Героиня мира - Ли Танит - Страница 41

На мгновение мы с Воллюс остались вдвоем, оказавшись под светившимся огнями крылатым конем в буфетной, и как раз в это время слуга в ливрее протиснулся сквозь толпу и подошел к ней.

— Что случилось? — спросила она, ставя на место блюдо со сластями.

— Мадам, к вам явился тритарк Вильс.

— Что ж… пожалуй, пусть войдет. Но мне придется переговорить с ним. Он очень сильно задолжал. Если он снова захочет играть, на этот счет необходимо поразмыслить.

— Мадам, он привел с собой южанина.

Лицо Воллюс выразило удивление и недоумение.

— Какого южанина? — Но прежде, чем слуга успел ответить, у нее в голове промелькнула догадка. — Предателя? Вы его имеете в виду?

— Как я понимаю, да.

— Клянусь псом, пусть войдут. Ох, пусть, пусть они войдут. У нас будет фейерверк.

Когда слуга удалился, она повернулась ко мне:

— Но для вас это составит некоторую сложность. А может быть и нет. Лучше не рисковать. Пожалуйста, поднимитесь в галерею. Вам, наверное, ничего не известно об этом человеке. Но события, вероятно, позабавят вас. А может, сегодня он будет хорошо себя вести и ничего интересного не произойдет. Запомните как следует лишь одно. Теперь вы — кронианка.

Галерея располагалась над салоном для азартных игр — просторный променад на высоте около двенадцати футов, вдоль которого выстроились гигантские папоротники в кадках. Лестница проходила через одну из укромных ниш за буфетной, в галерее же собралось немало народу. Я прижалась к перилам возле одного из папоротников, который оказался значительно выше меня. Внизу в салоне стояли два главных стола, больший предназначался для игры в красное и белое из расчета на шестнадцать игроков. Все стулья за столом были заняты, а столбики золотых империалов и серебряных крон поднялись до уровня лестницы.

Не успела я занять свое место, как по салону словно пробежала волна. Они почуяли что-то новенькое. Конечно же, все повернули головы, а в зале воцарилась тишина, как на сцене, где разыгрывается драма. Стала слышна музыка, которую играли в буфетной, — задушевная мелодия. А с противоположной стороны из гостиной с деревьями на обоях все еще доносился многоголосый гул. Затем двойные двери распахнулись, пропуская Воллюс с котом и шедшего с нею под руку тритарка Вильса, молодого человека лет двадцати с точеными чертами лица; черные волосы доходили ему до воротника, а на чисто выбритом лице проступил яркий румянец, свойственный северянам.

Вокруг стояла изысканная, полная внимания тишина; Воллюс отпустила его руку и сказала;

— Что ж, любезный господин, полагаю, вам все здесь знакомы.

— Потому, увы, — ответил он, — что я должен каждому.

Теперь тишина воцарилась и в гостиной, приглушив все звуки. Лишь в буфетной журчали переливы ни о чем не ведающих музыкантов.

Воллюс обернулась к дверям, словно вызывая на сцену актера, последнего из троицы. Он понял намек и вошел.

— Дорогая госпожа Воллюс, позвольте представить вам моего друга и собрата по армии, унитарка Завиона.

— Ах, сударь, — воскликнула Воллюс, приподняв брови. И только. Этим она сказала все. Но она протянула руку унитарку Завиону, а тот слегка коснулся ее губами, с улыбкой глядя ей в глаза.

Иногда в угасающем очаге вдруг ярко вспыхивает пламя; то же произошло в салоне. И несомненно, в нем играл живой огонь, в этом человеке со светлой, слегка обветренной кожей, чьи золотистые волосы походили на пылающую гриву, цветом чуть темнее пламени множества свечей вокруг. Но его своеобразность не исчерпывалась привлекательностью и бледностью, подчеркнутой черной военной формой кронианской армии. Было в нем нечто зажигательное и опасное, он напоминал льва, который соблюдает приличия, но отнюдь не приручен, он мурлыкает, но все помнит. Пусть себе глазеют, сколько угодно. Стоит ему захотеть, и он прыгнет.

Воллюс отличалась высоким для женщины ростом, она была ничуть не ниже моей тетушки Илайивы. Но он оказался выше нее. Ведь он, как и я, продолжал расти после той вечерней сцены в черном доме.

Он все еще непринужденно держал руку Воллюс в своей, она высвободила ее.

— Нам доводилось кое-что о вас слышать, — сказала Воллюс.

— Ах, неужели? — Он тоже вскинул брови, выражая интерес к тому, что о нем говорят. Он изъяснялся по-крониански с безупречной беглостью и изяществом.

Воллюс рассмеялась, его манеры пришлись ей по душе.

— Чего же вы ищете в скромном моем обиталище?

— Мне, конечно же, хотелось взглянуть на вас, мадам. А также поиграть у вас в салоне.

— Вам придется простить меня, сударь. Для этого необходимо, чтобы кто-нибудь за вас поручился. И как ни велика моя благосклонность к тритарку Вильсу, тут он вам не поможет.

Вильс широко улыбнулся.

— Славно сказано, богиня моя.

Фенсер склонил голову, блеснув прядями волос. Он извлек карточку, и блеск ее золота показался едва ли более экстравагантным. Не говоря ни слова, он вручил ее Воллюс.

Она внимательно посмотрела на карточку.

И проговорила:

— Столь прославленное имя…

— Носитель которого предпочел бы, чтобы его лишний раз не повторяли вслух.

— Справедливо. Но я вижу, она пишет, что я могу вас принять.

— Она? — спросил Фенсер.

— Господин, которому принадлежит эта карточка, обязуется оплатить все, что вы проиграете.

— В том случае, если мне не повезет и если я не смогу расплатиться сам.

Из-за стола для игры в кости донесся мужской голос, в тишине он прозвучал громко.

— Ну да, он наплевал на честь своего короля. На том и забогател.

Фенсер оглянулся и посмотрел на него.

— Нет, сударь, — сказал Фенсер, — история дошла до вас в несколько искаженном виде. Я украл деньги, обманув императора.

И тогда затих всякий шум, в дверях буфетной и дальней гостиной толпой застыли люди.

— А может, — умело сдерживая злобу, заметил Вильс, — это еще одна небылица.

Мне не удалось разглядеть, кто именно из стоявших вокруг стола для игры в кости бросил вызов Фенсеру. Все они злобно глядели на него, у иных побагровели лица, а женщины пристально следили за происходящим. Затем тритарк, сидевший за столом для игры в красное и белое, поднялся на ноги.

— Госпожа Воллюс, как бы там ни было, я отказываюсь сидеть за одним столом с проклятым флюгером.

На этот раз Фенсер не потрудился даже взглянуть на говорившего. Он подошел к вазе с розами из оранжереи, достал одну и принялся неторопливо рассматривать ее в восхищении, как будто не найдя себе никакого другого занятия.

Но Вильс резко бросил:

— Как мило, Ликсандор. Осмелюсь напомнить: если бы не этот флюгер, судьба Длантова стада постигла бы еще пять тысяч человек.

Едва справляясь с переполнившим его презрением, тритарк Ликсандор швырнул на стол карты. Он по традиции коротко стриг волосы и носил длинную бороду, но отличался такой же крепостью и стройностью сложения, как Вильс и Фенсер, и был не старше их.

— У нас с тобой нет повода для ссор, Вильс, разве что твои знакомства.

— Значит, есть повод.

— Почему ты с такой горячностью берешься защищать эту южную крысу? Уртка побери, да кто он такой? Если он водит нас за нос, значит, он — неприятельский шпион. В таком случае я повесил бы его, одновременно признав, что он — человек чести. А если нет, он — просто прокаженный, питающаяся падалью тварь. На войне допустимо пользоваться услугами тех, кто предал свою страну и соотечественников, но я скорее соглашусь оказаться в хлеву рядом с грязным вонючим боровом, чем в одной комнате с ним.

Фенсер оторвался от розы и вскинул голову. Он отчетливо проговорил:

— Сударь, вы вынуждаете меня предложить вам иную возможность.

Горя нетерпением, Ликсандор повернулся к нему.

— Что означают ваши слова?

— То же, что и всегда. Оставляю время и место на ваше усмотрение. Впрочем, если вам удобно завтра утром, меня бы это очень устроило. На неделе мне необходимо отправиться в столицу, у меня там дела.

Ликсандор нахмурился: