирают от наркотиков, так еще и толпу трупов вокруг собирают?

— Я звонил, — вмешался Игорь Баркалов. — Он меня послал подальше и сказал, что мы тут все мафия и что журналисты Москвы и мира отомстят нам жесточайшим образом.