Спасти Элвиса - Веркин Эдуард - Страница 19

– Это, – я кивнул на Питера, – младший дератизатор Паркер. Он прибыл к нам из США, штат Иллинойс. Это очаг белого бешенства – чрезвычайно опасной инфекции, вызывающей двустороннее воспаление мозга. Есть подозрение, что вместе с оборудованием для энергетической промышленности в наш город проникло несколько носителей бешенства – белых крыс. Это чрезвычайно опасно.

Я поглядел на Питера, подмигнул ему через маску. Питер не сплоховал и ввернул длинную фразу на английском, из которой я разобрал только «инфекшн», «оверкилл» и «монстрз».

Глаза у женщины забегали – сомнение мне заронить удалось.

– В настоящее время МЧС проводит в районе операцию «Микки Маус – 4», с помощью специальной аппаратуры, – я потряс прибором, – мы определяем носителей белого бешенства. Поэтому повторяю – в вашем жилище имеются крысы, белки, шиншиллы...

– Нет у нас никаких крыс, – слишком честным голосом сказала женщина. – В нашем доме последнюю крысу двадцать лет назад видели!

– У нас имеется информация, что это не так.

Повисла пауза.

– Довожу до вашего сведения, что укрывательство носителей бешенства наказывается по триста восемнадцатой статье административного кодекса. В случае если по вашей вине возникнет очаг инфекции, предусмотрено уголовное наказание.

Мать Коростылевой принялась кусать губу.

– Повторю, – сказал я, – у нас есть достоверная информация, касающаяся присутствия в вашей квартире возбудителей бешенства.

Тут весьма кстати водитель машины во дворе бибикнул. А пожарные машины так бибикают, что стекла иногда вылетают. Женщина вздрогнула и, насупившись, спросила:

– Кто вам сказал?

– Это конфиденциальная информация, – с американским акцентом выдал вдруг Питер – порождение мира добровольных осведомителей, конфиденциальной информации и сотрудничества населения с властями.

– Я знаю, кто это! – Женщина с ненавистью посмотрела в сторону площадки первого этажа. – Эта! Это эта!

– В управление МЧС поступил сигнал, – заявил я. – В свете проводимой в настоящее время городской операции...

– Ну, дрянь! – мать Коростылевой погрозила вниз кулаком.

Маленькие коммунальные войны, радость сердца. Теперь наш визит станет причиной конфликтов на ближайшие полтора года. А так и надо. Надо своих детей воспитывать в уважении к порядку, а не любителями животных. Если все будут любить животных – до чего мы так докатимся?

– Вы собираетесь сотрудничать?! – дребезжащим голосом спросил младший дератизатор Питер Паркер.

– Да! – нервно ответила женщина.

– Я внесу вас в список лояльных граждан, – заверил я.

– Развела тут зверинец... – раздраженно сказала женщина и пропустила нас внутрь.

Это скорее всего относилось к Коростылевой-младшей, видимо, согласия между Коростылевой-старшей и Коростылевой-младшей не было. Когда мы проследовали в коростылевскую комнату, я понял почему.

Комната Коростылевой-младшей представляла собой настоящий филиал зоопарка. Под потолком были развешаны клетки с птицами. Скворцы, галки, вороны, голуби, несколько куцых перепелов и какие-то совсем маленькие и совсем невзрачные птицы, я подумал, что соловьи. Клетки были явно самодельные, а птицы сидели смирно и пришибленно, вращали бусинками глаз.

Вдоль стен тянулись книжные стеллажи, на которых, впрочем, книг видно не было, а были клетки. Такие маленькие сердитые клетки, в которых сидели маленькие сердитые животные. Я опознал нутрию, ежа, одноногую белку, мелкую и по виду чрезвычайно злобную собачку с полным отсутствием породы, два зверя были мне незнакомы, такие длинные. Было несколько перелинявших зайцев и что-то вроде енота.

И эти тоже сидели смирно и не галдели, видимо, с нарушителями режима тут проводилась грамотная воспитательная работа. Кстати, я также отметил, что не было запаха. Совсем не было. Обычно даже один-единственный кролик умудряется изрядно попахивать, а тут... Животные не только не издавали звуков, они даже не пахли. Видимо, у Коростылевой был на самом деле звероводческий талант.

Наивный Питер протянул было к зайцу палец, но заяц немедленно постарался его за этот палец цапнуть. Заяц, а хищник.

В нижнем ярусе комнаты располагались посудины со всевозможными рептилиями и земноводными. Черепахи, тритоны, ужи, еще какая-то мокрая и скользкая пакость.

В центре тумба с аквариумом.

Аквариум был самой мрачной деталью помещения и походил на настоящее болото. В водоеме сидел огромный усатый сомик, похожий то ли на угря, то ли на змею. Этот сомик пребывал в постоянной активности, в результате чего вода была взбаламучена, растения плавали поверху, и даже минимального эстетического удовольствия от этой помойки получить было нельзя. Впрочем, вполне может быть, у Коростылевой были свои, альтернативные представления о прекрасном.

Все животные были мрачными и угрюмыми, никаких жизнерадостных рыжих кроликов, никаких ярких попугайчиков, никаких пестрых рыбок, ничего веселого и приятного глазу. Коричневые краски, крапчатые расцветки, все маскировочное, унылое, серое или цвета мокрого асфальта.

Странно, что не было вместилищ для змей, пауков, скорпионов и других ядовитых существ, наверное, Коростылева, как любая женщина, их не очень жаловала.

А еще я отметил большой прозрачный ящик с красным крестом на боку. Дверца ящика была прозрачной, сквозь нее виднелись пузырьки с лекарствами, бинты, шприцы и набор хирургических инструментов. «Интересно, – подумал я, – Коростылева на самом деле подбирает всех этих животных и ставит их на крыло или ловит их в здоровом состоянии и уже потом лечит до смерти?»

Ответа на этот главный вопрос комната не давала.

Вообще, единственным светлым пятном являлось окно. На подоконнике был установлен обширный плексигласовый вольер, в котором напропалую резвилось десятка два белых крыс.

Здоровенных. Толстых. Размером с Элвиса. Такие стероидные крысы, могучие.

Это было странно – с такими вкусами Коростылева должна была содержать обычных серых крыс, тех, которые в изобилии водятся в подвалах, на помойках и в других неприятных местах. Но у Коростылевой были крысы только белые.

Однако почти сразу я понял – это были не простые крысы, а крысы освобожденные. В смысле, выкраденные Коростылевой в разных учреждениях, где эти крысы использовались. Видимо, в этом вольере осуществлялась их адаптация к будущей жизни. С прицелом на грядущее выпущение.

– А где она спит? – с удивлением спросил Питер.

Это был тоже вопрос нелегкий. Видимо, тут где-то имелась раскладушка, хотя вполне могло быть, что Короста спала на полу, в обнимку со своими черепахами.

Но выяснять, где обитает Коростылева, было недосуг. Я велел Питеру стоять на страже и занялся крысами.

Снял тяжелую маску и подошел к подоконнику.

– Как определить, где Элвис? – встревоженно спросил Питер.

– Это просто, – самонадеянно сказал я.

Однако это оказалось не так просто, как представлялось. Я вылавливал из вместилища крысу, заглядывал ей под заднюю лапу, не обнаруживал татуировки и выпускал обратно. Она тут же смешивалась с остальными, и я никак не мог определить – проверял я уже эту крысу или нет. А ни по каким другим признакам Элвис Тридцать Восьмой никак не отличался от своих собратьев.

Крысиный досмотр продолжался уже, наверное, минут пять, а Элвис все не обнаруживался. Тогда я сменил тактику. Я стал доставать крыс, осматривать и выпускать на пол. Они, к удивлению, не разбегались, держались белой кучкой и, как мне показалось, старались усаживаться рядками.

Когда осталась последняя капля... то есть крыса, меня что-то стало разбирать сомнение. Я поймал грызуна, заглянул ему под заднюю лапку и отправил обратно в аквариум.

– Нет, – сказал я.

Честно говоря, такого я не ожидал. Совсем. Это было поражение. Поражение № 2. За два последние дня два поражения.

– Чего нет? – спросил Питер.

– Элвиса.

– А где же Элвис?

Вопрос.

Где мог быть этот чертов Элвис. Короста меня перехитрила. Умная, на самом деле умная.